Но не мог же эсэсовский офицер открыто жить с еврейкой. Чтобы легализовать ее, он выправил документы на русскую фамилию, а потом приказал зависимому от него 60-летнему адвокату Дзенису фиктивно жениться на ней. Жила она по большей части у своего господина. «Тамара чрезвычайно боялась Егера и рассказывала, что человек этот не в своем уме, истеричный, с глубокими депрессиями, к тому же начал жутко пить». Впрочем, по рассказам Валентины, Тамара «думала, что Егер по своей природе бесчеловечным не был, потому так и мечется».
Формальный муж тоже был не сахар, к тому же иной раз (в дни, когда Егер был в отъезде и Тамара жила у него в квартире) тоже заявлял на нее требования. Как рассказал мне Вестерман, «Егер держал Дзениса за одно место», поскольку тот был замешан в нелегальном бизнесе по поиску припрятанных ценностей в бывших еврейских домах и квартирах.
В последующие годы, когда евреев в Риге уже практически не было, полиция все еще выслеживала скрывавшихся. Егер иногда в пьяном виде проговаривался о готовящихся рейдах, и Тамара, когда могла, предупреждала жертвы через работавших в мастерских евреев, оставленных в живых для обслуживавания немцев.
Возможно, Еккельн, сам пьяница, не пожелал иметь еще одного пьющего под боком и спровадил Егера в Прагу.
Тамара же после освобождения Риги была арестована за пособничество. Но, как ни искали следователи, вменить ей ничего не смогли, а придумывать, видно, не захотели. Нельзя же было отдавать под суд за одно только сожительство с эсэсовцем. В ее следственном деле есть приписка, что ввиду отсутствия достаточных доказательств ее дело передается не в суд, а в особое совещание НКВД, которое и приговорило женщину к пяти годам исправительно-трудовых лагерей. Уже в 1949 году Валентина встретила ее в Риге. В 1963 году Тамара добилась реабилитации и в 1968-м эмигрировала в Израиль, а оттуда — в ФРГ. Как говорили в Риге ее подруги, «уехала к своему немцу». Впрочем, этот слух (о «своем немце») ничем не подтвержден. Что было с Егером после войны, не известно, мне, во всяком случае, не удалось найти его следов. Что же касается его однофамильца, «настоящий Егер» жил под своим же именем неподалеку от Гейдельберга, был арестован лишь в 1959 году и повесился у себя в камере.
Со слов Валентины, в Германии Тамара в очередной — четвертый — раз вышла замуж, в очередной — развелась и закончила свои дни в середине 10-х годов нынешнего века в комфортабельном доме для престарелых.
А могло быть так
Автор «Бездны» Лев Гинзбург встретился с ее персонажем — бывшим начальником зондеркоманды СС 10а Кристманом — через 20 лет после войны. Тот, естественно, ничего не помнил, пришлось писателю самому попытаться реконструировать, каким он был когда-то.
«И вновь я думаю о Краснодаре, о Кристмане и о том, почему, собственно, на каком основании в угловом розовом доме, в чужой стране, в чужом кабинете должен был восседать за длинным столом маленький тонкогубый человек с большими мясистыми ушами, и какой смысл, какое значение и какая польза в том, что он умел пронзать, просверливать собеседника взглядом — качество, которое в нем особенно ценило начальство и женщины… Сейчас такой „персонаж“ в такой форме — ерунда, кукла, бутафория, фигура из кинофильма или театральной постановки, между тем было время — перед ним трепетали и каблуками „выклацывали“, и личный повар Бруно пек ему торты, и на допросах в огромном его кабинете харкали кровью арестованные, а на третьем этаже, в верхней комнате, сидела, ждала вечера наложница Томка, и два пса у него было громадных, две овчарки…»
Эту длинную цитату я привел потому, что Лев Гинзбург встретился и с той самой Томкой, слушал, как она сокрушается: «…А сам имел жену в Германии, дочь-школьницу! Я узнала от Бруно, из разговоров, такой факт, что Кристман поехал в деревню на операцию, взял двух девочек, поиздевался над ними и расстрелял».
«…Передо мной стояла высокая, сутулая и немолодая женщина в черном пальто, повязанная платком, в больших зимних, похожих на мужские, ботинках, и во всем ее облике было что-то мужское, солдатское: большие, длинные руки, и грубые, красные пальцы, и широкий, почти солдатский шаг… Томка за свою службу у Кристмана (ведь она с зондеркомандой прошла до самой Италии) отбыла в свое время „срок“. Вот в чем, между прочим, состояла расплата за те годы, которые Томка провела вместе с Кристманом, хоть и не по своей воле, а все же провела, и за то, что пока там, в подвале, расстреливали ее сверстников и сверстниц, она в своей комнате на третъем этаже сидела, ждала возвращения Кристмана из подвала… Томка сидит напротив меня, жалкая коллаборационистка, мусор войны… Папироска у нее погасла, и сама она погасшая, усталая — измотал ее этот рассказ. И вовсе она теперь не Томка, а Тамара Даниловна».
