За Каменкой поднимаются наши поля и снова наш лес.
Работы у меня был неисчерпаемо.
Купил срубы для дома и служб, нанял заготовлять свой лес на постройки, с рабочими расчищал место в горе.
Волновался, суетился, обдумывал, чертил планы, скакал от затей радостных.
Топор не выходил из рук, натерев мне первые гордые мозоли на ладони. Семья переехала жить в деревню Шардино.
Женя приносил мне обед на Каменку — я разжигал костер, разогревал, ставил чайник, ел, пил, веселился, махал руками, распевал, работал посвистывая.
Иногда охотился — приносил рябчиков, зайцев.
Зимой, оставив за себя подрядчика, мы вся семья уехала в Пермь — до весны.
В Перми на судостроительном заводе братьев Каменских я начал строить ранее изобретенный мной водяной автомобиль — аэроход — с воздушной тягой, который, мог бы носиться и по земле (и в будущей стадии — по воздуху).
В чертежах мне очень помог старший чертежник завода Саша Потапов — друг детства и славный управляющий — мастер в строительстве моторных лодок — И. Д. Иртегов.
Тем временем — пока строился аэроход, пока шла заготовка на Каменке, куда наезжал, — я взялся — ради идеи и зароботка — организовать в Перми первую Выставку современной живописи.
Снял благородное собранье.
26 художников Москвы и Петрограда прислали свои вещи.
Выставка получилась блестящая и вряд ли когда скоро Пермь увидит такой культурный праздник красок от реальнаго Малютина (портрет) до футуристическаго Давида Бурлюка (Он и Н. Гущин помогли дружески).
Находясь дома я выставил много своих вещей — футуристических, детски — ярких.
Публики было масса, но почти все предубежденные разными буржуазными — Русскими Словами — Биржевыми — провинциально смеялись даже над Малютиным, думая, что и он — футурист.
О — пермяки.
Я усердно давал разъясенья.
Продалось мало: Попатенко, Бурлюк, Гущин, Субботин-Пермяк.
Своих же картин на удивленье себе продавал много, а в это время в раздевальной часто появлялся с Каменки подрядчик за деньгами, которые он и получал.
Выставка поддержала здорово.
Однако мое восторженное состоянье сменилось траурной печалью: нелепо умерли одна за другой — любимые — моя тетя Саша Хрущева — воспитательница, и моя единственная сестра Маруся.
Испытанье построеннаго (средствами завода) аэрохода с моим авиационным мотором прошло успешно на Каме, но без подъема с моей стороны — изобретателя, опечаленного событиями.
Первым моим пассажиром был редактор местной газеты Перфильев, изрядно подвыпивший перед риском испытанья.
Снимки испытаний моего аэрохода были: в Искрах (Рус. Сл.), Огоньке, К спорту и др.
Я — что называется — и до сих пор об аэроходе оставил вопрос открытым.
Надо было спешить на Каменку, достраивать окончательно дом к осени.
С семьей мы переехали в Шардино снова.
Работа на Каменке кипела: дом, огород, поля.
Летом приехал гостить Алеша.
Я много возился с Женей — Шурой, гуляли на Каменке, много рисовал с ребятами, разсказывал им всякие чудеса, работал.
Архитекторство мое успешно кончалось.
Начался сенокос, появилась земляника.
Косил во все лопатки, все кругом работали, кричали, собирали ягоды.
Поспела рожь, овес, засеянный с клевером.
Огород: картофель, марковь, капуста, репа.
Лето катилось ярко, молодо, энергично.
По праздникам я так хорошо играл в деревне на гармошке, что крестьяне шутили:
— За такую игру тебя Василий надо в государственную думу выбрать.
Осенью Августа с ребятами решила ехать на Кавказ, зимовать в Тифлисе, куда я должен был приехать к ним.
Я проводил семью на пароходе, не подозревая, что расстаюсь с горячо любимыми и любящими меня Женей и Шурой почти совсем: ведь все эти четыре года я с ребятами был необычайно дружен и близок.
У Августы были вероятно какие то свои соображенья или просто мы устали друг от друга — не знаю — будь — что будет.
С Алешей мы переехали на новоселье — в новый сосновый дом на Каменке.
На радостях много пировали, заводили грамофон, играл я на гармошке, Алеша акомпанировал на гитаре, ухали, пели.
Справили.
У меня больше не стало денег: надо было ехать на заработки.
Дома оставил дворника, караулить и смотреть за скотом.
Алеша уехал в Петроград, до весны, в аптеку.
Я укатил в Москву читать лекции.
К полевым работам в апреле решили съехаться на Каменке.
Ю
Что есть Буква. Василий Каменский учит.
Буква есть идеально-конкретный символ зачатия мира (слова) — мускул летающого крыла (слова) — взломанный блеск молнии, вызывающий гром (слово) — начало источника бьющого из подгоры, чтобы в стремительном слияньи с другими истоками образовать журчей или речку (слово) во славу движенья реки (мысли) до океана словотворчества.
Буква — взрыв, Слово — стая взрывов.
У каждой Буквы — своя Судьба, своя Песня, своя жизнь, свой цвет, свой характер, свой путь, свой запах, свое сердце, свое назначенье.
