дала за женщинами. Она насчитала девять человек разного возраста, роста, с различным цветом кожи. Клавдия тоже подошла к крану, умылась, пригладила волосы, попила воды из своей бутылки, мысленно поблагодарив переводчика и вернулась тихо в свой угол, к своим мыслям, в свой улиточный домик.
– Ты с Украины, или русская?
Женщина подняла глаза. Перед ней стояла высокая, красивая девушка. Так показалось на первый взгляд.
– Русская, – хрипло ответила Клава и почему-то даже не удивилась, что услышала родную речь.
– Я так и поняла. Ты разговаривала и кричала во сне. Тебе поесть надо, силы пригодятся, – она протянула тарелку с кашей, лепёшку с сыром и присела рядом, – Вижу, как ты гробишь себя. Ешь через силу. По маленькой ложечке. Иначе здесь долго не протянешь. Меня Таня зовут. У тебя покурить есть?
Клавдия мотнула головой, через силу глотала еду, не чувствуя вкуса, и рассматривала сердобольную собеседницу. Вблизи она уже не казалась красавицей – грубый татуаж бровей, обесцвеченные волосы, которые чернели у корней, зубы с налётом табака.
– Мы с подругой из Украины, забрали за занятия проституцией, – как ни в чём не бывало, продолжала женщина. – Козлы-арабы, сидим здесь уже неделю, вместо отеля четыре звезды. Через несколько дней виза заканчивается и билет на обратный путь есть, так что отправят нас восвояси. Такой вот отдых у нас получился на этот раз. А ты что здесь?
– Я Клавдия. Меня обвиняют в убийстве сына, – женщина озвучила страшное, и сама ужаснулась от дикости этих слов.
– Ни чего себе ты попала! – присвистнула Татьяна. – Тебе адвокат нужен.
– Нужен, – эхом безразлично отозвалась Клавдия и, положив под голову ладошки, прилегла на голый бетонный пол. То ли от съеденного, то ли от духоты у неё закружилась голова, и к горлу подступила тошнота. Татьяна подсунула сложенное, несвежее полотенце, погладила по волосам и понесла мыть грязную тарелку, понимая, что Клавдию сейчас лучше не трогать. И вообще, ею никто не интересовался, казалось все быстро забыли инцидент с ночной истерикой. К ней не обращались, не вступали в беседу, не лезли с задушевными разговорами. Это и понятно– на каком языке с ней общаться и на какие темы? Клава украдкой рассматривала женщин и скоро поняла, что помимо неё и двух, уже знакомых девок из Украины, остальные были египтянками. Они негромко о чём-то разговаривали между собой на одном языке, одинаково одетые– платки на голове и длинные, льняные рубахи. Клава подумала, что им гораздо комфортней в таких платьях, чем ей в узких, уже грязных бриджах и майке. А украинки так вообще разодетые в короткие юбки и блузки с глубоким декольте. Видно, как полиция забрала с улицы за интересные занятия, так и парятся уже несколько дней в том, в чём их доставили. Но такие мелочи девок не волновали, они травили байки, громко смеялись и курили припрятанные бычки с вонючим табаком. Клавдия наблюдала за всем происходящем в этом узком, жарком пространстве и думала о том, что невзирая на жуткие условия у каждого из них есть надежда, которая даёт силы дышать этим спёртым воздухом, есть сухие лепёшки с несъедобной кашей, верить в перемену судьбы и смеяться. Через несколько часов, из узкого оконца над головой снова послышалась пронзительная песня муллы. Мусульманки без суеты потянулись к умывальнику, и окропив лицо и руки водой, вставали на колени, с надеждой глядя в окно, шептали только им известные молитвы, бесконечно роняя тело на пол. Возле Клавдии тихонько присела Татьяна и заговорила вполголоса, как будто продолжала прерванный разговор:
– Представляешь, они искренне считают, что Аллах создал их и их трудности. И в его силах изменить этот мир без труда и решить любую проблему. Сами совершали преступления, убивали, воровали, а стоит только попросить Всевышнего и все трудности будут позади. Интересно, а кто за них сидеть будет?
– Они и будут, – Клава вздохнула. – Только с верой. И не важно, услышит ли он их призывы из этих застенков.
– Услышит. Они считают, что их Бог знает всё явное и скрытое, поэтому Аллах слышит любую молитву и не важно про себя или вслух произнесена, в глубокой шахте или на Луне.
Клава с интересом взглянула на собеседницу. Татьяна поймала на себе взгляд русской.
– Что смотришь? Думаешь, я всегда на панели стояла? Нет, конечно. Я учитель английского языка, в школе работала преподавателем. А вот судьба по-другому распорядилась. Мы живём в небольшом городе в Западной Украине, недалеко от Львова. Вышла замуж, родила двоих детей, мать-старушку из деревни к себе забрала. Вот только мебельную фабрику, на которой работал муж, закрыли. Он отправился в Польшу на заработки… и не вернулся. Вот уже четыре года, как я не видела его. Сначала звонил, даже денежки присылал кое-какие, а потом никаких известий.
– А ты пыталась его искать?
