Сарлем и его невероятно острые серпы метались, смертоносным кружевом сверкая в руках. Ящер, с которым он бился, был покрыт шрамами и слеп на один глаз, но этот осторожный и опытный противник был опасен. Короткий выпад, и он поднырнул под изогнутое дугой остриё, незаметным движением вспарывая руку мага от локтя до самой подмышечной впадины. Обманный наклон, и с другой стороны острый коготь подрезает колено, роняя Сарлема в крошево камней. Ещё один взмах — и голова мага летит в сторону, обдавая поле боя горячими брызгами крови.
На место павшего друга встаёт Хашшаль, они с Гариансом теснят одноглазого. Пока маг земли запутывает ноги ящера, проваливая почву под ним, Шаль, наконец, протыкает его кожу и наносит глубокую смертельную рану в живот.
Мир вокруг подёргивается пеленой слёз, и я в ужасе ощущаю смерти наших воинов одну за другой.
Теряя людей, наши бойцы пытаются прорваться выше, где уже шипит голубая колдунья, распластав в стороны все четыре руки. Как я должна её остановить? Что я вообще могу, если не справляются боевые маги?
Я чувствовала каждый удар, каждое ранение отголоском связи, погрузилась в злобный азарт битвы и была на передовой одновременно десятками глаз и рук. Наши маги несли потери, и каждый упавший отдавался во мне острой болью, рвущимся наружу криком, диким страхом за тех, кто ещё был жив.
Чтобы подобраться к голубой твари, мы вынуждены были биться, теряя время, тратя магию, расходуя силы. Когда наши маги расправились с ящерами, было уже поздно.
Их предводительница стояла на возвышении, ожидая нас. Её ярость я ощущала кожей, пленные люди в клетках завыли. Битва продолжалась слишком долго. Эффект внезапности был потерян, поэтому, когда наш отряд наконец прикончил её охранников, она уже была готова.
Ящерица колдовала тихо, без спецэффектов, без картинных жестов. Серое марево потекло с её изогнутых покрытых чешуёй пальцев и хлынуло в наши ряды. Оставшиеся в живых подняли щиты. Те, кто стояли в авангарде, приняли удар на себя. Среди них были Аркай, Халлек и Киллар. Клубящаяся серая муть столкнулась с защитной сферой из Света, Льда и Воды, расцвела изнутри и осыпалась пеплом, опала серым прахом, в который превратились могучие маги.
Я закричала, не в силах больше выносить происходящее.
В едином слаженном порыве остальные ударили в ответ, переплетая потоки, объединяя силы и обрушивая на иномирную колдунью всю мощь этого мира. Столкнувшись с лёгкой вибрирующей преградой, могучий поток магии стёк к её ногам, впитался в землю и вызвал лишь оскал.
А голубая тварь уже изливалась следующей смертоносной волной. В нас летел белый звон, сминая воздух, лишая дыхания, отнимая жизни.
Каждый встретившийся с этой магией падал на землю, хватаясь за голову.
Звон настиг и меня. Голову словно обручем сковала защита купленной мною заколки, помогая справиться с раздирающим звенящим звуком. И я осталась стоять одна среди десятков лежащих тел. Я знала, что они мертвы. Я умирала с каждым из них, даже сквозь ментальные щиты я ощущала их боль, страх, непонимание, обречённость и темноту.
Я чувствовала смерть любимого так, словно умирала сама. Каким-то невозможным образом я видела одновременно упавшего сверху на Машу Шаритона в последней, отчаянной попытке защитить. Её стеклянные, безжизненные глаза, струйки крови из носа, дикую улыбку на лице павшего рядом Хашшаля, страшную позу лежавшего изломанной куклой Даттона. Видеть поле битвы глазами погибших на нём любимых людей — это слишком много. Слишком много для одной меня.
Рождая безумную надежду, поднялся Ринар. Его удар был страшным, вокруг разверзся пылающий ад, казалось, что небо оплавилось, смешалось с горящей землёй. Ящерица полыхала в этом потоке, но лишь скалила зубастую пасть. Она была слишком сильна!
— Ринар, нет!
Я побежала к нему, поняв, что он будет биться до конца, не зная, как остановить её, но не в силах оставаться в стороне.
— Уходи! — его рёв разнёсся по Мертвому острову, тревожа покой павших воинов.
Прикрывая меня спиной, он боролся с ней, расходуя остатки резерва и пытаясь подойти ближе, на расстояние удара клинком, но она отбрасывала его от себя раз за разом.
Когда огонь иссяк, опалённая тварь метнула в Ринара тёмным мерцающим сгустком, который легко прошёл сквозь остатки щита, влетел в его грудь и остановил родное мне сердце. Муж замертво рухнул на оплавленную землю.
Если мне казалось, что я знаю, что такое боль, то я ошибалась. Богини сыграли злую шутку, если я и могла остановить эту мразь, то мне было уже всё равно. Жизнь для меня остановилась с последним ударом сердца Ринара. Остановился мир, остановились звуки, остановилось время. Я тоже остановилась. Мне больше некуда было бежать.
Мне потребовалось несколько вдохов на то, чтобы понять, что вокруг что-то не так. Я не помню, что именно меня смутило. Сначала поза колдуньи, которая молча замерла со странно вытянутой рукой и полуоткрытой пастью. Потом люди в клетках, которые были живы, но замерли без движения в невозможной, нереальной синхронности. И, конечно, абсолютная тишина вокруг, такая странная и неправильная.
