Он осторожно повернулся, оказавшись над ней, и прильнул долгим поцелуем к ее животу. Его волосы, собранные на затылке, упали на ее тело, рассыпавшись веером. Он что-то шептал, прижимаясь губами к внутренней поверхности ее бедер, лаская их языком, и эти поцелуи увлажняли и согревали ее кожу. Он уже успел научить ее многому, чего она не знала прежде. Он научил ее знанию о себе, о своем собственном теле. Ямка под ее коленом оказалась столь же чувствительной к ласкам, как и щиколотки, как кожа чуть выше пяток.
– Ты вздрагиваешь всякий раз, когда я прикасаюсь к тебе, – заметил он жарким шепотом.
– Я ничего не могу с этим поделать, – призналась она, кивая и соглашаясь.
Большие пальцы его рук нежно коснулись внутренней стороны ее запястий, потом так же нежно двинулись выше, к внутренней стороне локтей.
– Твои руки, – сказал он, будто старался и словами, и прикосновениями отметить эту часть ее тела. Он одарил каждый из ее сосков нежнейшим из поцелуев. – Твоя грудь... Хочу знать о тебе все, – тихо, но требовательно заявил он.
Она вцепилась в его плечи.
– Хочу знать, чего ты больше всего хочешь в жизни. Почему в твоих глазах постоянно стоит печаль? Что ты видишь в мечтах и снах?
Она прижала пальцы к его губам.
– Перестань, – пробормотала она. – Пожалуйста.
Это было слишком. Это было выше ее сил. От его слов щемило сердце.
Он целовал один за другим ее пальцы и очень медленно стал поглаживать ее живот. Ей стало трудно дышать. Она закрыла глаза, обвила руками его шею, испытывая совсем новое для нее ощущение, мучительное и болезненное. Она прикусила губу, и инстинктивно раздвинула и приподняла бедра. Но он не спешил. Вместо того чтобы овладеть ею, он принялся целовать ее – его язык и кончики пальцев попеременно ласкали ее в самом сокровенном и чувствительном к ласкам месте. Она и не предполагала, что тело помимо ее воли способно на такие ощущения. Она была загипнотизирована его руками, ртом и нежным шепотом.
Он овладел ею не спеша, заполнив ее целиком, ласково и бережно. Его вторжение в ее тело было безболезненным и нежным. Она изогнулась ему навстречу, удивленная новым ощущением. И снова прикусила губу и еще больше выгнулась, чтобы усилить и углубить это ощущение. Но он не двигался, а оставался совершенно неподвижным. Его дыхание было быстрым и хриплым.
Она лежала с закрытыми глазами, впитывая наслаждение.
Медленно, мучительно медленно, будто время остановилось, он отстранился от нее. Ее протест сменился возгласом восторга, когда он снова вошел в ее тело. На этот раз ее бедра поднялись еще выше, чтобы его встретить. Ее руки вцепились в его плечи, и в безмолвном восторге, в инстинктивном порыве поощрить его они прошлись по его телу, исступленно лаская его.
Она надеялась, что сумеет остаться неуязвимой, но сдалась без всяких условий и была рада этому. Ее голые ступни упирались в сланцевый пол пещеры, когда она снова приподнялась ему навстречу. Ее глаза были по-прежнему закрыты, а пальцы изогнулись, как у хищной птицы.
Лейтис уже почти достигла рая, где никогда не бывала прежде, таинственного конца этого сладостного путешествия.
– Лейтис! – произнес он ее имя, и оно прозвучало гортанно и непривычно для ее слуха. У нее вырвались стоны восторга.
– Пожалуйста, – прошептала она, сама не понимая, о чем просит.
Но он понял ее, потому что снова вошел в самую ее глубину, в темную сладостную пещеру. И его Поцелуй на этот раз означал завершение. Он был глубоким и пламенным, и у нее захватило дух, а в голове ощущалась только пустота.
В ее теле будто обрушился водопад, неся с собой жаркую и неописуемую радость. Эта радость была простой и чистой, удивительной и вечной.
С ней что-то случилось. Она словно раздвоилась, но ее возвращение к обычному состоянию было очень медленным и постепенным.
Лейтис обвила его шею руками, прижалась к нему, целуя и ища в его объятиях помощи и защиты. Мрак пещеры внезапно озарился ослепительным светом, вспыхнувшим у нее под веками.
Она услышала его стон, эхом отозвавшийся в ее теле. Это был стон восторга. Она баюкала и качала его в своих объятиях и крепко прижимала к себе.
Внезапно она громко вскрикнула, и ее крик эхом отозвался от стен пещеры.
Позже, когда прошла целая вечность, она потянулась к нему, заключила в ладони его лицо, захваченная столь острым и сильным чувством, что у нее прервалось дыхание. Это не просто слияние двух тел, мужского и женского, а нечто, о чем она прежде не знала и даже не подозревала, что подобное возможно.
Это похоже на любовь, которой она до сих пор еще не испытала.
Глава 21
«Я не собирался овладеть Лейтис», – думал Алек, пытаясь найти свою маску. Но не так-то легко было избежать искушения. Все началось с того, что он позволил себе поцеловать ее. И сделал это в темноте.
Он завязал тесемки маски, потом снова подошел к Лейтис, ударив ногу о выступ породы. Он тихонько чертыхнулся и обхватил ладонями ушибленную ногу.
