— Я не хочу тебя потерять! — все это было похоже на прощание. Сердце сжалось, дыхание перехватило от страха и тревоги. Не хотелось его отпускать. Хотелось держать за руку и знать, что в любой момент я смогу ему помочь, не дать умереть.
— Не потеряешь, — пообещал муж, а затем обернулся к застывшему в нескольких шагах от нас целителю, — отвечаешь за нее головой.
И ушел, в сопровождении своих гвардейцев и Кайдена, задержавшего на мне тяжелый взгляд. Только посмотрев в спину удалявшемуся Императору, я осознала, что все это время у нашей прощальной сцены была куча свидетелей. Меня охватило тягостное чувство, название которому было сложно подобрать. Я привычно потянулась по нашей связи к мужу, и меня окутало легким мягким теплом.
Не обращая внимание на оставшихся в зале, давно ставшем штабом, я медленно поднялась в нашу с Алессандро комнату и села на широкую постель. После свадьбы он настоял, чтобы мы жили в одной комнате. Я не возражала, поскольку часто приходила сюда только ночевать. Но я стала привыкать к нашему быту, к этой планете. Я бы могла остаться здесь жить, даже не думая возвращаться в столицу. Но сейчас речь идет о выживании. Не только Императора, моего, но и всего нашего вида. Вряд ли те, кто хотят прийти к власти, уничтожив Алессандро, позволят существовать потомкам древней расы.
Ничего странного. Мы следили за ними, а они выслеживали нас. Трудно спрятать населенную планету в центре Галактики, чтобы об этом никто не узнал. Императору до поры это удавалось. Но сейчас интересы многих связаны со сменой династии. Все наши контакты с внешним миром можно было отследить. Не сразу, приложив много сил, затратив большие средства. Наши поставщики были живыми людьми, рано или поздно их интересы могли измениться.
Моей руки коснулся сухой нос Бурана. За последнее время он стал выглядеть гораздо лучше. Признаки тления исчезли. С вида он оставался обычной собакой. Излишне лохматой и огромной. Он по-прежнему неодобрительно относился к большому количеству людей в замке и встречал Алессандро раздраженным рычанием, чем забавлял того, но стал мне другом.
— Неужели я действительно его полюбила? — я взглянула в красные глаза зомбопса, — а если нет, почему мне сейчас так погано на душе?
Пес ожидаемо не ответил, если не считать привычного рыка. Я осмотрела комнату, как никогда остро чувствуя собственное одиночество. А ведь когда-то для меня это было привычно. Никогда не думала, что запутаюсь в своих ощущениях и стану настолько зависимой от кого-то другого. От властного, сильного, порой, подавляющего мужчины, о котором я никогда не думала, как о спутнике жизни. И как много в мои чувства принесла наша связь?
Но сидеть, мучаясь вопросами, на которые пока не находила ответа, я не могла себе позволить. Поэтому встала, приняла быстро душ, переоделась. Забежала на кухню, удивив повариху, и перекусила бутербродом. А после отправилась в госпиталь. Алессандро делает то, что умеет и должен. Я же буду заниматься тем, чем могу. Скоро моя помощь может пригодиться мастеру Торку. И пусть я не целитель, но тоже кое-что умею.
— Леди Шанти. — Горан привычно возник рядом, словно из ниоткуда.
— Вы отвезете меня в госпиталь? — не распорядилась, а попросила, понимая, что добавляю целителю головной боли и работы в качестве объекта защиты. Одновременно это означало доверие Императора. И в душе чувствовала удовлетворение — Алессандро и близнецы братья, независимо от обстоятельств рождения последних. По сути, им нечего делить.
— Госпиталь скрыт под защитным куполом. Он входит в список мест, которые вам разрешено посещать, — как-то слишком отстраненно пояснил Горан, отдавая распоряжение по внешней связи.
— Спасибо, — дождалась, когда целитель заскочил вслед за мной в кар.
— Не стоит, — это моя работа, — с нашей последней встречи Горан стал более холодным и отстраненным. Будто все те месяцы, на протяжении которых мы работали плечом к плечу, мне приснились. Возможно, переживает за брата, который сейчас на передовой, а он вынужден возиться со мной.
Глава 20
Уже несколько дней я не видела Алессандро, хотя благодаря нашей связи, я чувствовала, что он жив. Наша связь значительно возросла с момента нашей первой близости, практически полностью заглушив отголоски чувств Кайдена.
Я практически перестала появляться в замке, здраво рассудив, что там совсем не нужна. А поспать можно и на диване в комнатушке, рядом с приемным покоем. Накапливавшаяся усталость хорошо подпитывала разраставшийся гнев. На врагов, посмевших найти нас и разбивших надежду на безопасную жизнь, на обстоятельства, лишившие возможности всех жителей планеты ее покинуть, без риска для жизни.
На то, что однажды нам перестало хватать свободных рук и приходилось дежурить сутками, чтобы спасать защитников планеты. На каждый срочный вызов я бежала с затаенным страхом — вдруг ко мне на стол попадет кто-то, кого я хорошо знаю? Я даже мысленно не допускала того, что это окажется Алессандро… или кто-то другой.
