– Я…я влюблен, – сходу соврал я. – А Мира уехала и трубку не берет, расскажите, где она может быть.
Старушка посмотрела на меня весьма подозрительно.
– Не буду я вам ничего рассказывать. Сами ее ищите и спрашивайте. Ходят тут всякие…
– Я волнуюсь, очень.
– Живы они здоровы. Звонила она мне. Все, ничего больше не скажу.
Я постарался изобразить трогательный взгляд кота из известного мультика.
– Пожалуйста. Расскажите мне про девочку.
– Хорошая девочка. Толком не видит, бойкая зато. А вы не ходите тут, не спрашивайте, хватит. У друга семьи они, знать не знаю кто, может и любовник, так что нечего вам…
Я зубами скрипнул от досады. Такую и подкупить не выйдет – вполне самодостаточная и обеспеченная бойкая бабуля. Отправился восвояси, непрестанно размышляя, что за друг такой нарисовался? Судя по всему, Мира была крайне одинока и даже замкнута, никого не пуская в свою жизнь.
Всё оказалось гораздо прозаичнее. Он, долбанный друг семьи стоял у входа в отель и курил. Возмужал гад, заматерел, я его совсем юнцом помнил, он лишь на пару лет Миры старше.
Михаил Захаров, Ярик как раз ищет, куда этот гад переехал, а он тут, собственной персоной.
Сигарету я достал и на ходу затянулся полной грудью.
– Здравствуй, – спокойно поздоровался Михаил.
– Не скажу, что рад видеть, – выдохнул дым я.
Я его избил. Я тогда даже не контролировал особо себя, просто представлял, как он своими руками лапает мою жену, Господи, как он трогает её везде, большими буквами ВЕЗДЕ, мне башню просто сносило. Я хотел уничтожить его, стереть с лица земли, чтобы следа не осталось.
Парни остановили. Так бы может и не лезли, но отец Захарова достаточно большая шишка в нашем городе, проблем никто не хотел. Меня оттащили. Когда его папаша ко мне припёрся, я ему сказал, что он мне ещё по гроб жизни должен. За то, что его выродок все же жив.
А он выходит сына своего быстро перепрятал, проспонсировал его переезд. И надо же, в тот же город, где Мира живёт. Совпадение на совпадении.
И Мира ещё смела говорить мне, что не спала с ним. Ни с кем не спала, кроме меня. Лгунья.
– Что тебе нужно? – спросил я.
– Чтобы ты отстал от моей женщины и моей дочери. Проваливай к чертям собачьим, Бессонов. Тебе здесь никто не рад, и Мира особенно.
Сигарета дотлевала слишком быстро.
– Что же ты не признал своего ребёнка, Мишенька? Почему не женился?
– Не твоё дело.
– Почему позволяешь своей женщине трахаться с другим? Здесь, в этом отеле, несколько ночей назад. Знаешь, с какой готовностью она раздвигала ноги? Как стонала сладко? Ты явно её не удовлетворяешь, Захаров.
Его глаза полыхнули яростью. Если бы полез в драку, я бы только рад был, с удовольствием бы выпустил всю дрянь, что скопилась во мне за последние дни. Но он наверное ещё помнил, как больно хрустят, ломаясь, ребра.
– Судя по всему, ты не удовлетворял её ещё тогда, Бессонов, пять лет назад. Иначе зачем бы она бегала ко мне?
Урод. Я сделал шаг к нему. Но… он так улыбнулся гадко, я понял, все будет, как раньше. Он останется жертвой. Уползет, пачкая снег кровью, а потом все раны ему Мира залижет. Она добрая. Была доброй.
– Скажи ей, – отбросил я сигарету, – Что я не буду говорить ни с кем, кроме неё. Ни с кем. И ей придётся встретиться со мной лицом к лицу, и лучше бы поскорее.
Я больше не буду совершать ошибки одной лишь гордости ради. Я буду умнее. Я все выясню, даже если правда эта мне поперёк горла. И если ребёнок не мой, я снова вычеркну Миру из жизни, уеду, забуду её нахер.
А если мой…
Глава 17. Мира
День снова был солнечным, раньше я их так любила, а сейчас – Ника. Шторы задернули, сидим, меня на улицу тянет жёстко, там, под яркими солнечными лучами кажется, что все хорошо. Но это было бы слишком жестоко по отношению к ребёнку и мы скучаем от скуки вместе.
Миша уехал. Работа, сказал, вернётся только вечером. У нас есть целый огромный дом, несколько телевизоров, один из которых почти во всю стену, у нас есть качественный интернет, и наконец, Барбарис. Но Ника все равно томится бездельем.
– Сегодня понедельник, – капризничает она. – Я хочу в садик.
– Там Толя, – терпеливо напоминаю я. – Он тебе не нравится.
– Зато Катюша нравится, – насупилась Ника. – Она скучает по мне, наверное. Может даже плачет.
Из хороших новостей – пришла премия. Такого размера, что при других обстоятельствах я визжала бы от восторга и прыгала. Но теперь это просто горькая пилюля и ничем ее не подсластить.
Нику я сумела отвлечь джакузи – она с восторгом бултыхалась в пене, а Барбарис бегал вокруг и тревожно скулил, за неё волновался. Себя отвлечь никак и ничем не выходило. Пока Ника рядом ещё нормально, а как она засыпает, хоть волком вой. Вчера перед сном разглядывала синяки на своих бёдрах, успел наставить сжимая крепко, а я и не заметила. На одной ягодице даже розовое полукружье зубов – ладно есть ночная пижама со штанами.