– Нет, – просто сказала Татьяна. – Потому что небольшие деньги раз в два месяца он присылает, значит, жив – здоров, работает. Только я ему уже не нужна с двумя детьми и с больной матерью. Поди пристроился к какой-нибудь панночке и думать про нас не хочет. А я, чтобы всех прокормить, обуть, одеть, лекарства для матери купить, вынуждена куролесить с арабами. На учительскую зарплату вчетвером не проживёшь. Дома думают, что я группы туристов сопровождаю, – женщина закатила глаза. – Как курить то хочется, даже больше, чем кушать.
Они помолчали, прислушиваясь к тихому шелесту непонятных слов, и Клавдия подумала, о чём могут просить эти женщины? Скорее всего о свободе. Что может желать человек, находясь в этих застенках? А может кто-нибудь из них просит смерти за тот грех, который они совершили? Уж лучше свобода в смерти, чем пожизненное заключение в калабуше.
– Я думала, что у мусульман нет женщин преступниц, – глядя на круглые спины, тихо сказала Клава.
– Есть. И у мусульман, и у католиков, и у православных, и у буддистов. В тот момент, когда преступление совершается, никто не думает о Боге и о грехе, только о себе. Это потом прозрение наступает и раскаяние. Вон та, – Татьяна незаметно кивнула на крупную женщину, которая утром ударила Клавдию, чтобы привести в чувство, – она убила своего мужа. Он издевался над ней, а она не выдержала и зарезала его ножом в один прекрасный момент. А вот эта, молодая, сожгла свой дом с тремя детьми, ей их кормить нечем было, потому что муж на стройке погиб, свалился с лесов прямиком на арматуру, как шашлык на шомпол. А вон та бабка хотела аборт сделать, чтобы грех замужней женщины скрыть, а та взяла, да и померла от кровопотери. Здесь у каждой своя история. Как у нас с тобой.
– А откуда ты про них знаешь?
– Я же учитель английского языка в прошлом, а вон та, переводчиком в крупном отеле работала, она и рассказала.
– А за что она здесь?
– Наркотики толкала.
Клавдия увидела красивую, молодую женщину, которая, в отличие от других, сидела спиной к стене, с отсутствующим видом, и если и молилась, то без коленопреклонений, поклонов и про себя. Она вдруг подумала:
«А мне какого Бога просить? И о чём просить? Сына не уберегла, самое место на этой каторге»!
А Татьяна закусила губу, и, искоса глянув на русскую осторожно спросила:
– А что с сыном твоим?
– Я знаю, что ты хочешь спросить, – ощетинилась Клава. – Ты чтобы обеспечить своих ребятишек, на панель пошла, а я, думаешь, на собственного сына смогла бы руку поднять?
– Да нет, нет, я и не думаю так совсем, – заторопилась Татьяна. – Но кто-то это сделал?
Клава закрыла лицо руками и еле сдерживая рыдания, всхлипнула:
– Не знаю! Мне дажетстрашно думать о том, как это всё происходило! Кажется, сердце разорвётся от таких мыслей!
Жена Мустафы весь вечер и утро суетилась возле него, отпаивая чаем, таблетками и отварами. К утру следующего дня шеф туристической полиции чувствовал себя достаточно сносно. Криминалисты и эксперты работали до поздней ночи на месте происшествия, снимая отпечатки пальцев, тщательно осматривая каждый сантиметр и волосок в номере отеля. Оперативники вели допросы персонала и свидетелей. Действия необходимо было провести быстро и слаженно, чтобы не доставить неудобства отдыхающим и не уронить реноме отеля. И уже утром на столе у Мустафы лежали все бумаги и до обеда он просидел в своём кабинете, просматривая протоколы осмотра с места происшествия. В номере помимо пальцев Клавдии, Василия и уборщика обнаружилось множество неизвестных отпечатков. Опрос персонала показал, что во время убийства на морском пляже, принадлежащем отелю, загорали туристы из Австрии, и они могли бы подтвердить, или опровергнуть алиби Клавдии на это время. Загвоздка состояла в том, что к тому времени, как оперативники обнаружили этих свидетелей, группа туристов из Австрии уже поднимались на борт самолёта, направляющегося в Вену. Мустафа кусал дужку очков и думал, что придётся выходить на австрийских коллег, делать официальный запрос с просьбой, чтоб они провели опрос туристов. Он переговорил со своими коллегами из криминальной полиции, и было решено оставить дело русской женщины у него, потому что касалось только туристов-иностранцев. Во всяком случае до того времени, когда поступит экспертиза от патологоанатома и приедет представитель российского консульства из Каира. Только и экспертизу, и приезд представителя они могли ожидать в лучшем случае завтра утром. Ещё имелось время– по закону они могли задержать подозреваемую сроком до четырёх суток. А пока он хотел ещё раз поговорить с подозреваемой. Мустафа приказал связаться по телефону с вчерашним переводчиком и отправить за ним автомобиль, а женщину уже везли из изолятора временного содержания сначала в морг для опознания тела погибшего мальчика, потом к нему на допрос. Как потом рассказал офицер, который сопровождал Спиридонову в морге, когда она увидела тело, то сначала что-то причитала, гладила и целовала тело мальчика, а потом обмякла и завалилась без сознания, да так, что ударилась головой о край каталки. Потом кое-как откачали её нашатырём, и ушибленное место замазали йодом.