Я добрался до Калдуи ужасно усталым, как из-за переживаний минувшего дня, так и из-за уверенности: теперь мне не спастись от уготованного мне провидением. А раз так, не все ли равно, что скажет отец о моей отлучке! Я хотел только одного — лечь на кровать и уснуть.
Шагнув через порог, я с удивлением увидел за столом сидящего спиной к двери человека в черном. По коротко стриженным волосам я узнал преподобного Гэлбрейта. Отец занимал место во главе стола, Джетта маячила у шкафа, как темный призрак, и даже в тусклом свете лицо ее выглядело бледным. Я решил, что священник явился рассказать, что видел меня нынче утром в Камустерраче, но дело было в другом. На столе лежал лист пергаментной бумаги, сложенный втрое, со сломанной восковой печатью.
Священник велел мне сесть и сказал:
— Сегодня твой отец получил это письмо.
Протянув руку через стол, он кончиками пальцев подтолкнул ко мне письмо. Костяшки его были узловатыми и опухшими.
Я взял бумагу и развернул. Поскольку в комнате было слишком темно, чтобы читать, я отнес письмо к очагу. Оно было написано изящным почерком, с подчеркнутым заголовком: «Извещение о выселении».
Я не помню точных выражений письма, но сперва в нем называлось имя моего отца («арендатора») и указывался размер участка, дома и пристроек. Потом там говорилось, что фактор властью, данной ему помещиком, настоящим велит арендатору покинуть означенную собственность к тридцатому дню сентября тысяча восемьсот шестьдесят девятого года. Такая дата устанавливается, чтобы дать арендатору время собрать урожай с данной земли. Потом следовал список оснований для выселения: отсутствие содержания участка в соответствии со стандартами; отсутствие поддержания домов и хозяйственных построек в должном состоянии; присвоение собственности помещика; агитация против деревенского констебля; задолженности по выплате арендной платы и налагаемых штрафов. Дальше перечислялись различные суммы, в общей сложности намного превышающие стоимость всего нашего скота и имущества. Письмо было подписано и датировано фактором.
Я вернулся к столу и положил на него письмо. Отец продолжал глядеть прямо перед собой.
— Я объяснил содержание письма твоему отцу, — обратился ко мне священник. — Я ошеломлен тем, что он допустил такой беспорядок в своих делах, сделавший неизбежными подобные меры.
— Неизбежными? — повторил я.
Священник посмотрел на меня с тонкой улыбкой на губах.
— Все мы в ответе за управление своими делами. Нельзя ожидать, что помещик разрешит арендаторам пользоваться своей землей бесплатно и без соблюдения условий арендного договора.
Тут он покачал головой и тихо поцокал языком.
Я невольно почувствовал, что священник извлекает некое удовольствие из нашего положения, поэтому не видел смысла взывать к нему, прося, чтобы он вмешался и заступился за нас. Потом преподобный заявил, что в последние несколько месяцев не видел меня и мою сестру в церкви.
— Может, если б вы уделяли больше внимания своему духовному благополучию, — сказал он, — то не оказались бы в такой ситуации.
— Не вижу связи между этими двумя вещами, — ответил я.
— Именно о том я и говорю, — сказал священник. — Ты — огромный позор для своего отца.
Потом он сообщил, что по возможности наведет справки, где нам найти другое жилье. Отец поблагодарил его, и преподобный ушел.
Когда он исчез, отец схватил письмо со стола и разорвал в клочья. Затем заколотил кулаками по столу так, что клочки бумаги подпрыгнули. Я наблюдал за ним, как мог бы наблюдать за бьющимся в ловушке раненым животным. Близнецы проснулись в своей кровати, и Джетта пошла к ним, чтобы их успокоить.
Тогда отец встал и надвинулся на Джетту. Он схватил ее сзади за шею, подтащил к столу и грубо усадил на скамью рядом со мной. Близнецы заковыляли за ней с душераздирающим ревом.
— Твои грехи навлекли на нас все это, — тихо сказал отец.
Джетта нагнула голову и сжала руки на коленях, скрутив между пальцами косичку из цветных нитей.
— Вовсе нет, — ответила она.
Я не думал, что с ее стороны благоразумно перечить отцу, когда он в таком настроении, но Джетта казалась совершенно непоколебимой.
Тут отец встал, с удивительной быстротой грубо схватил мою сестру за волосы на затылке и приблизил ее лицо к своему.
— Думаешь, кутаясь, как старуха, ты можешь скрыть от меня свое положение? Я не слепой!
Джетта покачала головой, насколько ей позволяла крепкая отцовская хватка.
— Ты — шлюха.
И, наклонив голову моей сестры к столу, отец начал колотить ею о столешницу. Джетта не закричала.
Я схватил отца за запястье и попытался ослабить его хватку, но его пальцы крепко вцепились в волосы сестры. Пока я боролся с ним, Джетта болталась между нами, как рыбачья лодка на волнах.
— Я хочу знать, кто за это в ответе! — прошипел отец.
Джетта не разжала плотно стиснутых губ. Из глаз ее струились слезы. Я умолял отпустить ее, но, несмотря на мои усилия, отец так сильно стукнул Джетту головой о стол, что ноги его оторвались от земли.
— Кто за это в ответе? — прорычал он.