Буква — это совершенно отдельная планета вселенной (слова — понятия).
Буква имеет свой рисунок, — звук, — полет, — дух, свою твердость, свое вращенье.
Рожденное Слово — божественное бракосочетанье нескольких пар или троек Букв.
Гласная — жена.
Согласная — муж.
Согласные — корни Букв, отцы.
Гласные — движенья, рост, материнство.
Натянутый лук охотника — согласная, а спущенная стрела — гласная.
Каждая Буква — строго индивидуальный мир, символическая концентрация которого дает нам точное определенье внутренней и внешней сущности.
Образец Ю
Ю
Юночка
Юная
Юно
Юнится
Юнами юность
В июне юня.
Ю — крыловейная лейная.
Ю — розоутрая рая.
Ю — невеста Ста Песен.
Ю — жена Дня.
Ю и Я.
Если встретится Ю в тысячах словах и на каких угодно языках — Ю всегда принесет слову женственность, звучальность, розоутренность, гибкость, возбужденье.
Буква К дает слову твердо-холодно-острую материальность: корень, клинок, камень, кирка, кость, сук, ковка, кол, кистень.
Буква М — зов животных: мму — корова, ммэ — овца, мяу — кошка, — мама зов ребенка, моя, мы, молитва, милая, приманка — ощущенье тепла жизни.
Буква О — колесо простора, воздух, небо, высоко.
Буква Н — мистичность: некто, неведомый, ночь, начало, канун, — отрицанье: нет, не, никогда, немой.
Слово Окно = о + к + н + о значит: простор + материя (стекло и дерево) + граница ночи + воздух = окно.
Буква Б — божественно-стихийное начало: бог, бытие, библия, бык (священный), будущее, буря, бедствие.
Е — день, свет, селенье, дерево, елей.
А — арка, радуга, мать, ау.
Р — кровь, труд, гром, раскат, удар.
И — связь, прибавленье, вода: пить, лить, нитка, вино.
Слово небо = н + е + б + о = значит: неведомость + свет + божественност + воздух = небо.
(Это из Его лекции о словотворчестве).
Вчить-карм
Раз в вечер из-синя-изумруднаго мая — когда лилово в долинах уральских пахли травоцветенья, а небо казалось васильковоглазым шатром — я и Василий (у себя на Каменке) поднялись на гору Цингал.
Сели на самой вершине.
Он взметнул головой, вздохнул, улыбнулся высоким горизонтам.
Может быть вспомнил он о полетах над синими коврами земли из старинного шелка Китая.
Может быт услышал он зовный зов океанских волн приливающих для отдыха к скалистым пристаням.
Или может быть узнал он сердцем глаза той, что осталась там ждать.
Есть страна Дания
Есть страна дальняя
Есть имя Анния
Есть имя — Я.
В пальмах раскинута
Синь — Океания
Синь — Апельсиния
Синь — Облака.
Где то покинута
Девушка с острова —
Острая боль глубока.
Девушка Анния мною покинута
Жить и томиться
В шатре рыбака.
Он еще вернется к ней: Поэт-Птица, мексиканская птица Хоулн-стэй.
Он сам написал повесть-Любовь Наездницы — где Поэт с крыльями увидел душу свою в птице и птица Хоулн-стэй стала его и возлюбленной, его Юннэ — судьбинной птицей.
Мимо нас в долину пролетела ласточка.
Он крикнул ей:
— Вчить-карм.
Я мог бы спросить Его о значении этих слов, но почувствовал, что не надо.
Я почти понял.
Мне кажется, что рожденье слов является разрывностью соединенной воли двух творчеств.
Линия острого Налёта ласточки близко и встречная стрела глаз Поэта, наблюдающого полёт, в творческом пересечении дают звук:
— Вчить.
Линия отлёта и мгновенный взмыв вверх и испуганный резкий поворот кидают отзвук:
— Карм.
Творчество ласточки заключалось в рисунке движенья и в свистящем шуме, рассекаемого крыльями воздуха.
— Вчить-карм.
Творчество Поэта возникло на точном определеньи звуковой формы и на ритмическом соединеньи единого впечатленья, сконцентрированного волей верного мастера — песнебойца.
— Вчить-карм.
Так наивно — приблизительно я (скрывая от Поэта) объясню момент словотворчества, понимая ясно, что хризолитовая линия падающей звезды — объясненная словами — (да еще днем) будет походить на кишку вымотанную медведем из коровы.
А расчитывать на рыцарей чистаго искусства — чующих истину — скучно и им это — мимо — все равно — дальше.
Пожалуй я имею ввиду друзей и еще каких нибудь чудаков.
Ах — эти чудаки.
Только они (берутся откуда — из Гдетотамии) — эти милые чудаки поддерживают всяческие открытья в искусстве молодости.
Это они — святые чудаки открывают — как гусята — розовые рты и в удивленьи ждут от футуристов щедрого питанья.
Чудаки отличаются от друзей бескорыстием и преданностью тайной и стойкой.
Как то Василий в Москве (1915) вместе с другом Давидом Бурлюком устроили лекцию о святых чудаках.