– Хватит туда смотреть! – возмутилась между схватками Мира.
– Вот-вот, – поддакнула пожилая акушерка. – Насмотрятся, а потом не стоит у них, видите ли. Трепетные, делать имеют, а смотреть им страшно.
– Ничего мне не страшно, – оскорбился я. – И свою жену я буду хотеть даже если оттуда вместо младенца выедет конный оркестр с барабанами и огромной виолончелью.
Акушерка фыркнула, Мира, терзаемая очередной схваткой застонала. Потом вспомнила.
– И вообще, я не жена тебе.
– Скоро будешь, – самонадеянно ответил я. – Иначе сделаю тебе ещё одного ребёнка, и будешь рожать каждый год.
Мира закатила глаза. Схватки стали чаще, силы пререкаться у неё уже закончились. У меня завибрировал телефон – мама с Никой приехали. Вернулся врач, судя по ажиотажу вокруг Миры я понимал – ребёнок вот вот родится. Одной из самых незадейстованных единиц в палате я вручил камеру, пусть снимает, мне руки нужны. Я буду принимать младенца и перерезать пуповину.
– Бессонов, – хрипло попросила Мира. – Выйди вон из палаты, я уже почти все.
– Хрен тебе, – отозвался я. – Первый раз все мимо меня прошло, теперь я ничего не пропущу.
Мира застонала так страшно, что меня бросило в жар, а потом в холод, и кровь бешено застучала в висках.
– Дыши, – велел я, сам забывая дышать от волнения. – Только дыши непременно.
Мира закричала, напрягшись всем телом, а потом закричала снова.
Младенца принять мне не дали – оттеснили от женской промежности к голове и все самое интересное я пропустил. Успел увидеть пуповину и кусочек пяточки. Поцеловал жену в лоб и бросился к эпицентру событий.
– Какого он цвета? – спросил я. – Какого цвета ребёнок???
Альбинизм невозможно увидеть на УЗИ, можно было взять кровь у младенца и проверить, но Мира не захотела. Сказала, что не будет делать аборт, если ребёнок альбинос, и это правильно. А зачем тогда знать?
И мне совершенно неважно, какого цвета ребёнок, но если он такой же белоснежный, значит нас снова ждёт квест с операциями и офтальмологами.
Акушерка посмотрела на меня, как на сумасшедшего.
– Синего, – буркнула она. – А какого надо было? Пуповину режьте.
– Любого, – ответил абсолютно счастливый я.
Я его видел. Маленький, но все равно удивительно, непонятно как в Мире помещавшийся. Цвета он был интенсивно красного. Лицо имел морщинистое и недовольное. Не плакал – кряхтел. И совершенно точно был мальчиком.
Но шевелюра на его голове, а она была буйной, имела интенсивно брюнетистый вид. Ника будет единственной снежинкой в нашей семье.
Пуповина перерезалась легко и почти без усилия. Ребёнка унесли, но через пару минут дали мне в руки, уже закутанного в пеленку, из которой торчал один кулачок и одна пяточка.
– Дай, дай мне его скорее, – попросила Мира протягивая руки.
Младенец уютно устроился на материнской груди. Мира смотрела на него так, словно ничего прекраснее в жизни не видела. И тут я был склонен с ней согласиться – он был идеален.
Мира отогнула сорочку и приложила ребёнка к груди. Тот был на редкость сообразителен и сразу взял сосок в рот.
– Какой умный, – восхитилась Мира.
А я просто был рад, что уж в этот раз я ничего не пропущу. В следующий, так и вовсе успею заглянуть куда-то надо в самый ответственный момент. Хороший отец должен быть в курсе всего.
Через полчаса Миру перевели в палату. В неё, буквально на несколько минут впустили мать и Нику. Мира уже почти засыпала, но все равно на её глазах наврнулись слезы, когда увидела, с каким благоговением Ника разглядывает брата.
– Такой красный, – коснулась она щеки. – Но все равно красивый.
В её голосе была самая толика сомнения, но я прекрасно мог её понять – в пять лет новорожденные младенцы ещё не восхищают. Родные ушли, ребёнок, который все ещё не ревел ни разу, уснул. Я скорчился на стуле, Мира спала тоже. А я просто смотрел на них.
Глубокой ночью Мира проснулась.
– Как малыш? – сразу спросила она.
– Один раз кряхтел, потом уснул снова.
– Дай. – я протянул ей ребёнка, сам вернулся на стул. Ночник отдавал жутким синим светом, но даже в нем они были невероятно прекрасны. – А ты чего домой не идёшь?
– Я буду торчать рядом до тех пор, пока ты не согласишься выйти за меня замуж.
– Вот же упорный, – улыбнулась Мира, поглаживая детскую головку.
Я знал, что она согласится рано или поздно. Лучше бы, конечно раньше, может брак и формальность, но все же крайне мне необходимая. Так же как Мира. Наша снежинка. И маленький брутальный брюнет, которому ещё не придумали имя.
И я знал, что мы все равно будем счастливы, не смотря ни на что. А все, что мешало нашему счастью надёжно похоронено в прошлом. Навсегда.