В гостинице было полно мужчин в рубашках без пиджаков, жизнерадостно орущих друг другу в лицо. Арчибальд пробрался сквозь толпу к крошечному столику в углу, на который крепкая женщина в клетчатом платье вскоре поставила две каменные кружки с элем. Арчибальд схватил одну из них и, громко стукнув ею о вторую, объявил:
— За здоровье тех, кто такие же, как мы.
Я взял свою кружку и так удивился ее весу, что чуть не выронил ее. Потом повторил тост, и мы выпили. Эль оказался препаршивым на вкус, и будь я один, выплюнул бы его на пол. Арчибальд сделал второй длинный глоток и ткнул меня локтем в бок, чтобы я не отставал.
— Как здорово с тобой увидеться, старина, — заявил он. — Ты большой оригинал, верно?
Я был в таком восторге, что нахожусь в компании столь прекрасного парня, Арчибальда Росса, что поднес кружку к губам и влил себе в глотку половину ее содержимого. Интересно, что сказал бы отец, если б увидел меня в подобном месте, но к тому времени, как эль добрался до моего желудка, меня это больше не заботило. Двое стоящих слева от нас дородных мужчин, положив руки друг другу на плечи, с жаром запели:
Когда мы жили в Колли-Мюрид,
Не люди там будили ны,
Будили голоса оленей
И птичья музыка весны!
Прошло немного времени, и вся компания присоединилась к песне. Арчибальд встал и фальшиво заорал:
В стране моей всего довольно,
Она обширна и добра,
Куда ни глянь — везде олени,
Лососи и тетерева!
Тут двое покачивающихся мужчин приземлились ко мне на колени, расплескав остаток моего эля. Арчибальд грубо столкнул их и заказал хозяйке еще две кружки. Песня затихла в куче-мале и смехе.
Были послушно принесены еще две кружки, и Арчибальд снова занял свое место, явно крайне довольный собой.
— Что ж, мистер Макрей, за нас и за тех, кто такие же, как мы!
— За тех, кто такие же, как мы! — повторил я.
Второй эль оказался уже гораздо вкуснее предыдущего, и я пришел к выводу, что первый, наверное, был выдохшимся.
Потом Арчибальд объяснил, что в прошлом году в конце охотничьего сезона егерь предложил ему стать его учеником, и теперь Росс живет в казармах за Большим Домом. Он зарабатывает шиллинг в день и даже больше, если бегает по поручениям гостей лорда Миддлтона. Мне это показалось огромным богатством, о чем я ему и заявил.
— Я спрошу, нет ли там места для тебя, — сказал Росс, — но, боюсь, у егеря остались о тебе плохие воспоминания.
Тут он замахал руками и пронзительно завопил, изображая, какое представление я устроил на горе́, и при этом буйно смеясь. Наверное, Арчибальд увидел, насколько убитый у меня вид, потому что быстро подавил хохот и спросил о моих планах на будущее. Я сказал, что работаю на дорогах и на отцовском участке, и вполне доволен. Росс с серьезным видом осведомился — неужели это предел моих мечтаний? Не желая его разочаровывать, я сказал, что планирую заниматься всем этим лишь ближайшее время, но, как только заработаю достаточно денег, собираюсь поискать счастья в Глазго. Арчибальд одобрительно кивнул, услышав мою ложь.
— Я слыхал, там перед человеком с амбициями открываются огромные возможности, — сказал он.
Я согласился, благодарный за то, что он не стал ни о чем больше расспрашивать, а Арчибальд крикнул, веля принести еще эля.
Теперь мы пребывали в отличном настроении, и Росс рассказал несколько историй о джентльменах, посещавших поместье, для пущего эффекта изображая их характерные черты и манеру речи. Он сказал, что егерь и вполовину не так страшен, как казался сначала: он часто приглашает Арчибальда в свой домик провести вечер, и они сидят у очага, покуривая трубки и вспоминая события дня. Когда нет охотничьих вылазок, егерь учит Арчибальда подкрадываться к дичи, так что теперь Росс может, осмотрев не видимые для неискушенного глаза примятую траву и потревоженный вереск, сказать, есть ли неподалеку олени и в каком направлении они движутся. Арчибальд похвастался, что знает холмы и горные долины лучше, чем комнаты собственного дома, а я признался, что очень завидую его новому положению.
Он принялся заново набивать трубку и спросил, почему у меня нет своей. Я ответил, что сберегаю все деньги на путешествие в Глазго и не хочу тратить их на табак. Арчибальд высказал мнение, что такие привычки сделают меня богачом. На мгновение я вообразил себя богатым торговцем: я сижу у очага великолепного городского дома, а Флора шьет рядом со мной.
Не знаю, как долго мы оставались в гостинице и сколько кружек эля выпили, но потом наступил миг, когда толпа хлынула на улицу. Приближалось великое событие дня — соревнования по шинти[28] между прихожанами Эпплкросса и Пойнта.
Арчибальд оплатил наш счет, к большому моему счастью, поскольку у меня денег не было. Он отмахнулся от моих благодарностей, настаивая на том, что раз пригласил меня выпить, то стал бы мерзавцем, если б позволил мне заплатить.
