– Послушай Пётр,спасибо тебе за всё, за помощь, за деньги, за заботу, но у тебя есть же своя жизнь. Ходи в кино и рестораны с женщинами, занимайся своим хобби, радуйся жизни. Здесь, с нами живёт печаль, с нами грустно…
– Нет, это ты послушай Клава, – Пётр неожиданно разозлился. – Я знаю, что тебе пришлось пережить, только я хочу напомнить – я тоже сына потерял! Убийца до сих пор не найден и не наказан! А ты думаешь только о себе, смотрите, какое горе у неё, а то что я тоже могу плакать и страдать, тебе дела нет. Ты из-за своего эгоизма лишила меня сына на много лет…
– Это я эгоистка? – взвизгнула Клава. – Ты даже не пытался что-то узнать, ты же гордый, два раза в одну дверь не стучишь! Думаешь легко одной было с ребёнком! Да и вообще, катись ты! – на Клавдию опять нахлынули воспоминания, она бросила трубку, чтобы не разрыдаться.
Мать стояла в дверях, слушала разговор и сокрушённо качала головой:
– За что ты гонишь его? – мать присела рядом на диван. – Мы с отцом сразу поняли, что он отец Василия. Как горько он плакал и сильно горевал, от гроба почти не отходил, две ночи рядом просидел, всё волосы Васеньке приглаживал и шептал что-то. Как будто сказки рассказывал, которые не успел в жизни рассказать, – Мать перевела дух, вздохнула тяжело и продолжила. – Скоро позвонил из Египта какой-то Константин Николаевич, представился сотрудником посольства. Он сообщил, что тебе нужен адвокат, мы обрадовались, что хоть кто-то хлопочет о тебе там, в Египте, но когда сообщил сколько за защитника надо заплатить, нам с отцом стало страшно от того, что можем потерять и тебя. Деньги нужны были немедленно, а чтобы продать машину или дачу надо время. Тогда Пётр просил нас не беспокоиться ни о чём. Сначала он хотел лететь в Египет, да только меня на скорой увезли, а отец, сама знаешь, в обнимку с зелёным змеем. И Пётр по телефону с этим Константином Николаевичем от нашего имени часто разговаривал, деньги перевёл на счёт адвоката и всё расспрашивал что ты да как. Клавдия подумала, что совсем не знала его с этой стороны, а ведь Пётр может быть ранимым и надёжным, а про деньги, откуда они взялись и думать забыла.
«Точно эгоистка, отлегло от задницы, разлеглась на мамкиных подушках, а долги отдавать надо».
И вслух сказала:
– Я отдам деньги, кредит в банке возьму.
Мать взяла руку дочери в свои тёплые ладони и пожала плечами:
– Поговори с ним, да только думаю Пётр денег не возьмёт, только зря в долги влезешь. За несколько дней до твоего приезда к нам пришёл сосед с первого этажа, услышал, что отец за бесценок свою новую машину продать хочет, тот пьяный во дворе трепался, что мол купил свою красотку в салоне за двадцать тысяч долларов, а продаст за пять. Хорошо Пётр в этот момент был рядом, он соседа по добру поздорову отправил и просил всем желающим передать, что мол лавочка закрылась, ничего не продаётся и не покупается. А нам с отцом наказал, чтобы прекратили торговлей заниматься, деньги он брать назад всё равно не станет.
– Я поговорю, он должен взять, – упрямилась Клава.
– Ничего он не должен, – мягко проговорила мать, – он нуждается в тебе, притёрся, как кот бездомный. Только привык к радостной мысли, что у него сын есть, так эту пустоту тобой сейчас закрывать будет. Бог испытания посылает для того, чтоб было понятно, что счастье рядом, не надо гнаться за ним и искать его за тридевять земель, оно само придёт, когда час настанет. И если Бог отнял самое дорогое, то что-то хорошее готовит для тебя.
– Да не будет хорошего для меня от Бога, мама! Хуже меня нет, я даже не грех совершила, который замолить можно, я предала, Бога своего предала за фантики, за мишуру! – в голосе Клавы звучало отчаяние, она посмотрела матери в глаза. – Халил просил меня веру поменять, мусульманкой стать, что, мол, родители его категорически настаивают, да и если мы семья, то и веры быть одной должны. Я согласилась, говорю, в следующий раз приеду, так и сделаем. Не думала в тот момент ни о Боге, ни о вере, только о том, что если ислам приму, то легче будет работу найти, с его семьёй сблизиться. Представила себе, что Василий повзрослеет, учиться будет в университете Каира и много дорог откроется для нас. Только Бог отвернулся от меня, и как прощения просить не знаю!
– Не казни себя и не изводи душу виной. Ни в чём ты не виновата, деточка моя. Если Бог живёт в душе, он никогда не оставит тебя. Вот послушай: Два человека пришли в храм помолиться фарисей и мытарь. Фарисей обращался с благодарностью к Богу: «Благодарю тебя Боже за то что я не такой грешник как прочие люди, я не пью, не ругаюсь, не обманываю. Я пощусь два раза в неделю, отдаю на храм десятину.» А мытарь стоял у дверей храма, не смея даже глаз к небу поднять и переступить порог храма. И только бил себя в грудь повторяя:
«Боже! Будь милостив ко мне, грешнику!» И услышал Господь не гордыню и самодовольство фарисея, а смирение и сознание своих грехов– мытаря. Потому что каждый возвышающий себя будет унижен, а каждый унижающий себя возвысится!
