– Я поеду, – твёрдо сказала я.
Я была готова к чему угодно. Очевидно, что ему нравилось меня унижать. Не верю, чтобы после стольких лет, после стольких тонн презрения он все ещё меня хотел. Значит, просто хотел показать мне моё место. Шлюшье.
– Я вызвал водителя, – ответил Тимофей. – Будет ждать тебя у машины.
– Спасибо, – растерялась я, не ожидая от него такой внимательности.
– Отработаешь, – фыркнул он, ломая единственное мгновение, когда он показался мне почти прежним.
Уходя я видела, как одна из девушек скользнула за его стол. Неприятно покоробило, пусть я и говорила себе – мне все равно. Он явно не хранил целибат все эти пять лет. И это не моё дело.
Обещанный водитель ждал меня у дверей и вместе со мной вышел на улицу. Я передала ему ключи, сидеть в своём автомобиле на пассажирском месте было непривычно. Оглянулась назад – детское кресло пришлось убрать в багажник. Вечером, когда Тимофей сел ко мне в машину первый раз, меня спасло только то, что у нас с Никой здесь хаос – на кресле лежал мой пуховик.
– Доброй ночи, – пожелал мне водитель.
А Тимофей даже не попрощался. Он…он не тот, кого я раньше знала и любила. Вдруг стало грустно. Остро хотелось плакать. Я поднялась в квартиру. Её мы снимали у милейшей пожилой женщины, она была одинока, и иногда сидела с Никой, когда я её просила.
Не буду плакать из-за него.
– Простите, что так поздно, теть Надь, – извинилась я.
– Да брось… что мне, я же в соседнем доме живу. Быстро добегу. Егоза твоя толком не ужинала, зато втихаря наелась конфет. Вроде спит крепко.
– Спасибо!
Я обняла её. Она вкусно пахла теми самыми конфетами, немного шампунем для волос, и почему-то, укропом. Её запах был таким домашним и уютным, а после этого вечера так покоя хотелось. Я отстранилась и улыбнулась.
– Чаю поставлю.
– Домой побегу, – отмахнулась женщина, ушла, оставляя меня на тесной кухне одну.
У меня была большая семья. У мамы было целых шестеро братьев, и все детство я провела в окружении миллиона кузенов и кузин. И казалось, мы любим друг друга. Потом умерла бабушка, которая, как цемент скрепляла нашу семью. Затем, когда брак с Тимофеем уже трещал по швам, ушла мама.
И оказалось вдруг, что все мои родственники мне словно чужие. Со многими из них я не виделась по несколько лет, и самое страшное, я по ним не скучала, и они по мне тоже.
И когда моя жизнь разделилась на до и после, ничего меня не держало в городе. Мой любимый мужчина, тот, которому я отдала и свое сердце, и свою невинность, меня бросил. То, что я уже беременна, я не знала.
Честно, мне сдохнуть хотелось. Я была такой одинокой. Сходила к маме с бабушкой на могилу, попросила прощения за то, что скоро к ним присоединюсь. Сидела в парке и размышляла, каким способом это сделать. Пугала боль. Я не хотела умирать, я просто хотела, чтобы ничего не было. Я так счастлива была с Тимофеем, что просто не представляла, как без этого счастья дальше жить.
Телефон завибрировал и моё сердце взорвалось бешеной надеждой. Тимофей все понял! Он вернёт меня себе. Он накажет всех моих обидчиков. И мы будем счастливы, всегда – всегда.
Это был инстаграм. Я ещё не успела отписаться от Лизы и она выложила свежую историю. У неё сегодня день рождения. Торт – неприлично огромен. На нем свечи, наверняка их меньше, чем Лизе лет, но считать мне лень. Я смотрю на Тимофея, за руку которого она цепляется. А развод ещё не вступил в силу, он ещё мой муж…
– Это ты шлюха, – сказала я тогда глядя на экран.
И передумала умирать. Почему я должна умирать из-за какой-то шлюхи, которая захотела отнять чужого мужа? Буду жить всем назло.
Уехала я через неделю, дождалась бумажки о разводе. Сидела, выбирала, где буду жить, в каком городе, и эти поиски тоже заставляли меня жить. Выбрала город. Большой. Не близко, но и не слишком далеко. Вещей будет один чемодан. Я справлюсь.
И тогда я ещё не знала, что самое ценное увожу внутри себя. И потом долго не могла в это поверить, несмотря на пяток тестов.. Мы с Тимофеем не планировали детей так скоро, я принимала оральные контрацептивы. Они давали до девяносто девяти процентов гарантии. Ника – один процент. Моё уникальное чудо. Белоснежное.
Тогда страшно было. Я плакала. Но я так и не смогла пойти к врачу и просто решить эту проблему. Денег не было, будущее мутно, но одно я понимала.
Что я никогда больше не буду одна.
И сейчас, пять лет спустя, на маленькой кухне съёмной квартиры я благодарила бога за то, что он подарил мне Нику. И даже немного Тимофея. Он отнял у меня свою любовь, зато взамен я получила нечто гораздо большее.
Я поднялась и пошла в душ – смыть с себя запах сигарет, алкоголя и Тимофея. Я не буду осквернять им наш дом. Вернувшись, тихо зашла в комнату. У Ники была своя софа, но спала она сейчас в моей кровати. Я тихо, чтобы не разбудить, легла рядом. Свет ночника делает кожу моей дочки чуть золотистой, и это так непривычно…
Внезапно она резко вздохнула и распахнула глаза. Я коснулась её, но Ника отдернула руку и едва не скатилась с кровати.
