— Да бабы глупые, лишь бы тревожиться, да сопли разводить! — хмыкает отец.
— Это большое заблуждение — считать всех женщин глупыми. — возражает Харитонов, продолжая буравить маму взглядом. — Некоторые из них бывают хитрыми и коварными. Уж тебе ли, Руслан не знать!
Мама вздрагивает, а папа продолжает стоять изваянием.
— Так, ладно, по машинам! — командует Харитонов.
Я, как и говорила мне мама, хочу сесть в украшенный джип с пассажирской стороны. Вижу, как мама облегченно выдыхает. Что все это значит?
— Нет! — вдруг останавливает меня Харитонов.
Я замираю.
— Ибрагим, на твоей поедем! — приказывает Харитонов.
Глаза мамы округляются.
Я иду вслед за высокой и мощной фигурой мужа. Он открывает мне пассажирскую дверь.
— Прошу. — он сама галантность.
Я сажусь, подхватив шлейф платья.
Вижу, как мама снова выдыхает.
— Двигайся! — вдруг меняет свое решение Константин.
Я пересаживаюсь дальше, за водителем.
Глаза мамы расширяются и рот приоткрывается от ужаса.
Харитонов садится рядом. Закрывает дверь. Ибрагим на переднем пассажирском едет с нами. Водитель заводит мотор.
Замечаю движение мамы. Она что-то делает рукой, будто махает ею.
— Забавная у тебя мать. — хмыкает Харитонов.
— Простите… — не понимаю я.
— Она так за тебя беспокоится.
Что-то не так. Что-то явно не так! Конечно, можно представить себе, что мать тронулась умом из-за абьюза отца, но мне очень не по себе!
Джип начинает движение. Впереди едет наряженный, позади третий. Я в машине с тремя мужчинами. Водитель, Ибрагим, и Константин Харитонов. Все трое очень бандитского вида, и от них веет опасностью.
Я чувствую себя так, будто меня безоружную заперли в клетку с тремя тиграми.
Харитонов поворачивается ко мне.
— Сними платье! — раздается его хриплый властный голос.
— Что⁈
— Платье сними! — с нажимом произносит муж.
— Но… — в горле пересыхает. Я затравленно гляжу в затылки Ибрагима и водителя.
— Я сказал, р-раздевайся! — рычит Харитонов.
Глава 4
ВАЛЕНТИНА
— Останови! — рычит Харитонов.
Водитель тут же притормаживает у обочины. Мы загородом, на трассе. Дорогу окружает лес, и ни единой проезжающей машины.
Сопровождающие автомобили заключают нас в кольцо.
— Твой отец не объяснил тебе правила поведения со мной? — вкрадчиво интересуется Харитонов.
А у меня от его слов мурашки по телу и поджилки трясутся.
Папа говорил подчиняться мужу беспрекословно… Но я не думала, что супруг станет приказывать мне раздеваться на глазах его людей. Я не приемлю такого!
Да, Харитонов — опасный, страшный человек с криминальным прошлым, и скорее всего, настоящим. Да, он меня за человека не считает. Но! Это не значит, что я тоже так считаю! Я — человек, и у меня есть свое «Я».
Даже если Харитонов задумал провести свою первую брачную ночь со мной прямо здесь, на трассе, или вообще, отдать меня на растерзание своему водителю, Ибрагиму или другим сопровождающим, то… я не собираюсь это терпеть!
— М-да… жаль портить такую красоту! — задумчиво произносит Харитонов, но в его глазах я вижу такую злость и раздражение, что инстинкты и разум отключаются в моей голове.
Выключается все, кроме одного: бежать!
Я дергаю ручку, и о чудо! Дверь не заблокирована!
Я вываливаюсь из машины прямо в снег, и скатываюсь с насыпной обочины. Снега много, он искрится в свете автомобильных фар, и не пачкает мое платье.
Скатившись кубарем в начало леса, я скидываю неудобные шпильки-лодочки и сайгаком припускаюсь в чащу.
— Ибрагим! — слышу я негромкий, но властный приказ Харитонова.
Я без верхней одежды, платье тонкое, на улице минус. Белые кружевные чулки сразу же порвались без туфель.
Этот страшный человек Харитонова, Ибрагим уже рядом. Я слышу, как хрустят прошлогодние ветки под тяжестью его ботинок.
Платье узкое, мешает мне, ветки царапают нежную кожу ступней.
Мы с Ибрагимом в разных категориях. Разумеется, он и одет более подходяще для преследования, и по-мужски вынослив. А я… натыкаюсь на ветку, и с размаху валюсь на землю, прямо под его ботинки.
— Отпустите! — пытаюсь я с ним договориться, но у камня сострадания больше, чем у личного охранника моего мужа.
Ибрагим молча, будто не считает нужным вообще со мной разговаривать, не спеша надевает на руки кожаные перчатки.
Зачем⁈
Чтобы придушить меня и отпечатков пальцев ни осталось⁈
Один рывок, и Ибрагим дергает меня с земли. Скрутив руки, он молча несет меня в сторону дороги.
С ним бесполезно договариваться. С бесчувственной глыбой и то больше шансов, что тебя услышат.
Ибрагим возвращает меня обратно к автомобилям. Харитонов и его свита хмуро поглядывают на меня.
— Хм… не думал, что у Деснова такая резвая дочь. — усмехается Харитонов.
В его голосе хоть и слышится раздражение, но в глазах скрытое восхищение. Ему нравится мой бунт? Моя непокорность?