Вскоре приехал Пётр. Родители встречали его как родного, мать принесла домашние тапочки, отец потянул на кухню курить. В глубине души шевельнулось чувство ревности и Клава горько подумала, что нельзя в душе иметь даже маленький уголок с пустотой, там надо обязательно поселить новую любовь и привязанность, или там поселится болезнь, которая со временем разрушит душу и тело. Они накрыли на стол и сели обедать. Пётр с шести утра был на ногах и разомлел от сытости, уюта и тепла, сел в кресло и задремал. Мать прикрыла его колени пледом, Клава убирала посуду со стола, отец читал газету. Пётр очень изменился с того времени когда был влюблён в Клаву. Тогда он набрал кредитов, купил большой бокс гаража в одном разваливающимся авто предприятии и с головой окунулся в работу. Зачастую у него не хватало времени просто выспаться, а не то чтобы таскать букеты с цветами и обивать пороги в надежде на любовь и взаимность, тем более что тебе уже несколько раз не открыли дверь и не отвечают на телефон. Пётр тяжело делал свой бизнес, иногда нарушал закон, якшался с криминальными авторитетами, катался на стрелки, свободно входил в кабинеты областной Администрации, обедал в ресторанах с директорами предприятий. Он был неутомим и дела вёл жёстко, порой жестоко и поэтому заработал авторитет в определённых кругах. С ним считались и старались не переходить дорогу. У него имелись приятели и не было друзей, он заводил любовниц и не хотел жену. Он старался не отягощать себя привязанностями. Но Пётр уже не желал уходить от этих людей, из этого дома,особенно когда за окнами стоял мороз больше тридцати. Ещё мужчина осознавал, что они нуждаются в поддержке. Отобедав они отправились в другой город на квартиру Клавы. К дому подъехали, когда огромный красный шар солнца размазал розовые тона на белых сугробах. Она с тоской думала о предстоящей, одинокой ночи, как будет перебирать Васины вещи, смотреть его фотографию на стене, расставлять в ряд его машинки. Пётр чувствовал её замешательство. Он видел, что Клава не хочет покидать тёплую машину. Стало понятно, что женщине страшно оставаться в одиночестве. Ночью придёт память, начнёт разрывать душу воспоминаниями, теми привычными вещами, которые так и стоят, как в день отъезда. И он предложил ей, ни на что не надеясь:
– Хочешь, я останусь с тобой?
Клава подумала несколько секунд:
– Спасибо Петя, за всё спасибо. Хочу. Мне страшно быть одной в пустой квартире. Я наверное скоро привыкну, но сейчас мне тошно и жутко. Я или уеду к Женьке, или напьюсь водки и буду много плакать. Завтра на работу приду с опухшей мордой и все сделают неправильные выводы, а я этого не хочу.
– Пойдём.
Пётр вытащил её чемодан из багажника, поставил на сигнализацию машину, и они, не дожидаясь лифта, пошли пешком на третий этаж. Почти не разговаривали, пили чай с бутербродами, потом залезли с ногами на диван, включили телевизор. Клава положила голову к нему на колени и попросила:
– Петь, заплети мне косички, мне Вася плёл, когда у меня бессонница была и я быстро засыпала.
– Давай, только я не умею косички, я просто прядки поперебираю.
Когда Клава ровно засопела, он накрыл её пледом и ушёл в детскую комнату, лёг на кровать сына, на его подушку и укрылся его одеялом. Лежать рядом с Клавой было выше его сил. Он хотел обнимать, гладить, целовать, дышать с ней рядом. Он хотел её. Пётр никого так не хотел как её, с самой первой встречи, и ни одна женщина не манила так сильно. Да и все чувства были какими-то острыми. Когда произошла эта трагедия, и она попала в тюрьму Пётр ощутил невыносимую боль и тоску. В первый момент встречи в аэропорту, худенькую с огромными глазами, хотелось схватить и спрятать в душе, а там холить и лелеять, чтобы любимая женщина больше не знала боли. Пётр понимал, что любит её и не желает больше уходить, но не хотел давить и ждал, что она позовёт его сама. Ждал до поры до времени. И в то же время знал, что уже никогда и никому её не отдаст.
Утром стараясь не шуметь и не разбудить Клаву, сварил кофе Он стоял у окна на кухне, курил, задумчиво рассматривая заснеженные улицы. Пётр допивал вторую чашку и не слышал, только почувствовал, как сзади тихо подошла Клава.Часы тикали на стене, а они стояли рядом у окна и смотрели на снег. Она пальцем провела его по спине:
– Ты сваришь мне кофе?
– Нет.
Не поворачиваясь ответил Пётр.
– Спасибо .
– Надо бежать, – он повернулся к ней и по-дружески положил руку на плечо. – А пойдём сегодня в ресторан.
– А пойдём.
Легко согласилась Клава, потом представила, что встретит кого-нибудь из знакомых или коллег, придётся отвечать на вопросы, делать улыбку или рисовать скорбь. Да и для того чтобы перебирать наряды, делать макияж и маникюр у неё не найдётся душевных сил. Вот и опять от дыма сигарет её снова замутило. Клава открыла форточку, вдохнула глубоко свежего, морозного воздуха и предложила:
– Давай я лучше что-нибудь приготовлю дома.
–Дома, так дома, – Пётр увидел, что Клава побледнела. – Ты в порядке? Тебе надо пойти к врачу.