– Не могла не заглянуть, – сказала она движения её были суетливы, слова сбивчивы.
Моя смешливая, суетливая и обычно крайне разумная мама была на грани паники. Ника чувствовала её состояние, перевела недоуменный взгляд с бабушки на маму, даже на меня посмотрела.
– Всё будет хорошо, – улыбнулась Мира, опустила руку на предплечье моей матери, пытаясь успокоить.
Ника уселась прямо на пол в коридоре, пытая шнурки, которые у неё то получалось завязать, то нет, засопела сосредоточенно. Мира посмотрела прямо в глаза моей матери и покачала головой. Она сказала нет. Нет панике. Нам страшно, но мы не паникуем. И вам тоже не следует.
– Я может с вами поеду? – спросила мама.
Мира снова покачала головой. И да, я понял её. Нам и так будет сложно, источник паники рядом только все усугубит.
– Не стоит, мама, – легко ответил я. – Операция длится недолго, мы сразу тебе позвоним и все скажем. Не накручивай себя, пожалуйста.
По дороге в клинику завезли её домой. Я обнял маму, пытаясь передать ей хоть толику спокойствия, которое и сам черпал у Миры.
– Я к вам потом в гости приеду, – сказала Ника, разглядывая мамин дом. – Никогда не была в гостях у бабушки, интересно.
Её потом подразумевало, что жизнь не заканчивается. Она будет продолжаться в любом случае. И мама улыбнулась, сначала неуверенно, а потом лучисто, словно и правда поверила в это потом.
– Здравствуйте мадам, – поприветствовал Нику хирург, она хихикнула, и сейчас я тоже поверил, и в правильный выбор врача, и в то, что все будет хорошо. – Сейчас я посмотрю ваши глазки, а потом пойду готовиться к операции.
– Руки помойте, – серьёзно посоветовала Ника.
– Обязательно, – так же серьёзно кивнул он. – Спасибо, что напомнила.
Осмотр не занял больше пятнадцати минут. Затем началась подготовка операционной, Ника ещё была с нами. Канючила и ныла, требуя то внимания, то перекусить, завтрак ей сегодня был не положен. Нам объяснили, что такие операции взрослым часто проводят под местным наркозом, но детям необходим общий, им психологически сложно воспринимать манипуляции на глазах.
– Ну все деточка, – выглянула девушка в медицинской форме. – Я тебя забираю. Сейчас тебе наденем специальную пижаму, а потом всю тебя намажем йодом.
– Главное не зелёнкой! – округлила глаза Ника.
Мира опустилась перед ней на колени, поцеловала её в обе щеки. Мне тоже хотелось, но касался я своей дочери обычно только когда нёс спящую. Все боялся нарушить её личное пространство, спугнуть. Поэтому сейчас ограничился тем, что погладил по беловолосой голове.
Нику увели и мы остались вдвоём в просторном холле. Я, Мира и огромная ухоженная пальма в углу. Имелся диванчик и пара кресел, стопка журналов на столике, на табличке услужливо написан пароль от интернета, но ничем из предложенного не было сил воспользоваться.
– Ну, – повернулась ко мне Мира. – Теперь можно и паниковать.
– Ты справишься, – снова напомнил я. – Ты сильная.
– В жопу силу, – отмахнулась Мира. – Я держусь только ради Ники. Теперь её нет рядом, я хочу кричать, плакать и рвать на себе волосы.
Улыбнулась грустно. Глаза красны из-за сдерживаемых слез. Я привлёк её к себе и обнял. С каждым разом обнимать её становилось все легче и проще.
– Сорок минут на каждый глазик, – тихо сказал я. – Минут десять на подготовку. Время на перевод в палату. Меньше чем через два часа хирург выйдет к нам и все расскажет. А пока пойдём курить. На улице весна.
Мира кивнула. Мы вышли из здания клиники. На улице и правда – весна. Солнце выглянуло, застучала капель с крыш, съеживаются, темнеют сугробы, асфальт радует обилием сухих участков. Весна это время жить.
– Прошло пять минут, – отметила Мира закуривая.
Здание клиники новое, ухоженное, перед ним небольшой сквер усаженный вечно зелёными туями. У лавки рядом урна с решёткой для сигарет – не мы первые здесь считаем минуты, выкуривая одну за другой.
– Уже семь, – отозвался я.
Наверное, Ника уже переоделась. Возможно, уже на операционном столе. Идёт подготовка к наркозу. Страшно ли ей там, моей дочери? Все на свете бы отдал, только бы была здорова и счастлива, жаль такого обмена вселенная мне не предложила.
– С новой сетчаткой Ника сможет больше гулять. Раньше солнечная весна была для нас испытанием. Теперь глаза будут менее чувствительны к свету.
– Вот пройдет восстановительный период и устроим пикник.
– Да…– кивнула Мира, не особо вслушиваясь в мои слова. – Я пойду куплю кофе и снова выйду, здесь легче сидеть. Тебе взять?
– Чёрный сладкий, – попросил я.
Она пошла обратно к клинике, я закрыл глаза, позволяя солнечным лучам ласкать моё лицо. Завтра все будет иначе. Легче и проще. Завтра можно будет радоваться солнцу.
Район расположения клиники был достаточно спокойным, и сейчас, когда утреннее пиковое время осталось позади, в сквере царила почти идеальная тишина. Когда на парковке зашуршали шины автомобиля я приоткрыл глаза, а затем обречённо застонал. Машина Лизы.