Догадка, дикая мысль вспыхнула внутри, и я снова бросилась в сторону колдуньи. Я не знала, сколько осталось до момента, когда мгновение перестанет быть вечностью, когда этот мир снова очнётся, когда неумолимый поток, который я начала ощущать утром после свадьбы, не возобновит своё движение. Я бежала изо всех сил, к единственному, что ещё имело смысл: к своей мести.
Ящерица была выше и тяжелее меня, но я смогла свалить её с ног, а дальше растерялась, у меня с собой не было ничего острого, кроме небольшого кинжала.
Вынув его из ножен, я нанесла удар, но от плотной чешуи острое лезвие отскочило, даже не оставив царапины. Разве это могло меня остановить? Огонь Ринара, последнее, что осталось во мне от мужа, потёк по моим пальцам, превращая кинжал в раскалённый добела стилет. Остервенело ударяя раз за разом, я смогла наконец проткнуть бронированную кожу голубой твари, пустив тёмно-багровую, почти чёрную кровь.
На то, чтобы отрезать рептилии голову у меня ушла целая вечность. Времени больше не было, мир оставался бездвижным. Искромсав руки об острые гребни и чешуйки, я билась в исступлении, потому что по ощущениям мне словно приходилось резать камень. В конце я была вынуждена изо всех сил отрывать ненавистную голову от тела, уперевшись в кровящее горло ногой. Уцепиться у мерзкой твари было особо не за что, поэтому я с садистским удовольствием воткнула пальцы ей в глаза и тянула, уцепившись за надбровные дуги. Меня колотило от ненависти и боли.
Закончив, я подошла туда, где лежали тела близких мне людей, и положила голову к ногам Ринара. Захлёбываясь рыданиями, упала ему на грудь, касаясь окровавленными пальцами родного мёртвого лица, желая умереть вместе с ним, не вынося разрывающего меня горя. Он был прав, мой невозможно упрямый маг, нет ничего больнее, чем игры богов.
Не знаю, сколько времени прошло, я его больше не ощущала, мне не хотелось думать, жить и чувствовать. К судьбе тех, кто остался на кораблях, я была безразлична. Знают ли Лисса, Вельма и Карина о своих потерях или их тоже достал смертоносный удар? Мне было всё равно.
— И долго ты собираешься тут слёзоразлив устраивать? — спросил равнодушный голос.
Я обернулась. Позади меня рядом с телом колдуньи стояли четыре богини, двух я уже видела раньше, ещё две были мне незнакомы.
— Справедливость, не будь такой жестокой. Я понимаю, что у тебя нет чувств, но понимание же есть. Она оплакивает смерть любимого.
— Алина, успокойся. Я не приняла их души, и они вернутся обратно, — заговорила незнакомая мне бледная женщина с пустыми глазницами.
— Кто вы? — прохрипела я.
— Смерть, Справедливость, Судьба и Триединая.
— Триединая — это я. Жизнь, любовь и возрождение. Смертные ещё называют меня богиней Плодородия. Мы недавно виделись на твоей свадьбе, — радостно улыбнулась она, словно для этого был повод.
— И что всё это значит? — глухо спросила я.
— Ты справилась, Алина, смогла остановить колдунью.
— Как?
— Ты маг времени. Такие не рождаются в нашем мире, да и в других почти никогда не рождаются, слишком сложен этот дар. Вообще, эта магия в тебе слабая. Нам пришлось усилять тебя дважды, но даже этого было мало. Хорошо, что смерти любимого хватило, чтобы подстегнуть способности.
— Вы можете возвратить их к жизни? Пожалуйста, я очень прошу… — взмолилась я.
— Конечно. Но тебе нужно сначала вернуть ход времени, — терпеливо ответила Смерть.
— Я не знаю, как.
Та, что была богиней Жизни, закатила глаза.
— Придумай что-нибудь.
— Или пойми, что он будет мёртв, пока не продолжится ход время, и его душа не вернётся обратно, — добавила Судьба.
— Или подожди, наверняка скоро всё само восстановится. Тебе не хватило бы сил остановить время навсегда, — заметила Справедливость.
— А почему на вас не подействовало?
— Время не властно над богами, — сказала Судьба, прекрасная и отвратительная одновременно, её лицо с обречёнными глазами было неподвижно.
— То есть вы поэтому вмешались в работу портала? Свели меня с Ринаром, сделали нас истинной парой? Вы это спланировали?
— Ты забываешь, что у тебя был выбор. Истинной парой сделали вы себя сами, а мы лишь создали для вас возможность получше узнать друг друга. И в работу портала мы не вмешивались, это дело рук Тавервеля, мы лишь свели вероятности так, чтобы никто не погиб, а ты попала во дворец. По его плану вы все должны были сгинуть в небытие.
— И где остальные девушки?
— Все живы, и каждая получила то, что ей было нужно, — ответила Справедливость.
— Как Маша? — горько усмехнулась я.
— Маша научилась защищать себя и быть собой.
— И что будет дальше?
— Жизнь, — улыбнулась Триединая.
— Но почему вы не убили её сами? — глухо спросила я, стоя на коленях, глядя на свои израненные руки и тела вокруг.
— Потому что мы не можем вмешиваться напрямую, а у этой ящерки очень могущественные покровители среди богов. У нас, знаешь ли, есть свои правила. А так — ну подумаешь, где-то помогли, где-то подсказали, где-то поддержали, имеем право. Мы просто не хотели, чтобы ширхи с их магией пришли в наш мир. У нас тут так уютно, камерно, зачем нам этот кровавый спектакль с посторонними зрителями? — лукаво улы