Мы не были против: желание клиента – это закон… Особенно если в выигрыше остаемся в первую очередь мы.
Вот и наш нынешний клиент, профессор Коул, тоже решил обратиться к нам за этой услугой под давлением заботливой сестры.
– Видите ли, в чем дело, – нервно теребя в пальцах платок, объяснил он. – У меня как-то совершенно отсутствует эта полезная способность экономить. Поэтому я вечно с дырой в кармане, как говорят.
Он неловко рассмеялся и продолжил:
– Вы поймите, я коллекционер и исследователь. А всякие редкости стоят довольно дорого. А с тех пор как Египет вдруг стал настолько модной темой в светских гостиных, цены на новинки из раскопок взлетели!
– Так вы, стало быть, не чураетесь черных археологов[10]? – спросил Валентайн удивленно. – Вы же профессор…
– Ох, видите ли, господин Смит. – Профессор Коул вытер пот со лба. – Именно потому, что я профессор, я стараюсь отслеживать аукционы. Особенно те, которые, скажем так, скрыты от посторонних глаз. Иначе действительно важные предметы могут попасть не в те руки!
– Например? – заинтересовался я.
– В гробницы к фараонам, да и просто важным государственным деятелям разных периодов истории, часто клали не только сакральные предметы веры, но и мощные артефакты, – оживился профессор Коул, а его голос сразу окреп, как будто он читал лекцию с кафедры, а не сидел в конторе гробовщиков. – Попав не в те руки, эти артефакты могут причинить множество бед, поскольку даже тысячелетия спустя не теряют свою силу. А ведь зачастую они наполнены последними чувствами: желанием отомстить, горечью и печалью, страхом смерти… Египтяне были такие же люди, как мы.
– Но позвольте, – настал мой черед удивляться. – А как же тростниковые поля и все прочее?
Профессор Коул поправил пенсне.
– А вы, я вижу, разбираетесь в предмете! Неожиданно!
Валентайн рассмеялся.
– На самом деле ничего неожиданного. Мы же гробовщики. С какими только запросами не приходят к нам клиенты! Вот уже пару раз приходилось устраивать похороны, как в Египте, мы даже научились делать каменные саркофаги…
Глаза профессора округлились.
– Прости господи, какой ужас. – Он размашисто перекрестился и добавил: – Да упокой Господь их душу, ибо в заблуждении своем не ведают, что творят.
– А мы уже было подумали, что вы тоже попросите себе каменный саркофаг, – пожал плечами Валентайн. – Мы не осуждаем ничей выбор, наша задача лишь устроить самые лучшие похороны, которые понравятся покойному.
– О-о-о, нет-нет! – замахал руками профессор Коул. – Я увлеченный человек и изучаю Египет много лет, но чтобы настолько… Я бы хотел обычный дубовый гроб, можно липу, и комфортное местечко на этом новом кладбище в Бруквуде, там, говорят, приятно и спокойно…
Я взял записную книжку и начал записывать, чтобы не упустить ни единой детали при выставлении счета.
Профессор Коул протер пенсне и спросил:
– Но почему вы решили, что я поддамся этой странной моде?
Валентайн указал на значок у него на лацкане:
– Те, кто заказывал у нас погребение столь… интересным образом, тоже носили подобные значки. Мы предположили, что это что-то значит.
– Ах, это! – Профессор Коул рассмеялся. – Мне племянник подарил. Это знак любителей Египта, они еще называют себя «Обществом Осириса». В отличие от сугубо мужских клубов, сюда вступают и женщины. Это в общем-то даже не клуб, а как бы вам сказать… Таким образом мы даем друг другу сигналы, что мы тоже увлекаемся Египтом. Так легче найти собеседников: сразу есть темы для разговора! И на аукционах это помогает!
– Как интересно, – воскликнул Валентайн. – Вы знаете, а я совсем ничего не понимаю в этой теме, а ведь моя цель – исполнение всех капризов клиентов. Отчаянно боюсь что-то упустить. Вы не дадите нам с коллегой несколько консультаций?
– С удовольствием, – просиял профессор Коул, человек, истинно увлеченный своим делом. – Я с радостью вас просвещу и отвечу на любые вопросы, а еще вы можете прийти ко мне на публичную лекцию… Или вот… Через пару недель, кажется, планируется аукцион. Может быть, вам будет интересно его посетить?
– Но ведь на черные аукционы нельзя попасть просто так? – Я смахнул с лица челку и посмотрел на профессора.
Тот задорно рассмеялся, как будто в его круглом теле жила душа мальчишки. Мне стало интересно, каким бы был его призрак.
– Это со стороны нельзя, а если за вас поручится кто-то из своих, то почему бы и нет? В конце концов, вдруг вы тоже что-то купите? Аукционы нуждаются в новых покупателях, иначе они не выживут!
– Вот и славно, мы с партнером будем только рады, верно, Дориан?
Я поежился. Не то чтобы идея посещать даже законные аукционы с их шумной торговлей и громким стуком молотка казалась мне соблазнительной. Но я вспомнил про украденный из коллекции лорда Лейтона анкх и понял, чего хочет Валентайн.
– Конечно. – Я слабо улыбнулся. – Буду только рад.