Я то и дело поглядывала на телефон – Мишка не писал, хотя в сети был час назад. Звонить или писать ему было неловко – я и так его напрягла. Это из-за меня ему удалили одно ребро. Это из-за меня он уехал из родного города. Я подожду.
Вскоре накупанная Ника в огромном пушистом халате пообедала, а затем уснула, оставив меня один на один со своими мыслями. Я распахнула шторы в гостиной. Подумала про оставленную пачку сигарет на кухне, но одернула себя – бросать и правда было сложно. Хотя и бросила я не от любви к собственному здоровью, а потому что неожиданно оказалось – курить дорого. А деньги мне для ребёнка нужны, на такую блажь жалко.
Я открыла ещё и створку окна, жадно вздохнула воздух, кажется, тёплый – минус три всего. Скоро весна, весну я всегда ждала с нетерпением. Когда с улицы раздался рев клаксона, я вздрогнула от неожиданности и окно захлопнула – Ника спит.
Посмотреть, что там снаружи, мешал высокий забор, поэтому я поднялась на второй этаж. Видно было кусок тёмной машины у ворот. А затем позвонил домофон.
Бессонов, чётко и сразу поняла я. Значит Миша с ним сразу поговорил, вот он и понял, где меня искать надо. Медленно спустилась на первый этаж, нажала на кнопку. На экране появилось лицо Бессонова.
– Выходи, – сказал он. – Просто поговорим.
– Пошёл вон, – попросила я, даже мягко.
– Не уйду, – вздохнул он. – Ты же знаешь.
Я сбросила звонок, поискала, как отключить домофон, но не нашла, поэтому просто оставила трубку болтаться на проводе. Так он тоже звонил, но чуть тише, приглушенно.
И вот что делать? Сидеть здесь, как мышке в норке? Прятаться тут конечно комфортнее, чем в моей тесной однушке, но… Ника проснётся. Тимофей будет звонить, то в домофон, то на клаксон давить. Она услышит. Будет задавать вопросы. Может, испугается даже.
Решение я приняла быстро. По дому ходила босиком, поэтому надела тапки – ворота недалеко, не успею замёрзнуть. Накинула пуховик и пошла говорить. Закрутился у ног Зевс – это большой уличный пёс.
– Охраняй, – велела я.
Он знал команды, но вряд-ли взялся бы выполнять их от меня – я здесь редко бывала. У ворот остановилась.
– Я поговорю с тобой, если не обещаешь входить за ворота, – крикнула я.
– Хорошо, – легко согласился Тимофей.
Я открыла калитку. Стоит. Пальто нараспашку, в свете яркого солнечного цвета вдруг увидела, что на его висках уже немного серебрятся волосы. Тимофею уже хорошо за тридцать. Но они его не портят. Мой бывший муж был красив, оспаривать этот факт было бы глупо.
– Чего тебе? – устало спросила я.
Я так и замерла, стоя прямо в открытой калитке, не делая ни шага на улицу. Зевс уселся у моих ног и предупредительно зарычал. Умница. Тимофей посмотрел на пса и усмехнулся.
– Ноги замерзнут, – покачал головой он.
– Давай без лирики, – попросила я. – Переходи к делу.
Тимофей закурил, я не удержалась и глубоко вздохнула воздух, пахнущий дымом и морозом. Вкусно.
– Любовника на меня натравила? – я не ответила, и он продолжил, – ты же понимаешь, что я не уеду. Наличие у тебя ребёнка, который по возрасту может быть моим стало для меня шоком. Я должен знать.
Если бы одного знания ему хватило. Бессонов будет в ярости, и наши с Никой жизни изменятся навсегда.
– Это ребёнок Миши.
– Тогда чего ты прячешься? Завтра же сделаем экспертизу. Результаты будут готовы быстро. Если она не моя, я оставлю тебя в покое. Живи, как хочешь, трахайся, с кем хочешь.
Ага, только я то точно знаю, что Ника его дочь… Точнее, она моя. Я вложила в неё душу. Все силы. Всю свою любовь. А он…он просто принял участие в её создании.
– Я просто оберегаю своего ребёнка от стресса.
– Тогда тем более сделай. Мира, ты же умная, я знаю. Ты не сможешь прятаться за высоким забором всю жизнь. Твой Захаров не дал тебе ничего, даже своего имени.
А Миша предлагал мне усыновить Нику. Чтобы обезопасить. Но к тому времени Миши было так много в моей жизни, что я испугалась. Я теряла себя. Я не хотела впадать в зависимость от мужчины, я прекрасно знала, чем это может закончиться. В этом мире можно рассчитывать только на себя.
– Я даже не знала, что беременна, – вдруг сказала я, сама себя удивив. – Когда сюда приехала. Так что я тоже была в шоке. Денег у меня было, несколько тысяч на карте. Я же гордая, твои карты все оставила уходя. Я успела устроиться работать, а потом узнала. Мне повезло, меня не пытались уволить. Я доработала до седьмого месяца и меня отправили в декрет. Единовременная выплата была двадцать семь тысяч, Бессонов. Ещё тридцать я смогла накопить. За аренду я платила двенадцать. Я бы не выжила. До родов было два месяца и мне срочно нужно было заработать ещё. И я устроилась, куда взяли неофициально, пузатую. А взяли меня только продавщицей, Бессонов. Ты представляешь? Я торговала, да. И мне не было стыдно. Сложно, да, но не стыдно. Я работала до десяти вечера каждый день, по тринадцать часов. Я стояла за кассой часами, у меня ноги отекали, как у слона. Я разбирала коробки с товарами.