– А я уже было поверила, что ты прекрасно видишь в темноте, – сказала она, и в ее голосе он услышал смех.
– Я надеялся, что ты меня пожалеешь, – сказал он тоже со смехом, – а не станешь потешаться.
– Разве это не тот самый Йен, что смеялся надо мной, когда я вывихнула лодыжку, спрыгнув с дерева?
– Но ты отомстила, напустив пауков мне в постель, если память мне не изменяет, – ответил он, снова садясь рядом с ней.
– Так ты знал об этом? – спросила она, удивленная.
– Конечно. Кто бы еще осмелился на такое?
Она рассмеялась, и ее смех вызвал у него ответную улыбку.
Для него было странным и непривычным помогать женщине одеваться в темноте. Пусть медленно, но он справился с этим нелегким делом. Его руки снова обхватили ее грудь, и он осыпал ее нежными поцелуями, пока нижняя сорочка не скользнула на свое место, скрыв ее от него. Он поцеловал одно, потом другое плечо Лейтис, пока и они не скрылись под платьем.
– То, что ты делал со мной... в этом есть нечто английское? – спросила она вдруг с беспокойством.
Он сидел некоторое время молча, вдруг ощутив к ней острый прилив нежности. Она была такой отважной и так смело бросалась в самые опасные приключения, а оказалась столь невинной в любовных ласках, что это несоответствие его очаровало.
– Нет, – ответил он, целуя ее в висок и, пальцами отбрасывая пряди волос с ее лба.
– А ты опытен в делах любви? – спросила она застенчиво.
– Весьма, – ответил он, понимая, что задача зашнуровать ее корсаж сулит ему новые возможности.
– Ты ответил слишком быстро, – укорила его она.
– Гораздо лучше покончить с этим вопросом, чем ходить вокруг да около.
Она отшатнулась от него, будто он ее оскорбил, но он обвил руками ее стан.
– Будь мир совершенен и добр, – сказал он ласково, – тогда мы с тобой были бы в равном положении и открывали друг друга, будучи невинными, но случилось по-другому.
– По-другому, – прошептала она.
– Все, что мы в силах сделать, – это взять то, что возможно, и быть за это благодарными судьбе.
– Я никогда не испытывала ничего подобного, – призналась Лейтис, обнимая его за шею.
– В таком случае мой опыт не пропал зря, – сказал он, уткнувшись лицом в ее шею.
Никогда прежде с ним не случалось, чтобы он испытывал столь ослепляющую страсть, но в то же время не терял и чувства юмора. Это сочетание опьяняло его. А возможно, его опьяняла сама Лейтис.
Гладя кончиками пальцев его руки от плеч к запястьям, она, видимо, так увлеклась этим занятием, что не заметила, что он, зашнуровывая ее корсаж, медлит.
– Откуда у тебя это? – спросила она, нащупав на его руке крестообразный шрам.
Он усмехнулся:
– Отметина Фергуса. Это произошло, когда он и Джеймс раскрыли мне тайну лестницы, ведущей в подземелье.
– Они знали об этом? – удивилась она. – Мне они никогда ничего не говорили.
– Мой дед взял с них слово, что они будут молчать, – пояснил Алек.
Она протянула к нему руку, дотронулась до его пальцев и заставила его нащупать на ее руке точно такой же шрам.
– Фергус? – спросил он, удивленный тем, что никогда раньше не замечал его. – И какую же великую тайну он тебе поведал?
– Никакой тайны, – ответила она. – Просто он взял с меня клятву, что я не скажу отцу о том, то он разбил любимое синее блюдо мамы.
Потом он взял в ладони ее лицо, ощупал уголки ее рта. Настало время открыть ей еще одну свою тайну.
Лейтис стояла, чуть отстранившись от него, и оправляла юбку.
– Я должна вернуться, – сказала она. – Не то Дональд меня хватится.
– Он хорошо с тобой обращается? – спросил Алек с улыбкой.
– Я терплю его общество, – ответила она уверенно. – А вот общество Мясника для меня невыносимо.
– Вот как? – спросил он настороженно.
– Я его ненавижу, – ответила она холодно. – Я ненавижу его и все, что за ним стоит, впрочем, он и есть олицетворение всего, что мне ненавистно.
– Но он ведь всего лишь человек!
Она наклонилась, ища на полу пещеры свои башмаки.
– Ты всегда называешь его Мясником, – сказал он, и от этих слов горло у него вдруг сжалось.
Она подняла на него глаза, будто могла его разглядеть в темноте.
– А ты никогда его так не называешь, – заметила она. – Почему?
– Слухам не всегда стоит верить, – сказал он. – Россказни о его кровавых подвигах в Инвернессе не совсем правдивы.
– И ты этому веришь? Он пожат плечами.
– Не всегда все так, каким кажется на первый взгляд, – сказал он, приближаясь к ней. – Но ты права, – добавил он, прежде чем она успела ему ответить. – Нам пора возвращаться в форт.
Он протянул ей ленту для волос, она взяла ее за один конец, и так они и пошли, соединенные малиновой лентой.
– Я бы не хотела туда возвращаться, – призналась она, поднимая на него глаза. – Но если я не вернусь, Мясник арестует Хемиша.
– Ты очень предана своему дяде, – заметил он.
– Он все, что осталось от моей семьи. Иногда он ведет себя так, что его трудно любить, – призналась она. – Но ведь любовь не всегда бывает легкой. Верно?