– Вот и славно! – Профессор Коул подскочил в кресле. – Ох, я совсем забыл о деле. Финансы… Я говорил о том, что финансы утекают, а я уже немолод, да и сердце пошаливает… Оформите мне, пожалуйста, возможность уйти спокойно и не досаждая моей дорогой сестрице, господа?
У нас ушла еще четверть часа, чтобы уточнить у профессора все подробности и подписать с ним контракт. Профессор Коул заплатил четыре пенса за этот месяц и удалился, довольно насвистывая.
Едва за ним закрылась дверь, мы с Валентайном посмотрели друг на друга, разом перестав дежурно улыбаться.
– Мне все это не нравится, Дориан, – произнес Валентайн. – Не могу объяснить почему, но не нравится.
Я согласно кивнул, еще не представляя, что не пройдет и пары дней, как появится объяснение наших тревог.
Глава 5Розмарин на могилу друга
Ястоял на пороге, подставив лицо солнцу, и размышлял, велик ли риск замерзнуть, если оставить дома пальто. Обманчиво-теплая погода могла измениться в любой момент, но все же искушение было слишком велико.
Мои размышления прервала миссис Раджани.
Тяжелое шерстяное пальто легло мне на плечи – для этого моей индийской экономке пришлось встать на цыпочки.
– Мастер Дориан, – возмущенно сказала она. – Сейчас самая опасная погода! Проще простого поддаться искушению, но что потом? Захиреть и лечь в гроб! Вы этого хотите?
– Дориан, дорогой, если вам надоело заниматься бизнесом, так и скажите, зачем же так радикально, – с усмешкой заметил мистер Ч. М. Блэк, возникая у порога.
Покидать дом с черными ставнями он не мог, зато устроить небольшое столпотворение у порога было вполне в его компетенции.
– Ничего мне не надоело. – Я закатил глаза и засунул руки в рукава пальто. – Но разве мы не должны пользоваться редкими минутами тепла, чтобы вспомнить, сколь прекрасна жизнь?
Мистер Блэк приблизил ко мне обожженное лицо, скрытое черной вуалью.
– «Прекрасна жизнь»? Мистер Дориан Хэйзел, это точно вы, или мрачный доппельгангнер подменил вас?
– Чарльз, перестаньте. – Я не смог сдержать улыбки. – Совершенно точно я, из плоти и крови, а яркое солнце может отогнать дурные мысли у кого угодно.
– Вот тут сомневаюсь. – Мистер Блэк покачал головой. – Когда я занимался похоронным делом, чаще всего я хоронил юных самоубийц именно в это время, когда все расцветает, зеленеет и напитывается жизненной силой. Испытание витальностью порой вынести тяжелее самых темных ноябрьских ночей.
Я поежился, вспоминая Итон.
– Я предполагал, что это все-таки вызвано внешними обстоятельствами – сессиями и тиранией профессоров.
– У всех свои причины расстаться с жизнью. – Мой призрачный сосед философски пожал плечами. – Главное, чтобы они заранее позаботились об оплате собственных похорон. В конце концов, это единственное, что должно волновать нас, гробовщиков.
– Хорошего дня. – Я выскользнул на улицу, прекрасно зная, что, если на мистера Блэка находил подобный стих, остановить его было невозможно.
Миссис Раджани выбежала за мной, держа в руках шарф.
– И это не забудьте! – строго сказала она. – Мистер Блэк бывает совершенно невыносим, но в одном он прав: сейчас так легко заболеть и замерзнуть! Вечером сделаю вам биттер масалу, согрею вашу душу!
– Что бы я без вас делал, миссис Раджани? – У меня кольнуло сердце. Я поцеловал экономку в лоб. – Возвращайтесь в дом, не надо стоять на улице в домашних туфлях. Я буду не поздно.
Оставшись один, я бросил еще один взгляд на чистое голубое небо и решил пройтись до конторы пешком – грех упускать такой замечательный день.
– Дориан, ангел мой, спаситель, какое счастье, что вы пришли! – В голосе Валентайна было столько тоски и печали, что я сразу понял: сегодня его одолели счетные книги.
При всей своей деловой хватке мой друг ненавидел скучную сторону бизнеса: цифры приводили его в отчаяние. Я же был поэтом, а следовательно, немного математиком, поэтому эту рутину я с удовольствием взял на себя. Меня она не угнетала. Но иногда на Валентайна находило желание проявить героизм, и заканчивалось это всегда одинаково. Он взывал о помощи.
Господь не велит нам оставлять ближних в беде, даже если они сами виноваты, поэтому я сбросил пальто и поспешил на помощь.
Тот печальный период моей жизни, пришедшийся на служение клерком в конторе мистера Бэнкса, был давно мной позабыт, однако прежние навыки никуда не делись. Считал я быстро, и поэтому потратил на приведение в порядок счетных книг вдвое меньше времени, чем Валентайн убивался над несправедливостью мира, придумавшего однажды цифры.
Валентайн в это время лежал на диване, бессовестно закинув ноги на спинку, и комментировал мой умственный труд:
– Я определенно не прогадал, друг мой, когда связал свою черную судьбу с вашей! Теперь мы вместе влачим жалкое существование гробовщиков, среди траурных роз и общественного неодобрения…
Я взвесил в руке чернильницу. Она была достаточно увесистой, но было бы жалко потом отмывать от чернил диван.