— Я просто хотела.
— Меня не интересует, чего ты хотела. Лучше в аптеку зайди.
Притормаживаю за углом противоположной улицы от ТЦ, где назначил Тёме так называемую встречу. Он все это время был где-то поблизости. Я уверен, что он не вернулся в Москву. Так и продолжал нас искать. У него было почти сорок минут, чтобы сюда приехать.
Если этого времени ему не хватило, то ищейка из него никакая.
— Зачем?
— За презиками, — ухмыляюсь.
Ника смотрит на меня с легким налетом испуга в глазах.
— А ты думала, почему я тебя вчера не трахнул? Закончились, — выворачиваю карманы на шортах.
— Ты просто урод.
— Знаю. Противовирусное купи.
— Сам купи, — она складывает руки на груди, демонстративно так. Отворачивается даже.
— Надо заправиться.
Малинина нехотя тянется к ручке двери.
— Ладно, — вылезает на улицу. Делает пару шагов, а потом показывает мне фак.
Смеюсь, откидываясь затылком на подголовник. Как только она скрывается за углом, разворачиваю тачку. Обратно я, естественно, не вернусь.
На всякий случай снова звоню Тёме. Чтобы удостовериться, что он приехал. Получив положительный ответ, швыряю телефон в окно.
Смотрю в зеркало заднего вида и будто слышу, как в груди в этот момент что-то тоскливо скулит.
Врубаю музыку почти на всю громкость, чтобы заглушить эти жалкие звуки, и проношусь мимо таблички с зачеркнутым названием города, ставя жирную точку в этой истории.
Глава 20
Ника
Какой же он все-таки урод. Урод и дура! Ну просто прекрасный тандем.
В мыслях настоящий Армагеддон. Эта ночь не выходит из головы. Что это вообще было?
Он обещал мне. Обещал не причинять боль. А сам?
Сама виновата, снова поверила. Повелась на красивые слова. В какой-то момент просто им прониклась. Две недели бок о бок. Мираж дружбы. Мираж уважения.
Я ведь даже решила, что он мной очаровался. Правда…
Знаю, что это очень глупо. Знаю. Но сердце предательски сжималось и частило, когда он был рядом. Я видела, что Ян за меня беспокоился. Но, похоже, все это было игрой. Гадкой шуткой, которую он снова со мной провернул.
Наверное, наблюдал за мной и смеялся над каждой моей на него реакцией. А когда понял, что ничего не обломится, что черту я перейти не смогу, просто избавился от скучной и больше не интересующей его игрушки, что не хочет соблюдать правил.
— Не жарко? — спрашивает Артём с водительского кресла.
Я сижу сзади. Честно говоря, когда увидела его огромную фигуру у ТЦ, сразу все поняла. Мозаика мгновенно сложилась в голове. Ян меня кинул. Жестко. Цинично. Лично сдал своему охраннику, который теперь везет меня домой. Обратно к бабушке.
Гирш знал, какую боль мне причинили родные. Причиняли многие годы. И все равно вот так легко толкнул меня в пучины ада.
— Нормально, — проговариваю, не отрывая взгляда от окна. Смотрю на проплывающие мимо пейзажи. В воздухе чайки. Море, тянущееся вдоль дороги, на удивление спокойное. И не скажешь, что ночью была гроза. Разве что земля в некоторых местах все еще мокрая.
Откидываюсь на подголовник, крепко стискивая пальцы в кулаки. Впиваюсь в кожу на ладонях ногтями с такой силой, что закричать хочется.
Это будет крик отчаяния. Крик страха. Я так боюсь вернуться домой. Так боюсь последствий.
Моя глупая авантюра не увенчалась успехом. На что я рассчитывала? Не знаю. Наверное, верила в чудо.
Только вот чудеса закончились сразу, как я узнала, что Деда Мороза не существует, было это в первом классе. Уже с того времени стоило начать рассчитывать лишь на себя, но я по-прежнему продолжала верить в волшебство.
— Приехали, — басистый голос Артёма доносится до меня через тонкую негу сна.
Промаргиваюсь, чтобы сбросить остатки оцепенения Морфея, и толкаю дверь.
Наш дом ничуточки не изменился, разве что теперь кажется окончательно чужим.
Бабушка уже ходит по двору. Я прекрасно вижу ее плотную фигуру через приоткрытую калитку. Делаю глубокий вдох, чтобы немного собраться с силами, и спрыгиваю на плавящийся от жары асфальт.
— Явилась?!
Из-за недовольного голоса вкупе с осуждающим взглядом меня мгновенно простреливает чувством вины. Я, кажется, даже меньше становлюсь. Вся скукоживаюсь, плечи опускаю. Да что там, мне в глаза ей заглянуть страшно.
Бабушка упирает руки в боки. Ждет, что я сама к ней подойду. Я и иду. Еще немного, и голову на плаху перед ней положу.
— Прости, — подаю голос и, похоже, только сильнее взвинчиваю бабулины нервы. Она словно с цепи срывается.
— Простить? Ты меня опозорила. Все соседи уже шепчутся, вся улица знает, что моя внучка сбежала из дома с каким-то хахалем.
— Все не так, это же…
— Какая разница? Бестолочь. Безмозглая дура!
Она снова говорит про аборт. Все эти страшные, ужасающие сознание вещи.
Обзывает. Кричит. Весь поток ее отборных гадостей слышат соседи. Постояльцы. Да все в радиусе нескольких десятков метров.
