– Тридцать пять, – ответила наконец. – В этом году тридцать шесть.
– Фу, – покачала головой дочка. – Старый!
Я усмехнулась, но ничего не сказала, вспомнила себя в детстве. Мне в пятнадцать тридцатилетние казались стариками, а сейчас ещё немного, и самой тридцать стукнет. Время здорово меняет восприятие.
– Он добрый?
Я могла бы солгать. Обелить бывшего мужа. Или наоборот очернить, чтобы казаться лучше на его фоне. Я решила быть честной.
– Он добр, к тем, кого он любит.
– А это как?
Я задумалась.
– Когда он любил меня, мне казалось, что нет никого его добрее и честнее. А когда…любить перестал, я мечтала о том, чтобы просто его не помнить. Слишком больно было.
И слишком сложно для маленького ребёнка, однако Ника задумалась и озадачилась.
– Скажу Толе, что мой папа не инопланетянин, – заключила она.
Вечером Тимофей не объявился. Не звонил, не писал. Я не хотела думать о нем, но то и дело возвращалась к нему мыслями. Он знает, он точно уже знает, думаю, письма пришли синхронно. Что у него на душе? Как он это переносит? И наконец, что он будет теперь делать? Последнее меня пугало больше всего.
Он так и не написал, не позвонил и не приехал. Думаю, ему было нужно свыкнуться с мыслью отцовства. Я же была просто благодарна судьбе за передышку. К тому же, к ночи у Ники снова поднялась температура, и она из ангельского дитя мигом стала нервным, капризным и плаксивым. Ещё и нос заложило, а она этого вообще не выносила.
Он позвонил утром, когда я встала, а Ника после тяжёлой и долгой ночи ещё спала. Я вышла на кухню, закрыла за собой дверь и взяла трубку.
– Вы не поехали в садик, – сказал он вместо приветствия.
– Ника болеет, – спокойно ответила я.
– Нам нужно поговорить.
Я замерла. Хорошо, что успела сама обо всем рассказать Нике. Начинается. По сути, началось давно, но сейчас он будет вторгаться в нашу жизнь, имея полное на то право. Стиснула телефонную трубку в запотевшей ладони.
– Когда?
– Сейчас.
– Я не могу оставить Нику. Она спит, ночью температурила…
Сейчас он скажет, я войду к вам, и обрушит на больную капризную Нику всю свою диктаторскую мощь.
– Выйди в подъезд на несколько минут.
Выдохнула. Надела тапки, накинула пушистый халат. Когда вышла, Бессонов уже был в подъезде – сидел на бетонных ступенях и курил.
– Ты украла у меня более четырёх лет отцовства, – сказал он затягиваясь.
– А ты у меня счастье, – пожала плечами я.
Посмотрел на меня исподлобья. Вид уставший, но мне нисколько его не жаль. Мне даже себя не жаль, я тоже устала.
– Снова будешь говорить, что не изменяла мне?
– Бессонов, – вздохнула я. – Всё, что я буду тебе говорить, будет касаться только моей дочери.
– Нашей, – поправил он.
Меня плохо держат ноги, хочется сесть, но не на ступеньку же, рядом с ним. Прислонилась спиной к стене. Этажом ниже приоткрыто окно, по голым ногам тянет сквозняком.
– Какого хера ты припёрлась в этот город, – зло бросил он. – Кому что хотела доказать? У тебя была своя квартира дома!
– У меня не было ни черта. Квартира бабули была приватизирована на дядю, когда умерла мама, мне сказали, у тебя и так муж богатый, квартиру продали.
– Я не знал.
– Да ты ничего не знаешь, Тимофей.
Пачка сигарет лежала рядом на ступенях, зажигалка тоже. Я наклонилась, взяла одну сигарету, закурила. Заслужила неодобрительный взгляд, но мне плевать. Меня беспокоит только счастье и будущее моей дочери. Я не пытаюсь казаться хорошей, это давно прошло.
– Ты уже сказала ей?
– Да.
– А…она что?
– Испытывает любопытство.
А чего он ещё ждал? Что кровь родная заиграет и все? Такое бывает только в народных былинах и сказаниях. В реальности любовь зачастую надо заслуживать.
– Я дам вам несколько дней, пусть поправится.
– Нижайше благодарю, – ответила я.
А потом отвесила самый настоящий поклон. Этого не стоило делать, тут же поняла я. Не все шутки к месту. Не всегда стоит дёргать тигра за усы.
Бессонов метнулся ко мне одним неуловимым движением, навалился своим телом прижимая к стене. Ничего эротического не было, ни капли. Скорее желание придушить. Обхватил мое лицо пальцами, сминая щеки, приблизился заглянул в глаза.
– Я заставляю себя быть терпеливым, Мира. Блять, не провоцируй! Ты буквально украла у меня ребёнка. И знаешь, будет справедливо, если я просто заберу у тебя её. И ты не сможешь мне противостоять.
– Ты так не сделаешь, – собрала я всю себя, чтобы не впасть в панику.
Я сильная. Не нужно гнуться. Не сейчас. Он словно испытывает меня. Смотрит, на что я способна. Иначе он бы просто ворвался в квартиру и забрал её. И он прав – противостоять я бы не смогла.
– Я заберу Нику, – наконец сказал он. – Как только она поправится. С тобой или без тебя, решать тебе.
– Что? – не поверила я.