Изо рта его летели капли слюны. На столешницу сочилась кровь. Джетта мотнула головой, давая знать, что не ответит. Я испугался, что он ее убьет, и выпалил:
— Это дело Лаклана Брода!
Отец дико уставился на меня; его маленькие глазки заметались туда-сюда, и я воспользовался этим моментом, чтобы броситься на него через стол. Я выхватил из его рук Джетту, вырвав при этом большой клок ее волос. Мы втроем упали на пол, и я навалился на отца. Несколько мгновений он пытался бороться, и я, обхватив его руками, понял, что он — сплошные кожа да кости. У него не осталось сил, и запал его быстро угас.
Джетта выбежала из дома. Близнецы выли, как собаки. Отец остался лежать на спине, а я поставил на ножки стол, опрокинутый во время драки, подобрал разбросанное по полу и расставил по местам. Отец с трудом встал и устало стряхнул пыль с одежды. Потом сел на свой стул и опустил голову на руки. А я вышел, чтобы поискать Джетту.
Я нашел ее в сарае. Она сидела на табурете для дойки, с которого я недавно дотягивался до балки, где устроил гнездо для своего птенца. Волосы на левой части ее головы были спутаны и окровавлены, левый глаз налился кровью и заплыл. Она скручивала на коленях кусок веревки.
Когда я вошел, Джетта подняла взгляд, ее налитый кровью глаз дернулся.
— Привет, Родди, — грустно сказала она.
— Привет, — ответил я.
Я не мог придумать, что еще сказать, поэтому просто подошел и встал с ней рядом. Она поднесла руку к голове и осторожно дотронулась до нее кончиками пальцев. Потом посмотрела на кровь на своей руке так, будто это была чужая кровь. Я опустился рядом с ней на колени.
Джетта повернула ко мне голову — движение, которое заставило ее вздрогнуть.
— Несчастливый жребий выпал нам в этой жизни, да, Родди? — сказала она.
— Да.
— Боюсь, отец не позволит мне вернуться под его крышу.
— Все мы недолго пробудем под этой крышей.
Она медленно кивнула.
— Ты отправишься в Тоскейг? — спросил я.
— Боюсь, в моем нынешнем состоянии я не буду там желанной гостьей, — ответила она.
— Что же тогда?
Ее губы сложились в печальную улыбку, и она покачала головой в знак того, что у нее нет ответа. Впервые я увидел, что у нее сильно расплющен нос. Мне было больно видеть, как она искалечена.
— Для меня все кончено, — сказала Джетта. — Меня заботишь ты. Тебе надо уйти отсюда. Ты же видишь — тебе здесь нечего делать.
Я ничего не сказал о своей злополучной прогулке к Перевалу, поскольку мне делалось стыдно при одной мысли о том бегстве.
— А как же отец? — спросил я.
— Наш отец счастливее всегда тогда, когда страдает, — сказала Джетта. — Ты не должен привязываться к его мачте.
— А близнецы?
Большая слеза скатилась по здоровой щеке Джетты.
— О них позаботятся, — ответила она.
— О ком надо позаботиться — так это о Лаклане Броде! — заявил я.
— Это сделал не Лаклан Брод, — сказала Джетта, прикоснувшись к своему разбитому лицу.
— Все сделал Лаклан Брод! — возразил я. — Мне хотелось бы ему отомстить.
В тот момент это были пустые слова, сказанные в порыве бравады. До настоящей минуты я не думал о возмездии и понятия не имел, как можно отомстить.
Джетта неистово затрясла головой.
— Ты не должен так говорить, Родди. Если б ты лучше разбирался в нашем мире, то бы понял, что не надо винить Лаклана Брода. Провидение довело нас до такого. Лаклан Брод виноват не больше, чем ты, или я, или отец.
— А если б я не убил барана, или если б мама не умерла, или если б «Два Иена» не затонули? — возразил я.
— Но ведь все это произошло.
— Если б Лаклан Брод не существовал… — начал я, понятия не имея, куда приведет меня эта мысль.
— Но он существует, и точно так же не выбирал — являться ему в наш мир или нет, как не выбирали и мы с тобой.
— Тогда не ему и выбирать, как он наш мир покинет, — сказал я.
Джетта длинно вздохнула.
— Не в твоих силах что-нибудь изменить, Родди. В любом случае тебе нужно заботиться о себе, а не о Лаклане Броде. — Она понизила голос до шепота: — Он недолго пробудет в этом мире.
Я отстранился, чтобы лучше увидеть ее лицо. Она сделала знак пальцами придвинуться ближе.
— Я дважды видела его в саване.
Несколько мгновений я старался понять тайный смысл слов сестры, а когда понял, меня охватило ликование — я подумал, что уход Лаклана Брода избавит нас от бед. Я высказал свои мысли Джетте, а она упрекнула меня за то, что я радуюсь событию, которое сделает жену Брода вдовой, а его детей — сиротами. Я резко ответил, что предпочел бы жить сиротой, лишь бы меня не растили как отпрыска Лаклана Брода.
— Такие чувства тебя не красят, — сказала Джетта. — Что бы ни случилось с Лакланом Бродом, это не изменит моего состояния. И не отменит письма фактора.
Отказываясь ей верить, я встал и взволнованно заходил по амбару. Я потребовал рассказать подробней о ее видении