«Как одинок был он раньше», – подумала Старшая Дочь, глядя на них из окна.
Этот высокий и статный сефард носил большую кипу, характерную для недавно обретших веру, говорил с выраженным израильским произношением и каждое утро ездил на велосипеде в синагогу и обратно. А в Йом Кипур[28] такая торжественность! И, конечно, никакого велосипеда.
Он жил в пристройке единственного частного дома в квартале – этот дом никак не назовешь виллой, он весь состоял из пристроек и надстроек и напоминал лоскутное одеяло, сооружения с асбестовыми и жестяными крышами кое-как лепились друг к другу. В большей его части уже три поколения жила религиозная, очень набожная семья. У них было два дунама земли, и они обрабатывали их по старинке. Вааль тшува снимал у них одну из лоскутных пристроек.
Он здоровался со Старшей Дочерью и спрашивал: «Как дела?» Это было до первой засухи, тогда она еще решалась ухаживать за растениями в общем саду. Потом махнула на это рукой из-за опасения, что соседи, которым тоже приходилось оплачивать счет за воду, поймают ее за поливкой, да еще из шланга. С тех пор все растения во дворе погибли от жажды.
Не считая обмена приветствиями, они разговаривали лишь однажды. Он рассказал, что развелся, потому что жена была против возвращения к религии. Дети жили с ней в Кфар-Саве, он платил алименты, все по закону. Было понятно, что если она станет религиозной, он может вернуться, что для них еще не все потеряно. Но сначала она должна работать над собой, много работать над собой.
И вот теперь к ней приближается пара уже не молодых молодоженов. Новая жена одета скромно и набожно, волосы под платком. Встреча в районе вьетнамских луж. Бааль тшува и его жена стоят, держась за руки, каждый на своем клочке сухой земли.
– Здравствуйте, – сказал сосед.
– Здравствуйте.
– Как дела?
– Хорошо, спасибо. – Мгновение спустя у нее вырвалось непрошенное: – Поздравляю.
– А, – засмеялся сосед. – Большое спасибо. Правда, как дела? – Казалось, это его действительно интересует.
– Все в порядке, – пробормотала она, следя за тем, чтобы не свалиться во Вьетнам. Они повернулись и пошли по тропинке из гравия. Он не представил ей жену, а та смотрела на нее так, словно хотела отогнать.
Теперь между супругами воцарилось молчание. Это молчание установила между ними Старшая Дочь, причем без особых усилий. Впрочем, разговор вскоре возобновился, и они продолжили прерванные теологические умствования.
Через несколько дней, проходя перед их домом, Старшая Дочь увидела, что бааль тшува вскопал всю землю и отметил границы участка рядом треугольных красных камней. Однако за годы религиозных штудий он забыл о том, как растения нуждаются в солнце, а здесь не было ни капли солнца. Участок выходил на север, с восточной стороны был новый квартал; деревья, здания и пристройки заслоняли от солнца и участок, и весь дом. Тем не менее он посадил семена и саженцы и принялся ждать.
Это не настоящая зима, а какая-то подделка. Если в январе пользуются поливочным устройством, значит, с отсутствием зимы все уже смирились. Отчаяние наполняло сердца. Кто-то вырезал целую семью, включая трехмесячного ребенка, из мести за то, что глава семьи его уволил. За все годы страна не знала такой жестокости. Отчаяние. На коробках сигарет лучше было бы написать не о том, что курение вредит здоровью и может привести к смерти, а что оно вызывает отчаяние. Страна не знала еще такого отчаяния. Вот и Старшая Дочь полюбила умствования, но бааль тшува читал только религиозную литературу.
Строительство солнечных балконов все никак не заканчивалось. Иными словами, прошло несколько месяцев, которые казались вечностью. Все дома здесь начинались как длинные, многоквартирные здания, похожие на вагоны, потом к ним добавились симпатичные пятиугольные пристройки, а теперь с юга возводили еще и прямоугольные балконы. Изначальный вид домов-поездов постепенно забывался, и складывалось модульное здание. Возможно, если посмотреть сверху, с высоты, окажется, что у его очертаний есть какой-то смысл. Строительство солнечных балконов в доме напротив тянулось целый год. Между тем чувства молодоженов друг к другу погасли. Теперь они шли на расстоянии шага друг от друга и молчали.
Их садик, который должен был бы сейчас цвести, оставался пустым и жалким. Можно было предположить, что изначальная влюбленность померкла, потому что жена забеременела, но дело было не в этом. Ненастоящая зима прошла, а она все еще не была беременна. Вааль тшува ходил в синагогу один, как прежде, но казалось, без былого воодушевления. Раньше в нем жила надежда, но жена убила ее. Но ее нельзя в этом обвинять, он тоже в ней что-то убил. Погруженная в меланхолию, она бродит по улицам в одиночестве, склонив набок покрытую платком голову. Она недовольна. Не на это она надеялась.