Раненые, различной степени тяжести, поступали постоянно. С теми, кого можно было быстро залатать, справлялись лекари. Над более сложными почти в одиночку работал Горан. Когда же привозили безнадежных, к Горану подключалась я. Вот тогда и понадобились медкапсулы, которые хотя бы на небольшой промежуток времени отдаляли смерть, погружая раненого в стазис. Разумеется, если его успевали доставить до критического момента. Опытным путем я поняла, что пройдя критическую точку и перейдя грань, пациента было вернуть невозможно. Тот, кто оказывался за гранью, был потерян навсегда. Или мог вернуться в виде живого мертвеца. Когда я вспоминала свою первую, и, надеюсь, последнюю ошибку подобного воскрешения, во мне поднимался страх, и память услужливо подбрасывала картинку лежащего на столе молодого мужчины с обожженным лицом, раскуроченной грудной клеткой и пробитой головой.
Мы занялись им, как только два могучих санитара — защитники планеты, проходящие восстановление после ранения в госпитале и подрядившиеся нам помогать, внесли его на носилках.
Горан начал исцеление, хотя сам вид раненого говорил о том, что надежды нет. За несколько месяцев работы в госпитале я научилась определять таких больных. Но все же, желание сохранить жизнь парню пересилило здравый смысл. И я нырнула в грань.
Плато оказалось пустым, серое небо гоняло мрачные тучи с бешеной скоростью, хотя ветра я не ощущала. Ощущала другое — чужое присутствие. Оно было слишком явным, непонятным, пугающим и невыносимым. Оно гнало меня прочь, мешая сосредоточиться, зацепиться за тонкую нить, удерживавшую жизнь. Но нити я больше не чувствовала. Как и каких либо признаков жизни.
Я сделала несколько шагов по направлению к мерцающей грани, которая в тусклом сером антураже смотрелась особенно ярко. Почему-то мне казалось, что сейчас она спокойна и… сыта? Будто уже поглотила жизнь и замерла, предвкушая новую.
Я застыла в шаге от нее и попыталась рассмотреть то, что находилось за сияющей пеленой, понимая, что опоздала. Возможно, опоздала уже давно, и пациент ушел за грань гораздо раньше того, как наступила смерть физического тела, от шока, не выдержав боли.
И все же, я протянула руку и, помедлив немного, коснулась ладонью пелены. Ладонь тут же наткнулась на сопротивление. Я почувствовала захват, а после меня едва не утянуло туда. Страх подстегнул силы, я отшатнулась, понимая, что рука все еще в плену захвата. А после я с криком вынырнула в реальность.
Реальность ничем не утешила меня. Тело, секунду назад лежавшее без признаков жизни, резко село на столе и схватило меня рукой за шею, притягивая ближе, к искореженному лицу, которое Горан еще не успел заживить.
— Пошла прочь, если не хочешь оказаться на его месте, — прошипело тело, не открывая рта. Голос шел будто изнутри, в то же время это совершенно не было похоже на обычную человеческую речь. И дело не в словах или языке. А в интонациях и голосе — полностью лишенном эмоций и жизни. Он не угрожал, не запугивал, а предупреждал.
Горан тут же оказался рядом, и, осознав бесполезность избавить мою шею от захвата, воспользовался собственным клинком, чтобы отсечь кисть. Тело, потеряв конечность, упало на стол и замерло, будто только что не проявляло желания меня задушить. В операционной воцарилось тягостное молчание, прерываемое моим хриплым дыханием, вперемешку со всхлипами. Целитель, видимо для надежности, отсек телу голову и, спрятав клинок, оказался рядом со мной.
— Ты в порядке? Он тебе не навредил? — целитель быстро осмотрел мою шею, легонько коснувшись поврежденной кожи, обезболивая, но не исцеляя. След от захвата остался на горле, не желая исчезать, — что это было?
— Предупреждение, — нервно усмехнулась я, — не лезть туда, куда запрещено. За мной наблюдают, и позволяют гулять по грани. Вот только сегодня я покусилась на то, что нашему миру уже не принадлежало.
Меня обволакивал холод, приглушая все эмоции.
— Ты больше никуда не полезешь, — жестко заключил целитель, схватив меня за плечи, и поворачивая к себе лицом, — слышишь? Это опасно, и не стоит твоей жизни.
— Стоит, Горан, — я отстранилась. Хотя в этот момент больше всего на свете хотелось, чтобы меня обняли, прижали к теплому сильному телу, и сказали, что защитят от всего. Но… не тот случай, ни тот мужчина, — в следующий раз я буду действовать разумнее и осторожнее.
Но это не отменяет того, что в следующий раз, ныряя в грань мое сердце будет биться чаще. От страха, неуверенности, от боязни еще раз ощутить на своем теле потустороннее прикосновение и услышать тот голос, пугающий до мурашек.
— Тебе нужен отдых, — не стал со мной спорить целитель, хотя по его взгляду было видно, что он хочет это сделать, — я отвезу тебя домой.
— Домой, — эхом повторила я, тут же представив теплую ванну, мягкую постель, — ты прав. Сегодня я бесполезна.
Меня все еще потряхивало от страха и напряжения, но я осознала это лишь тогда, когда Горан привычно поддержал меня за локоть, увлекая из операционной. Обезглавленное тело оставалось лежать на столе.