– Ника, это я, – тихо сказала я. – Мама вернулась.
Проблема была в зрении. Без очков она почти не видела, и проснувшись, особенно так резко, бывала дезориентированной.
Будущая операция обещала нам почти стопроцентное зрение и я старалась в это верить.
– Мама! – Ника потянулась к тумбе за очками.
В пижаме и в очках Ника была такой смешной, я рассмеялась и обняла её.
– Со мной спать будешь?
– Да! – помолчала немного и добавила, – может фото папы посмотрим?
– Не сегодня, пожалуйста, – умоляюще попросила я. – Я так устала.
Ника кивнула, снова сняла очки и полезла под одеяло. Я поцеловала её в пушистую макушку и подумала о Тимофее. Он не должен узнать. Он не заслуживает. Он не достоин. Ника – только моё белоснежное счастье.
И улыбнулась в темноту вдруг, вспомнив, что это платье я и правда покупала для первого утренника Ники в саду.
Глава 6. Тимофей
Утром она ожидала меня в вестибюле отеля, как и было велено. Чудная девочка, ещё бы не грубила, и не говорила пошлости, вовсе была бы прелесть. Волосы снова собраны в строгую причёску, под расстегнутым пальто блузка и чёрные брючки. Сама чопорность.
– Давно ждёшь?
– Час. Я не возражаю, я понимаю, что светилу отечественного бизнеса нужно выспаться после сомнительного секса.
– О, тебя интересуют мои сексуальные связи? Я могу рассказать.
– Обойдусь. В какой бордель мы идём сегодня?
Я уже пил кофе в номере, но алкоголя вчера было выпито немерено, и я направился в автомату с напитками. Горячий и сладкий, очень сладкий кофе, вот что мне нужно. Я стоял, набирая комбинацию цифр на табло и спиной чувствовал её взгляд.
А ещё я чувствовал себя чертовски усталым и невыспавшимся. И ещё, почему-то, опустошенным морально.
– Держи, – улыбнулся я.
И протянул ей картонный стаканчик. Она его приняла немного растерянно.
– Двойной горячий шоколад и поменьше сахара, я помню.
Если бы она его выбросила, это было бы чертовски глупо, и Мира это понимала. Мы шли к парковке, и маленькими глотками пили обжигающие напитки. Я курил и думал о том, что уже успел попытаться поцеловать Миру, посягнуть на её платье, точнее то, что под ним, но только сейчас по настоящему чувствовал её близость.
– Это что?
– Нормальная машина. Больше не хочу рисковать бесценным собой на твоем корыте.
За руль сел сам, водитель мне пока ни к чему. Мира назад, словно она в такси. Сразу же щёлкнула ремнем безопасности, я вспомнил, что она и правда пристегивалась всегда, в любой ситуации.
– Куда мы едем?
– Вывезу тебя в ближайший лес и там грязно надругаюсь.
– Без шуток, Бессонов.
– В музей. Там выставка современного искусства. Давно хотел посетить.
И встретился с её удивленным взглядом в зеркале заднего вида. А все было просто. Вчера ночью, когда она ушла, я остался один на один с алкоголем и кучей доступных женщин. Чего было скрывать, со мной бы ушла любая из них. Они были раскованными и уверенными в себе. Они были яркими и красивыми. Многие – наверняка, ещё и умными.
Но хотел я свою бывшую жену. И если я хочу, чтобы она попала в мою постель, мне нужно сменить тактику. Мира смогла полюбить меня один раз, не устоит и во второй. Я уверен в этом.
– Днём у меня встреча по поводу сделки, – пояснил я. – Погуляешь сама по себе. А на вечер снова планы. Выбор одежды за тобой, дресс кода нет.
Она кивнула. Я припарковал машину у величественного здания музея – серый камень, ряд высоких колонн, арочные окна. Музей дышал фундаментальностью. Внутри никого, мы сдали верхнюю одежду в гардероб, я оплатил вход, и нас проводили в зал.
– Экскурсию? – предложила девушка.
– Нет, мы сами.
Не могу сказать, что меня так интересовала выставка. Я любил все красивое, но не больше. Мы ходили от картины к картине, иногда я откровенно скучал, но главное, не это. В глазах Миры горел интерес. Она любила все это, сама неплохо рисовала, но сетовала на то, что настоящего таланта в ней нет.
Она подолгу останавливалась даже у картин импрессионистов, что там можно было разглядеть в этой каше из хрен пойми чего?
– Ми-и-ир, – позвал я. – Смотри.
Картина была незамысловатой. По сравнению со многим здесь – даже излишне простой. Берег реки, узкий песчаный пляж, за ним редкий берёзовый лесок. На пляже лежит бревно, вылизанное ветрами и водой почти добела. На нем сидят парень и девушка. Её волосы ещё не высохли после купания, лёгкое платье липнет к влажной коже, к босым ступням пристал песок, на одной коленке – трогательная ссадина. А парень чуть склонился к ней, и смотрит на неё так, словно она для него весь мир. Он хочет поцеловать её, но пока не смеет.
– Кажется, он вот вот её обнимет, – тихо говорю я.
– Да, очень трогательно.
– Как мы с тобой лет семь назад…
Семь лет назад мы познакомились. И я возле неё тогда растерял всю свою уверенность и тоже не смел её коснуться. Сладкое было время, но воспоминания о нем больше не доставляют мне боль. Я буду ими пользоваться, чтобы Мира растаяла.