Владельцы квартир еще не проложили дорогу в новые пристройки и даже не начали их осваивать. Только сейчас были установлены розетки и проложены каналы для труб. Судя по тому, что Старшая Дочь видела в других домах, где строительство уже завершилось, это балконы только по названию. Жильцы просто поставят электрожалюзи и добавят к квартире дополнительную комнату.
Если молодожены не обратятся к семейному психологу еще до ввода солнечных балконов в эксплуатацию, их дела будут плохи. Вид солнечных балконов будет портить им настроение и пробуждать зависть. Семейный психолог подсластит пилюлю и наговорит много разной чуши, но не скажет главного: «Переезжайте! У вас нет солнца. Квартал с высокими деревьями заслоняет от вас восток».
Отсутствие солнца вызывало у жены бааль тшува депрессию, но он отказывался переезжать. А ведь раньше говорил, что они поселились здесь временно, иначе она ни за что не согласилась бы жить в этой развалюхе. Теперь она поняла, что влипла. Оказывается, он дальний родственник набожной семьи и помогает им удерживать дом и землю. Он держится за землю, как араб, потому что земля здесь стоит миллионы. Это здание времен перевалочных лагерей для новых репатриантов. Он поселил ее в лачуге.
Неудивительно, что она никак не может забеременеть. Ни солнца, ни дома, на душе кошки скребут. Что тут делать младенцу? Если она пустит ребенка ползать на газоне вместе с детьми нерелигиозных женщин, на нее будут косо смотреть: ведь она не платит за поливку газона и у нее есть собственная дорожка. Она не будет растить ребенка в этом месте. Ее обманули при сватовстве. Сказали: разведенный, религиозный, красавец. Мужчина без лысины и брюшка, владелец земли, которая стоит миллионы, – вот и развесила уши. Чиста была и невинна, дурнушка тридцатидвухлетняя.
Глава 11Смерть родственника
Если ты в приемном отделении больницы «Ихилов» у одра умирающего восьмидесяти с лишним лет и он уже без сознания и подключен к аппарату искусственного дыхания и ко всем возможным аппаратам и трубкам, а над ним, за прямоугольным стеклом в тонкой металлической раме, горит очень яркая белая флуоресцентная лампа, не смей просить персонал выключить лампу, чтобы яркий свет не падал налицо умирающего. Свет необходим для работы!
Но он уже при смерти. Какая тут может быть работа? Этот безжалостный свет! Такой свет лился двадцать четыре часа в сутки на Мордехая Вануну[29], потому что тот раскрыл государственную тайну! А этот человек не выдал никаких тайн. Напротив, он обычно молчал.
– Доктор, что он сделал? Он из строителей этой страны, один из великих людей! Таких, как он, почти не осталось! Он прокладывал дороги. Он своими руками копал землю, пахал и сеял. Много лет он руководил семнадцатью отделениями банка «Дисконт», но остался справедливым и честным человеком!
Теперь можно назвать имя умирающего, чтобы показать этой лекарше, что он реальный человек из поколения ишува. Может, если доктор услышит его имя и фамилию, она смягчится.
Но спорить бессмысленно. Здесь собрался весь персонал, и сила на их стороне. Сейчас они у постели умирающего, за задернутой занавеской. Пичкают его массой антибиотиков вместо того, чтобы оставить в покое. Ему ведь все равно конец, что же они делают?
Но они не могут иначе. Они принесли клятву, и у них нет выбора. Благодари Бога за то, что тебе досталась именно эта врач – с очень длинными волосами разной длины, с сожженными кончиками, которая давно не была в парикмахерской, немного полноватая, с хорошо очерченной линией бровей над веками. Благодари Бога, что это не та, другая – хирург с подведенными карандашом глазами. С той действительно лучше не связываться. Она профессионалка и делает свое дело. И очень занята. Неудивительно.
У той волосы собраны в высокий хвост на затылке, а потом обернуты и уложены вокруг головы. Только этот шар и прячется под зеленой шапочкой хирурга, снаружи видна копна жестких волос.
Хирург с зеленым хвостом высока и изящно сложена, в отличие от работающей в приемном отделении. У этой полная талия, фигура напоминает бочонок и лицо покрыто отеками.
Если тебе досталась врач бочкообразная, надо успокоиться и постараться добиться максимума для спокойствия умирающего. У нее, у этой, запал короткий. Перейдешь какую-то незримую грань – она может вспылить и вызвать охранников, чтобы тебя выставили вон, будто ты разбушевалась и трясла кровати. Может, ей в детстве не хватало любви, а может, просто все обрыдло. К тому же с нее станется внезапно спросить:
– Вы утверждаете, что это ваш дядя, но откуда мне знать, что этот человек действительно приходится вам родственником?
В этот момент надо застыть на месте и посмотреть ей прямо в глаза. Ни в коем случае нельзя говорить: «Ну, разумеется. Я пришла с улицы и подхватила первого попавшегося умирающего, чтобы было по ком поплакать». Надо сохранить дистанцию и, достав удостоверение личности, показать на фамилию, такую же, как у больного. Ни в коем случае не меняться в лице. Можно бросить взгляд на умирающего и постараться скопировать его выражение лица.