Я обнаружил, что из-за воздействия эля меня покачивает, но не стыдился своего состояния. Спотыкаясь, я пошел по улице; меня толкали в толпе, прохожие бросали на меня презрительные взгляды.
Арчибальд обхватил меня за плечи, и мы с ним снимали шапки перед всеми вместе и каждым в отдельности, считая себя самыми очаровательными парнями.
Почти добравшись до конца улицы, мы подошли к тому месту, где Джетта разложила свои товары. Похоже, она ужаснулась до глубины души, увидев, как я напился.
— Надеюсь ради тебя самого, что отец не узнает, в каком ты сейчас состоянии, — негромко проговорила она.
Я проигнорировал ее замечание и, показав на своего товарища, сказал:
— Позволь представить моего друга, мистера Арчибальда Росса.
Арчибальд отвесил замысловатый поклон.
— Я в восторге от нашего знакомства, мисс Макрей, — сказал он. — Во всем приходе не может быть девицы прекраснее.
Он взял ее руку, которую она не протягивала, и поцеловал. Джетта удивленно уставилась на него, без сомнения, гадая, как ее брат мог свести знакомство с таким очаровательным парнем. Арчибальд сделал шаг назад, чтобы осмотреть изделия Джетты. С видом знатока он осторожно пропускал шали между пальцами и одобрительно бормотал. Джетте как будто польстило его внимание, и она сказала, что меньше десяти минут назад продала шаль леди из Большого Дома за шиллинг.
— Шиллинг! — сказал Арчибальд. — Вы недооцениваете свою прекрасную работу, моя дорогая.
Потом он заявил, что купит шаль, которую сейчас держит, для своей матери, и дал сестре за нее два шиллинга. Джетта была очень довольна и без конца благодарила его. Когда Арчибальд отошел от тележки, она сунула мне шиллинг и прошептала, чтобы я ни слова не говорил отцу о том, что она что-то продала.
Положив монету в карман, я догнал Арчибальда в толпе, довольный, что позже смогу пригласить его в гостиницу, дабы выпить еще эля. Мы пошли за деревню, к Большому Дому, где должен был состояться матч.
— Твоя сестра просто изумительна, но одевается, как старая карга, — дружелюбно сообщил Арчибальд. — Она никогда не найдет мужа, если будет облачаться в такие невзрачные тряпки. Когда парень видит девушку, замотанную в дерюгу, он имеет полное право решить, что у нее имеется веская причина скрывать то, что находится под этими тряпками, ха-ха.
Он сделал знакомый вычурный жест трубкой — жест, который, как я теперь понимал, был призван сделать любое его утверждение неоспоримым. Я вынужден был признать, что в его словах есть некая доля истины, и, смотри я на Джетту беспристрастным взглядом, она произвела бы весьма неприглядное впечатление. Словно для того, чтобы это подчеркнуть, поблизости было сколько угодно привлекательных девушек, разодетых в симпатичные платья, с волосами, красиво заколотыми вверх, чтобы открыть гладкую, белую кожу их шеек.
Арчибальд взял купленную им шаль, скомкал и сунул в куст. Я пришел в полный ужас и спросил, зачем он это сделал. Он пожал плечами и с ухмылкой посмотрел на меня.
— Старина, такую тряпку я не дал бы даже на подстилку своей собаке. Я приобрел ее только для того, чтобы у твоей сестры было немножко денег и она могла купить себе не такой мрачный наряд.
Я вспомнил, сколько часов сестра трудилась, чтобы связать шаль, и почувствовал себя глубоко задетым бессердечием друга. Подумав, что позже Джетта может увидеть свою работу, брошенную в кусты, я побежал обратно и вытащил шаль. Она застряла в шипах, и мне не сразу удалось отцепить ее от веток. Шаль была вся изорвана, но я как можно аккуратнее сложил ее и сунул за пазуху. Арчибальд весело наблюдал за мной.
— И что ты теперь собираешься с ней делать? — спросил он, когда я его догнал. — Она же вся порвана.
Отвечать мне не хотелось, и несколько минут мы шли молча. Матч шинти, устроенный по желанию помещика, должен был состояться перед Большим Домом в месте, отмеченном опилками. Вокруг отметок уже начали собираться зрители.
Спустя несколько минут мое негодование улеглось, и Арчибальд, наверное, почувствовал это, потому что снова заговорил доверительным тоном:
— Я-то сам еще несколько лет не собираюсь искать жену. Зачем молодым людям вроде нас ограничиваться одним блюдом, когда можно испробовать столько разных? — Он взглянул в сторону группки девушек. — Если твоя сестра с умом потратит деньги, я был бы не прочь прогуляться с ней на зады гостиницы. После того, как я дал ей два шиллинга, она, без сомнения, чувствует себя в долгу передо мной.
Он ткнул меня локтем в бок, и я, лишь смутно представляя, что он имеет в виду, кивнул в знак согласия.
Гости лорда Миддлтона сидели в креслах, расставленных в дальнем конце поля. Это место явно предназначалось для знати, и деревенские жители столпились вокруг остальных трех сторон. Была поставлена большая палатка, и, поскольку игра еще не началась, большинство мужчин околачивались возле нее. Арчибальд повел меня в палатку и заказал две порции виски. Мы провозгласили тост, выпили, и как только спиртное добралось до моего живота, я совершенно позабыл про инцидент с шалью.