Глянул на двери клиники – там внутри Мира сражается с автоматом, покупая кофе. Я искренне, от души посоветовал автомату заглючить, я не хотел чтобы эти две женщины встречались. Поднялся и быстрым шагом пошёл на парковку. Распахнул водительскую дверь, склонился.
– Ты преследуешь меня, – сказал я. – Черт побери, Лиза, ты меня преследуешь.
– А как мне быть, – капризно скривила губы она. – Если ты просто выбросил меня из своей жизни, как использованную и ненужную больше вещь? Трубку не берёшь, на сообщения не отвечаешь, я внесена в чёрные списки твоей охраны, Тим. Так нельзя.
– Наверное, нельзя, – кивнул я. – Но ты понимаешь, что сейчас у моей дочери операция? Наверняка, если нарыла когда и где она проходит. Но тем не менее ты пришла. Ты не даёшь ни шанса на то, чтобы мы и дальше могли быть друзьями.
– Ты меня шантажируешь? Ты выбросишь годы нашей дружбы, словно их не было?
Оттолкнула меня, вышла из машины. Я подавил соблазн затолкать её обратно, на пассажирское сиденье, сесть за руль и увезти её подальше отсюда.
– Лиза, между нашей дружбой и моей семьёй я выберу последнее.
– Семья, – издевательски передразнила Лиза. – Кто будет твоей жилеткой, когда твоя женушка снова разобьёт тебе сердце?
– Не ты, – спокойно ответил я.
Отшатнулась, словно я ударил её. Я услышал за спиной шаги. Узнал их, даже оборачиваться не нужно было. И взгляд Лизы, направленный куда-то за меня окрасился ненавистью.
– Дорогой, – беззаботно сказала Мира. – Я принесла тебе кофе. Извини, но твоей подружке не купила, ваш сход достаточно неожидан.
– Она уже уезжает.
– Уезжаю, – подтвердила Лиза, но в машину садиться не спешила.
Мира подошла к нам, встала возле меня. В каждой руке по стаканчику кофе. Смотрю на её лицо. Оно непроницаемо. Не могу прочесть её эмоций. Наверное, сил для ненависти у неё сейчас нет, одна лишь усталость и тревога за Нику.
– Ну, совет да любовь, – хмыкнула Лиза.
А затем вдруг закашлялась, сильно, чуть согнувшись. Я ощутил укол тревоги за Лизу, это было привычкой, выработанной годами общения, но Мира все прочитала мгновенно. Все возможные последствия.
– Ты пришла больная, – шагнула она назад. – К родителям ребёнка, которому сейчас делают операцию?
– Это просто сезонная простуда, – нервно ответила Лиза.
– Это не дружба, – покачала головой Мира. – Тимофей, это не дружба. Пусть она уходит, сейчас уходит. И если я заражусь, Лиза, я тебя убью. Сама убью.
Развернулась и резким шагом вернулась на нашу лавку. Села. Сделала глоток кофе. Я не глядя на Лизу, бросив её на парковке пошёл за бывшей женой. Достал ей сигарету из пачки, забрал свой кофе. Ещё горячий.
– Может, коньяка? У меня был в машине.
– Нет, Тимофей. Я хочу быть трезвой каждую мучительную минуту этого дня.
Где-то за нашими спинами осталась Лиза, но мы просто выбросили её из своих мыслей.
Глава 48. Мира
На улице я торчала час. Весеннее солнышко было обманчиво, сначала оно припекало, но к истечению часа я совсем замёрзла, не помогал крепкий кофе, я начинала стучать зубами.
– Ну все пойдём внутрь, – тянул меня Тимофей.
– Ещё немного, – канючила я, словно капризный ребёнок на прогулке.
Здесь было легче дышать. Там – надавят стены. Мне казалось, я реально просто задохнусь там, умру не дождавшись результатов операции. Думать о спящей под наркозом Нике было мучительно, но не думать я не могла и каждый вдох давался мне с трудом, я словно заставляла себя дышать.
Однако, как только прошёл час, я поднялась с осточертевшей мне лавки и устремилась внутрь. Вдруг операция уже кончилась, врач вышел, а меня – нет. Но минута текла за минутой, а он все не приходил. Иногда проходил кто-то из сотрудников, иногда посетители клиники, каждый раз услышав шаги я вздрагивала и с напряжением ждала. Каждый раз – разочаровывалась.
– Уже два часа прошло, – с тревогой сказала я. – Ты сказал, что новости будут раньше, чем через два часа.
Я моем голосе было обвинение, я умом понимала, что Тимофей совсем не причём, но мне нужен был виноватый. Мне нужно было куда-то вылить тревогу и отчаяние.
– Ещё немного, – терпеливо попросил он.
Он сидел в кресле. На его коленях телефон, но в руки он его не брал. Я ходила. Девять шагов до пальмы. Ещё три шага и стена. Обратно нужно было дойти тоже за двенадцать шагов, если получалось одиннадцать или тринадцать я расстраивалась. Счёт шагов отвлекал самую малость, и любая ерунда грозила нервным срывом. Я не могла больше ждать, ожидание убивало меня.
Услышав шаги в очередной раз я замерла, боясь обернуться. Обернусь, а там просто уборщица. Или мамочка, которая привела на осмотр своего ребёнка. И на меня снова обрушатся мысли о том, что если операция тянется дольше запланированного времени, значит появились осложнения.
– Мира, Тимофей, – раздался мягкий мужской голос.
Я едва не заплакала от облегчения. Я хотела знать, чтобы не гот