Я еле сдерживаю язык за зубами, чтобы не наговорить ему гадостей. Умом понимаю, что с таким как Харитонов, лучше молчать.
Он делает еле заметный знак своим людям, и все они как один разворачиваются ко мне спинами.
— Ибрагим! — кивает Харитонов сдерживающему меня охраннику.
Тот ловко в одно чудовищное усилие разрывает корсет на моем платье. Пышная юбка тянет ничем более не сдерживаемую ткань вниз, и я остаюсь в одном лишь нижнем белье в февральской стуже, окруженная пеной белоснежного кружева разорванного платья.
Отмечаю, что Ибрагим так же успел отвернуться. Он не посмел взглянуть на меня, оставшуюся в трусах и лифчике.
На мне остался лишь один весьма жадный и заинтересованный взгляд. Взгляд моего мужа. Все остальные мужчины покорно пялились в лес, не смея ослушаться приказа своего господина.
Харитонов тоже долго не мучает меня. Он подходит ко мне, на ходу расстегивая пиджак. Закутывает меня в него, будто в пальто, мигом защищая от посторонних взглядов.
— Ибрагим! — приказывает Харитонов.
Ибрагим поднимает разорванное платье, осматривает его. Кивает головой.
— Охренеть! — усмехается Харитонов…
И в это самое мгновение раздается оглушительный треск. Машины взлетают на воздух. Я не вижу этого, потому что Харитонов отталкивает меня в сторону, на землю, и рефлекторно накрывает меня собой.
Стекла, перекореженный металл, какие-то острые детали, огонь, все это летит прямо на нас, и ранит моего мужа. Он принимает весь удар на себя, накрывая меня собой полностью.
— Господин, ты как? Жив? — подползает к нам Ибрагим.
У него вся голова в крови. Он ранен. Люди Харитонова, раненные разной степени, начинают суетиться, звонить куда-то, громко орать и материться.
— Жив. — усмехается Константин. — Бляха, муха!
Наверно, он в состоянии аффекта, иначе я не могу объяснить его хорошее настроение, когда он был на волоске от гибели.
Он весь в крови. Белоснежная рубашка красная — хоть выжимай. На сильных руках он поднимается надо мной.
— Жива, невредима? — пристально смотрит на меня.
А я на него. И у меня голова кружится. И в ушах звенит. А еще, я понимаю, что если бы он не столкнул меня с обочины, и не накрыл собой, то…
— Девочка контужена. — говорит Ибрагиму.
— Сейчас, господин, наши люди уже в пути. Две минуты.
— Иди сюда! — муж приподнимает меня с земли, и прижимает к себе. — Как тебя зовут хоть?
— В…в….валентина… — почему-то заикаюсь я.
— Валя — Валя — Валентина… — пропевает Харитонов. — Это кто же нас так с тобой, а, Валентина?
Глава 5
ВАЛЕНТИНА
— Девочку сначала!
Низенький тщедушный дедушка в белом халате, больше похожий на безумного профессора, чем на врача, внимательно осматривает меня.
Приехавшие люди Харитонова очень долго везли нас куда-то. По темноте и от шока я не разобрала дороги, но ехали мы далеко. Меня, полуголую, замотали в какой-то плед, а Харитонову кое-как забинтовали голову.
Нас привезли в какой-то дом на окраине поселения.
В доме меня напоили чаем и выдали огромную мужскую теплую пижаму. Но это лучше, чем ничего.
А сейчас Харитонов внимательно наблюдает за тем, как меня осматривает врач.
— Все хорошо с девочкой, Константин Романович. — делает заключение доктор. — Я могу ей успокоительного вколоть, чтобы заснула.
— Да, Богданыч, будь добр, вколи!
— Нет… — вякаю я. — Не надо…
Но Харитонов так зыркнет на меня, что я сразу замолкаю. Иголка жалит мою кожу. Не больно. У врача легкая рука.
— А теперь давай под одеяло, и спи! — приказывает Харитонов.
Спать я пока не могу, хотя под теплое тяжелое одеяло залезаю с превеликим удовольствием.
В комнате горит яркая люстра. Украдкой гляжу на то, как муж снимает с себя лохмотья окровавленной некогда белоснежной рубашки.
Его раскаченный торс в крови и в ранах. Он садится спиной ко мне, и я едва ли не вскрикиваю. Спина пострадала больше всего. Неудивительно, ведь он прикрывал меня ею. И основной удар пришелся именно на спину.
— Матерь Божья… — бормочет врач, присвистывая. — Константин Романович, все еще хуже, чем я думал.
— Жить хоть буду? — хмыкает Харитонов.
— Будете! — уверенно отвечает Богданыч. — Раны рваные. Надо достать осколки и подлатать кое-где.
— Латай! — милостиво разрешает Харитонов.
Я просто поражаюсь спокойной выдержке этого мужчины. Я прекрасно вижу, что творится с его спиной. Насколько она ранена и изрешечена. Я представляю себе, как это больно. Но Харитонов разговаривает так, будто это для него обычное дело, и он нисколько не испугался покушения.
— Давайте я вам обезбол вколю. — лезет в чемоданчик доктор.
— Так латай! — останавливает его Харитонов.
— Вы… уверены? — поправляет оправу очков доктор. — Тут работы на несколько часов.
— Да лепи уже, док! — приказывает Харитонов. — А я свою выдержку потренирую.