— Что, попользовались тобой и выбросили? Недолго его твоя дырка интересовала?! Вся в мать, такая же дура! Видеть тебя не могу.
— Ба… я…
— Что ты? Завтра к мамаше поедешь. А до утра не попадайся мне на глаза, убью, — бабушка замахивается. Удара не следует, но мне в моем состоянии и этого достаточно.
Я вздрагиваю, накрывая губы ладонью, чтобы не издать и писка.
— В комнату свою забирайся и носа оттуда не показывай. Позорище. Воспитала на свою голову, от осинки апельсинок ждать не стоило.
Сверлю глазами землю, стиснув зубы. Меня колотит. Кричать хочется от этой несправедливости, но я молчу. Стойко выслушиваю гадости в свой адрес, а потом понуро направляюсь в свою комнату.
— Стоять!
Снова бабушкин голос. Оборачиваюсь.
— На веранду иди. В твою комнату я жильцов заселила.
— Там же мои вещи.
— Нет в этом доме больше ничего твоего. Все на свалке.
— Ты их выкинула? — в глазах встают слезы.
Она молчит. Только смотрит с прищуром. И это лучше любого ответа. Выкинула. Не задумывалась даже, просто избавилась от всего, что хоть как-то было со мной связано. Когда-то давно с мамой она поступила именно так же.
Еле передвигая ноги, заворачиваю к терраске и оказываюсь совершенно не готовой столкнуться с тем, что вещи Яна в целости и сохранности. К ним никто в этом доме не притрагивался. Возможно, бабушка побоялась, что за них ей предъявят счет.
Опускаюсь на кровать, стягиваю от изголовья подушку и накрываю ей лицо. Несколько сорвавшихся с губ всхлипов превращаются в истерику. Я кричу в этот кусок, набитый пухом. Плачу.
Боль проникает в каждый уголок моего тела. А еще я словно чувствую его присутствие. Здесь. В каждой этой гадкой вещи есть частичка его. Он тут повсюду. Словно преследует.
Это было глупо — влюбиться в того, кто просто не способен на чувства. Единственное, что он умеет, притворяться. Идеально. Настолько, что ты сама начинаешь верить, будто все это правда, а потом остаешься с разбитым сердцем.
20.2
— Ника, — мама вздыхает. Я прилетела буквально три часа назад. Меня под конвоем привезли в пустующий летом дом Гирша и приказали ждать маму. Ее самолет на тот момент еще не приземлился. Все эти дни она была с Вячеславом.
Мама разглядывает меня как какую-то зверушку, перебирая пальцами брелок на своих ключах.
— Зачем ты это сделала? Зачем сбежала?
— Зачем? Ты серьезно сейчас, мам? Я изначально не хотела туда возвращаться. Но ты и твой новый муж решили все за меня, но даже это я бы смогла пережить. Еще одно лето — не так много, но ты и бабушка — вы меня опозорили. Испортили мне выпускной! Думали только о себе. Вы всегда думаете только о себе, мама. Ты хоть раз задавалась вопросом, как мне там живется? Хоть раз?!
— Я думала, — мама запинается. Опускает взгляд. — Ты всегда выглядела…
— Какая разница, как я выглядела? Ты даже не спросила, за восемнадцать лет моей жизни, ты ни разу не поинтересовалась, хорошо ли мне там?
— Прошлое не вернуть, — подмечает спокойно. — Ника, вы могли попасть в беду. Понимаешь? Он тебя бросил посреди улицы. Как ты вообще додумалась с ним поехать, а?
— Ты же сама говорила, что нам стоит подружиться. Разве нет? Вот я и подружилась. Во всех смыслах! — прищуриваюсь.
Меня несет. Я хочу причинить ей боль. Повергнуть в ужас. Хочу, чтобы она чувствовала то, что чувствую я. Растерянность, подавленность. Чтобы не знала, как с этим жить! Потому что я не знаю. Ничего больше не знаю.
— Ты о чем сейчас? — мамин взгляд становится еще более взволнованным, а голос — я его едва слышу.
— Не знаю, — улыбаюсь и будто со стороны себя вижу. Общаюсь с ней прямо как Ян. — С ним можно по-разному дружить, — провожу языком по губам.
Мама бледнеет.
— Только не говори, что вы… Ника! Неужели…
— По себе не суди, мам. Ладно? Я не прыгаю в кровать к первому встречному.
Намеренно давлю на больную мозоль. Я так зла. На маму. На бабушку. Но больше всего на Яна. Как он мог?
Хотя что удивительного? Я же с самого начала знала, кто он. Знала — и все равно повелась.
Разве можно было остаться равнодушной ко всем этим долгим разговорам? А взглядам? На меня в жизни никто так не смотрел. Никто…
— Ты всегда думала только о себе. Устраивала свою жизнь, прикрываясь тем, что якобы хочешь для меня чего-то лучшего, — почти слово в слово повторяю Яна. — На что ты рассчитывала-то, а?
— Давай все обсудим.
— Нам нечего обсуждать. Можешь возвращаться к Вячеславу. Никуда сбегать я больше не собираюсь.
Мама что-то говорит мне в спину, но я концентрируюсь на ступеньках лестницы, по которым шагаю, и практически ее не слышу.
Пусть все они катятся в ад. Я буду жить своей жизнью. Только своей!
Уверенность, бушующая во мне, рассеивается к вечеру. Только тогда я и выползаю из комнаты. Долго думаю, с чего начать разговор. Мама, конечно, права, разговаривать нужно, но днем я была не в состоянии это сделать.