А могло быть и так
«В апреле месяце 1943 года из города Риги прибыли большие крытые автобусы (два) в Саласпилский лагерь, и с ними приехали три человека офицеров СД, которые по прибытии в лагерь выгнали из барака всех молодых девушек и женщин и приступили к „просмотру“ последних. Отобрав наиболее красивых и сложенных по телосложению в отдельную группу, — произвели им медицинский осмотр, насильно (так же, как и отбирали) чисто одели в пальто и платье после расстрелянных евреев и отправили в Ригу в дом терпимости на Парковую улицу. О том, что все девушки были отобраны и направлены в дом терпимости, рассказала девушка Аболтиньш, которая бежала из этого дома и вновь попала в Саласпилский лагерь» (из показаний свидетеля Яниса Каулиньша на Рижском процессе).
Другие евреи
Из протокола судебного заседания. Еккельн (после допроса одного из свидетелей):
— Свидетель не доказал моего участия в ликвидации евреев. После декабря 1941 года я таких случаев не знаю.
Прокурор Завьялов не преминул выступить с иронической репликой:
— Наверное, евреев больше не было?
— Нет, евреи еще были. Но «другие». После акций 30 ноября и 8 декабря 1941 года в Большом гетто селились другие евреи — из Германии, Австрии и Чехословакии. На станцию Шкиротава в Риге стали прибывать железнодорожные составы с «евреями из рейха», которых предусматривалось уничтожить в Латвии.
Гитлер свято верил в существование «мирового еврейского правительства». В декабре 1941 года после вступления в войну США он по радио сообщил немецкому народу, что евреи манипулируют Рузвельтом, так же как и Сталиным.
В январе 1942 года рейхсфюрер поставил перед Еккельном задачу использовать освободившиеся площади Рижского гетто как этап для «дальнейшей эвакуации европейского еврейства на восток». Правда, из-за изменившейся ситуации на фронте отправить евреев дальше на восток было затруднительно. И тем не менее прибытие составов в Ригу продолжалось до декабря 1942 года — всего направлено 25 тысяч человек.
В 1942 году дважды — в июне и в декабре — вспыхивал конфликт в нацистском руководстве. Министерство транспорта дважды запрещало использовать железные дороги восточного направления для каких бы то ни было перевозок, не связанных с военными нуждами, — и оба раза по настоянию СС делалось исключение для депортаций евреев в лагеря смерти. Никто не хотел учесть хотя бы соображения собственной выгоды. Немецкой армии под Сталинградом был жизненно необходим каждый вагон с боеприпасами или пополнением, однако поезда и железнодорожные пути обслуживали решение «еврейского вопроса».
Вновь забегу немного вперед. «В феврале 1944 года, когда я, будучи раненым, находился на излечении в лазарете в городе Рига, Еккельн приезжал проведать меня в лазарет, — рассказывал на допросе 24 декабря 1945 года бывший командир 26-го полицейского полка Георг Вайсиг. — Тогда же в связи с прорывом Красной армии на Ленинградском фронте я сказал Еккельну, что скоро, очевидно, части Красной армии займут Ригу. На это он мне ответил следующим: „Возможно, Красная армия и займет Ригу, но к тому времени евреев в Риге не будет“».
Покуда же уничтожение евреев было временно приостановлено. Еккельн по памяти цитировал на суде полученное в 1943 году письмо Гиммлера: «Имперский маршал Геринг включился в разрешение еврейского вопроса. Теперь можно расстреливать только тех евреев, о которых дает согласие Геринг… Маршал приказал, что евреи, которые работоспособны, должны быть проверены, могут ли они быть использованы в рамках германской промышленности. В будущем только те евреи могут подвергаться ликвидации, которые не подходят для работы». К этому моменту треть немецкой рабочей силы состояла из рабов.
Считается, что по сравнению с другими гетто Восточной Европы режим в Рижском гетто был помягче. Во дворах некоторых домов были даже огородики. В гетто была своя школа, для желающих читались лекции по литературе и истории, правда, рождавшихся в гетто детей охрана уничтожала сразу. Действовала синагога со святым ковчегом, где хранились свитки Торы. Евреи из Германии, исповедовавшие католицизм, имели свою молельню. Правда, их постигла та же судьба, что и их соплеменников, исповедовавших иудаизм: в Бикерниекском лесу в 1942 году были убиты 12 тысяч евреев из Австрии, Германии и Чехословакии.
Рижский Мясник
С января 1943 года комендантом Рижского гетто был Эдуард Рошман. 20 лет спустя это имя стало известным благодаря фильму «Досье ОДЕССА» (1974), где Рижского Мясника играл Максимиллиан Шелл.
Менее известна история одной из немногих выживших жертв Рошмана — Меира Левенштейна. Он попал последним в список тех, кого должны были доставить в так называемый штюцпункт и оттуда — в Румбулу на расстрел. Рядом с ним стоял мальчик по имени Румель, ему тоже выпал жребий. И вдруг из толпы к эсэсовцу Рошману бросился, громко рыдая, другой мальчик и стал умолять не разлучать его с братом! И — указал на Румеля.
Вот что случилось дальше. Рошман «…берет мальчика и ведет его к нашей шеренге и говорит: „Мы люди гуманные, братьев разлучать не собирались и не собираемся. — И тут же диким голосом кричит мне: — Абхауэн! (Убирайся!)“… Только тут мне все стало ясно — что вместо меня в колонну становится и отправляется на штюцпункт мальчик, который оказался братом Румеля, стоящего рядом со мной».