Под конец во мне трепещет лишь одно желание — стукнуть Гирша чем-нибудь, да посильнее. Мало его бьют. Серьезно!
— Все, просто молчи, — выставляю руку вперед, пока он складывает в машину многочисленные пакеты. — Я уже сегодня вдоволь наслушалась про свой вкус.
— Так если у тебя его нет?!
Ян закрывает багажник и садится за руль. Попрыгав на месте от досады, я выдыхаю и забираюсь на пассажирское сиденье.
Мой телефон по-прежнему валяется в бардачке. Я не общалась с мамой и бабушкой уже больше двух суток, такое в моей жизни впервые. Стоит чуть крепче об этом задуматься, и меня накрывает чувством вины. Все же я плохая дочь и внучка.
Отворачиваюсь к окну, рассматривая пролетающие перед глазами пейзажи. Ян врубил музыку так громко, что мозги вот-вот треснут.
Убавляю, получая за это его недовольный взгляд.
— Голова болит. — Беру с заднего сиденья бутылку воды.
После походов по магазинам на мне длинная белая юбка и такой же белоснежный топ. Длину юбки определяли исключительно пораненные колени.
Мы уже сворачиваем в сторону дороги, что идет к дому Иры, когда Яну звонит Денис.
— Я на громкой, — сообщает Гирш.
— У нас гости. Охранник твой приперся.
— Когда?
— Только тачка подъехала.
— Я тебя понял. На созвоне.
Ян резко разворачивает машину. Теперь мы мчимся в противоположную сторону. Сразу после разговора с Денисом он просит меня выбросить сим-карту и выключить его телефон.
— Что теперь делать?
— Что-нибудь придумаем.
Ян подмигивает и увеличивает скорость. Вскоре мы снова оказываемся на протяженной трассе.
Глава 17
Ян
— Приятного отдыха.
Парень, что нас заселял, прикрывает книгой камеру на стойке рецепции и засовывает себе в карман деньги, что я дал сверху, чтобы избежать его просьбы предоставить паспорта.
— Ага, — киваю и сгребаю со стойки ключи. Они бренчат в руке, пока мы идем по узкому коридору.
Первый этаж. Восьмой номер.
Распахиваю дверь, мельком замечая свое перекошенное лицо в отражении такого же компактного, как и все здесь, зеркала.
Комната недотягивает даже до двойки по моим стандартам. Но сегодня было бы рискованно селиться в нормальном отеле по документам и без них. Мое лицо привлекает слишком много внимания, и я понятия не имею, чего можно сейчас ожидать от отца и какую команду он спустит Тёме. В первую очередь этот бык будет искать именно там. Поэтому две следующие ночи придется ютиться в хостеле. Единственный пустующий двухместный номер в фонде сейчас перед нами.
Пропускаю Малинину вперед, сам же продолжаю стоять на пороге и в очередной раз обтекать от этого «увлекательного» путешествия.
Ника осматривается. Кладет свои вещи на первый этаж двухъярусной кровати и отодвигает жалюзи.
Здесь настолько мало места, что дышать трудно. Окно, как полагается, с видом на стену соседнего здания.
Удобства общие. На этаже. Класс. Нам бы с таким бэкграундом еще в плацкарт на трое суток перед этим…
Отец не всегда был богат, и я отлично помню, как в детстве мы с мамой ездили к бабушке. Несколько суток в душном вагоне, под шум расхаживающих туда-сюда людей — романтика. Нет!
На улице уже стемнело. Мы ехали несколько часов, потом долго искали место, где можно осесть на пару суток.
— Располагайся, короче, — сую руки в карманы, — а я пошел.
— Куда? — в глазах Малининой проносится паника.
— Какая разница? У меня могут быть свои дела, — психую.
Меня бесит складывающаяся ситуация. Бесит, что я какого-то хрена реагирую на все эти эмоциональные волны, что от нее исходят. Не стоило ночевать с ней в одной комнате, и целовать тоже не стоило. Как и думать сейчас о том, что мы снова в замкнутом пространстве, а вокруг ночь.
Нет уж, этой ночью я оторвусь по полной. А она… Пусть сидит здесь, если не хочет быть пойманной и возвращенной к бабке.
— Могут, — Ника поджимает губы, выглядит при этом разбитой и потерянной.
«Мне нет до этого дела», — убеждаю сам себя и разворачиваюсь к выходу.
— Ян, — Малинина оказывается рядом за пару шагов. Тут реально очень, очень мало места.
— Чего еще? — скольжу по ней раздраженным взглядом, тряхнув плечом, которого она коснулась.
Глупость качает головой и делает шаг назад, пряча свои руки за спину.
— Ничего. Я просто… Не важно. Хорошего вечера.
— Ага, и тебе.
Ухожу не оглядываясь.
Мне нужно отвлечься. В первую очередь именно от нее.
Это дико, но понимание того, что Азарин со своей вечной улыбкой на роже не трется рядом с Глупостью, позволяет выдохнуть и переключиться. Я не заморачиваюсь по поводу того, что оставил ее одну, уверенный в том, что одна она здесь и просидит. Жестоко? Возможно.
Сворачиваю в проулок и выныриваю оттуда уже на центральную улицу.
Минут тридцать бездумно слоняюсь по округе, а потом захожу в первый попавшийся клуб на набережной.
Дальше бара не продвигаюсь. Беру пару шотов, иногда скашивая взгляд в толпу танцующих девчонок. Однозначно есть из чего выбрать.