– Мой ребёнок будет жить рядом со мной. В моем городе. Я не собираюсь быть воскресным отцом. Я наверстаю все, чего ты меня лишила. Собирай вещи, с документами поможет мой юрист.
– А… а я?
Звучало это скорее всего очень жалко.
– Ты можешь поехать с ней. Если хочешь. Выбирай, что тебе важнее, твоя дочь или твой старый любовник.
Отпустил меня, звук удаляющихся вниз шагов по лестнице. Ушёл. На лице все ещё огнем горят его пальцы. Сигарета, дотлевая, жжёт кожу, но боли я даже не чувствую, отбрасываю на пол, затаптываю.
Поворачиваюсь, чтобы уйти, затем с обречённым вздохом подбираю оба окурка, и свой, и Тимофея, несу в квартиру, чтобы выбросить в мусор.
Глава 26. Тимофей
Мы стояли в аэропорту. Слишком часто я бываю в аэропорту этого города, кто бы мог раньше подумать.
– Тим, – жалостливо попросила Лиза.
– Всё будет хорошо, – ответил я.
– Но…
– Давай без но, пожалуйста. Я все решу сам. Я понимаю, что ты за меня волнуешься, но это касается лишь меня одного.
– И Миры, – едко добавила она.
– Ты права, и Миры тоже.
Уходя, она обернулась несколько раз. Я думал о ней, только в другом ключе. Вчера вернулся в отель, её не было. Естественно, я никого не оставлял за ней присматривать. Сразу позвонил человеку, который ненавязчиво отслеживал Миру.
– Лиза может появиться, – сказал я. – Не подпускай её к Мире.
Я допускал, что в своём желании окружить меня гиперопекой она могла пойти и к Мире. Но она пошла не туда, и трубку не брала. Вернулась только часа через три.
– Где была?
– Гуляла.
Она лгала. Не только она меня изучила за годы знакомства. Я тоже неплохо её знал. На бледных щеках гулял нервный румянец, у Лизы явно был неприятный разговор. Где её здесь, в чужом городе, черти носили?
Я стоял в аэропорту до тех пор, пока не взлетел самолёт, словно опасался, что Лиза вернётся, и мне придётся разрываться между нею и Мирой с ребёнком. Не вернулась.
Сегодня был день икс. Сегодня я шёл, подумать только, знакомиться со своим ребёнком. Температуры у Ники уже не было, но слабость не прошла, поэтому говорить мы будем на их территории. Это мне не нравилось, но и откладывать встречу я не хотел. Скоро вылет. Скоро я вернусь в этот аэропорт, чтобы забрать своего ребёнка домой.
По пути я заехал в торговый центр и купил куклу. Самую красивую, что увидел. Небольшой букет цветов, ещё торт в небольшой, но судя по отзывам, хорошей пекарне.
Я волновался. Даже в юношестве перед свиданиями не волновался так. Да, девочку я видел, но она была напугана, плакала, и причем напугал её я. Нужно дать понять ребёнку, что я не монстр.
Снова курил на лестничной площадке. А затем – зажевал жвачку, я не хотел, чтобы малышка думала обо мне плохое. Перед дверью замер на долгую минуту. Затем позвонил.
Мира открыла сразу. На ней домашнее платье, неброское бежевое, в белый маленький цветочек. Треугольный вырез приоткрывает ключицы и немного ложбинку груди. Волосы заплетены в косу.
Красивая, черт.
– Проходи, – сказала она и посторонилась.
Девочка выскочила из комнаты. Голубая футболка со слоником спереди, полосатые лосины, босые ноги. Белоснежные косички с розовыми бантиками, очки с толстыми стёклами. Смотрит на меня с любопытством, но без страха.
– Это тебе, – неловко сказал я, и протянул ей цветы и куклу.
Торт поставил на тумбу у двери.
– Цветы надо подарить маме, – сурово заметила девочка.
Я чуть было не покраснел, честное слово. Сунул букет Мире, она покачала головой и понесла его на кухню. Куклу девочка взяла и рассмотрела со всех сторон. Игрушечное лицо смотрела, приблизив к своему, похоже, она очень плохо видит.
– Ты знаешь, кто я?
– Мой папа, – пожала плечами малышка.
Пошла на кухню, я за ней. Тут все скромно. Крошечная, квадратов на шесть кухонька. Холодильник дребезжит. Кухонный гарнитур знавал лучшие времена. На столе мой торт. Чайник закипает.
– Садись, – кивнула Мира на стул.
– Сначала помой руки, – подала голос девочка.
Помыл руки в тесной ванне, заставленной сотней различных бутылочек, затем послушно уселся. Чувствовал я себя престранно. Мира максимально от меня отгородилась, словно не испытывала никаких эмоций и являлась беспристрастным наблюдателем. А девочка смотрела на меня так, словно сейчас мне предстоит самое жёсткое собеседование в моей жизни и проводить его будет она.
– Разве так бывает, чтобы папа не знал, кто его ребёнок? – спросила она вдруг.
Черт, разве дети в четыре года вообще должны задавать такие вопросы?
– Я не знал, – развёл руками я.
– Это плохо, – покачала головой она.
Мира разлила чай. Дочке долила молоко и добавила немного мёда. Затем размешала и попробовала – не горячо. Незатейливое действие, но оно меня заворожило. Мне было очень интересно, какая она мать.
– Кушай торт, – сказала Мира дочке.
На меня не смотрела, словно меня нет здесь. А Ника смотрела то на неё, то на меня.
– Значит ты глупый, – снова ошарашила Ника.