Раньше я думал, что одиночество — моя стихия.
Высшая степень комфорта, когда тебе никто не нужен. Тем более какая-то девчонка. Я влетал на вечеринку, общался, сваливал, ехал куда-то еще, но надолго нигде не задерживался. Делал все что хотел, не думая о других. Меня не беспокоили чужие проблемы. Не хотелось помогать, утешать. Переживать. Если ты личность — то поможешь себе сам. Если нет, то есть ли смысл марать руки о такое недосущество? Не думаю.
А сегодня меня перетряхивает от мысли, что все это было каким-то грандиозным самообманом.
Видеть в чужих глазах восторг, какую-то тупую благодарность, и плюсом ко всему иметь возможность разделить с этим человеком и свои страхи — это пугает до чертиков.
Пугает настолько, что земля из-под ног уходит. Но, несмотря на это, я какого-то черта не могу о ней не думать.
Сижу в самом сердце шумной толпы и грохочущей музыки и думаю — может, стоит вернуться? Пойти к ней?
— Привет, ты чего такой задумчивый?
Раздражающий голос где-то сбоку привлекает к себе внимание просто своим наличием.
Поворачиваю голову. Смотрю оценивающе.
— Угостишь? — девчонка приподнимает брови, улыбается.
— Заказывай, — жму плечами и снова концентрирую все свое внимание в одной точке. Залипаю на отражающихся в зеркальной поверхности бара вспышках стробоскопов.
— Я Ника, кстати, а ты?
Точно какой-то сюр. Глаза сами собой закатываются.
Теперь рассматриваю ее детальней. Высокая, смазливая, стройная. Сиськи — зачет.
— Не имеет значения, — прикрываю глаза на секунды и слезаю с барного стула.
— Ты куда?
— Не твое дело.
— Хам!
Угу. Убираю руки в карманы и выхожу на улицу. Меня пополамит желание вернуться в хостел и уйти в отрыв здесь. Хотя бы с той козой, что липла на баре.
Ника… Возможно, было бы даже весело.
В итоге сам не понимаю, как оказываюсь во дворе клоповника, куда мы заселились. Присаживаюсь в пластиковое кресло на открытой веранде, где стоит буквально три стола, и придвигаю к себе стеклянную пепельницу.
Запрокидываю голову и выдыхаю дым в звездное небо.
Наступает такая тишина, что, кажется, ее можно потрогать руками. Убеждаю себя, что это всего лишь дикое наваждение, приуроченное к тем выстрелам. Моя странная тяга к этой девчонке — всего лишь результат сильной стрессовой ситуации, не больше.
Окончательно убедив себя в этом, поднимаюсь и захожу в темный коридор. Включаю фонарик на телефоне, чтобы отпереть дверь, не сразу понимая, что она и так открыта. Толкаю и замираю.
Глупость сидит на кровати и ревет белугой.
— Чего опять?
Скидываю кроссовки и хлопаю дверью. Ника вздрагивает, поднимает на меня заплаканные глаза и, качнув головой, начинает выть еще громче.
17.2
— Ты издеваешься?
Чем громче я на нее ору, тем сильнее она рыдает. Уши закладывает от этого воя. Я злюсь. Ненавижу слезы. Сегодня они не проходят фоном, а мне бы очень этого хотелось.
— Ты можешь нормально сказать?!
Меня злит происходящее. Бесят ее причитания. Сама она жутко раздражает, настолько, что хочется хорошенько ее встряхнуть, чтобы заткнулась.
Но это лишь верхушка сраного айсберга. Стоит копнуть глубже, и ты сразу почувствуешь всплеск какого-то больного, несвойственного тебе волнения. Дикого страха за эту странную девчонку.
Что еще у нее могло случиться?
Глупость трет лицо и начинает икать. Слова, что из нее вылетают, получаются непонятными.
— Очень доходчиво, — кривлю губы и сажусь с ней рядом. — Ну?
— Я домой позвонила, — шмыгает носом, проговаривая свои объяснения четче.
— Не со своего телефона, надеюсь?
— Нет.
— Отлично, хоть на что-то у тебя ума хватило.
— Ты обещал! — она снова взрывается слезливым воплем и лупит меня кулаком в плечо.
— Поаккуратней, — ловлю ее запястье.
— Обещал без оскорблений, Ян.
— Это и не было оскорблением. Прямая констатация факта, — откидываюсь затылком к стене. — И что там?
— Бабушка… Бабушка сказала…
Все ее слова снова смываются от рыданий.
Самое время сейчас словить дзен и просто дождаться, когда ее истерика закончится. Именно так я и делаю.
Выдыхаю и прикрываю глаза, стараясь пропускать ее всхлипы фоном. На пятой минуте, правда, от этой способности не остается и следа.
Резко подаюсь к Малининой и встряхиваю ее за плечи, как и хотел изначально.
— Перестань выть, — шиплю на нее, практически задевая губами щеку, — хватит, — снова встряхиваю.
Ника замирает в моих руках. Ее тело становится податливым.
Эта странная близость ломает какие-то грани души. Потому что я и сам превращаюсь в ледяную статую. Удерживаю ее в своих руках, лишь немного ослабляя хват пальцев, чтобы не оставить на ней синяков.
— Что она сказала? — Дыхание перехватывает, сам не замечаю, как перехожу на шепот. В комнате темно. Видны лишь силуэты. Сегодня я даже не вижу блеска ее глаз. — Ника?