Когда майор объяснил суть дела, добровольцем вызвался только Билл. Билли-бой, как его называли совзводники.
Разумеется, поглядывали они на него так, словно он спасовал в покере, имея на руках каре тузов… Проще говоря – как на законченного идиота.
Однако Билл-то знал, зачем и почему он это делает.
Так что медленно двигаясь к чертовому провалу пещеры в несколько более приспособленной, и даже снабжённой колёсами, капсуле, которую первым осваивал майор, Билл сопел и потел куда меньше, чем «героическое» начальство.
Датчики движения стали попискивать гораздо чаще: значит, всё верно. Тварюшки вылетают на ночную охоту. А ещё бы! С таким метаболизмом им нужно, наверное, жрать почти… Всегда!
Спускаться по покрытому чем-то скользким и мягким (Не иначе – помёт! Вот хорошо, что он – в спецобуви и скафандре!) дну пещеры оказалось чертовски рискованно: три раза чуть не грохнулся на бок, и один – на задницу. Хотя, раз он в капсуле, правильней говорить – на корму. Но вот он и на месте.
Установить тележку с автоматической ловушкой оказалось нетрудно. Теперь по приказу майора, которым в свою очередь руководил док Мангеймер, Билли очень медленно обвёл все своды пещеры камерой с широкоугольным объективом. Хорошо, что привод сервомоторчиков – он биотоков мозга. Не пришлось даже поворачиваться и задирать голову, на шлеме которой и установлена чувствительнейшая и дороженная камера. (Как сказал ему по этому поводу сержант: «Угробишь – вычтут из жалования!»)
– Ну, что там, господин майор, сэр? Видно?
– Да. А вы, рядовой, выдвиньте из бедра контрольный монитор, и увидите сами.
– Есть выдвинуть, сэр.
Монитор вывалился из своего гнезда легко, и разложился, обозначив над собой полномасштабный проекционный экран меньше, чем за три секунды.
Д…мо собачье!..
Вот теперь Билли-бой видел, что на стенах и потолке пещеры действительно – видимо-невидимо трепещущих тел. Тушек… Или как их назвать-то, этих пиявок?!
Словно качающиеся под порывами ветерка, заросли кусачих… Карандашей!
Зрелище не то, что дикое – дичайшее!..
Чёрные, чуть извивающие тела, длиной с ладонь – у детёнышей, и с локоть – у взрослых. Неправдоподобно тонкие. С посверкивающими в полуоткрытых пастях кольцами зубчиков: ну не дать, ни взять – микроакулы! Прикреплённые каким-то образом задним концом тела к стенам или потолку. (Интересно – как именно они задницей за камень удерживаются?!) Билл укрупнил на своём мониторе одного монстрика.
Ах, вот в чём дело.
Это они – спят!
А вот тех, что прилетают-улетают всё чаще, буквально словно исчезая и возникая на пустых участках, не увидать. Ну, ничего – камера-то всё зафиксирует.
Включив аудиопреобразователь, он услыхал и звуки: тварюшки переговариваются! Резкие, скрипучие звуки, словно удары хлыста: очевидно, крики вылетающих за пропитанием взрослых. Кажущееся блеянием овец в преобразованном виде, жалобное скуление – очевидно, плач и требование еды детишками… Всё в ультразвуковом диапазоне, разумеется. (Понятно, почему несчастные колонисты так ничего и не нашли!)
– Господин майор, сэр. Разрешите вопрос к доктору?
– Да, рядовой. Спрашивайте.
– Доктор Мангеймер, сэр. А как же эти твари живут, если у них столь быстрые движения? Ведь они же тогда должны и всё остальное делать так же быстро? Вот, скажем, сожрали они что-то… И переварят, стало быть, в тридцать восемь раз быстрее?
– Вопрос понятен, рядовой Хинц. Однако не всё так… э-э… Прямолинейно.
Метаболизм тварюшек, действительно, несколько – подчёркиваю: несколько! – ускорен. Однако процесс пищеварения – тонкая штука. Действие ферментов, энзимов, и кислотной среды желудков можно ускорить лишь до определённой степени. Тут работает не столько биология, сколько – химия.
Так что той пищи, что тварюшки сожрали за ночь, им до следующей ночи, в принципе, хватает. С запасом. Да даже на несколько дней. Возможно, этот вид благополучно выживает потому, что на Эллире нет зимы. То есть – не возникает долгих вынужденных периодов голодовки при ухудшении погоды, как, скажем, на земле, или других планетах, где ось вращения значительно наклонена.
И, соответственно, нет необходимости как-то эволюционировать!
Чтоб приспособиться.
Ну, так обстоит дело у тех, старых, травоядных.
А вот у плотоядных особей… Хм. Они могут питаться и вообще – раз в двое-трое суток. Или – ещё реже. Потому что протеины, да и всё прочее, что есть в мясе – куда более концентрированное и полноценное питание.
Словом – это, как бы, говоря по-научному, и был – «эволюционный скачок».
То есть – вот эти плотоядные твари более… прогрессивны, если мне позволят так выразиться, по сравнению с исходной, травоядной формой их сородичей. Ну, скажем, как млекопитающие прогрессивны по сравнению с яйцекладущими. – поскольку почесать затылок рукой в манипуляторе Билл не мог, он просто промолчал. Но док «врубился», – Не понятно? Ладно попробую попроще: скажем, как человек по сравнению с коровой.
– Ага, понял. То есть – чтоб добывать пищу охотясь, нужно больше мозгов.
– Хм-м… Ну, можно и так это сформулировать. Основную мысль вы, рядовой, уловили верно. Именно хищники являются и на земле вершиной пищевой Цепи. И именно потому, что они едят наиболее богатый пищевыми концентратами продукт, и отпала необходимость в четырехкамерном, как, скажем, у тех же коров, или зебр, желудке, и десятках метров кишок. Так как организм стал более рационально устроен, стало возможным отрастить неплохие мышцы. И не только выслеживать жертву из засады, но и долго преследовать её – вспомните гепардов. А львы так вообще охотятся организованными тренированными группами: загонщики и притаившиеся в засаде убийцы.
Так что мозг возникнуть у жвачных-травоядных, конечно, может – ну, надо же хотя бы до другого поля с травой дойти! Но вот развиться до разумности в нашем понимании он может лишь у тех, у кого достаточно свободного, не занятого жеванием-перевариванием, времени для размышлений. И имеется необходимость в коллективных согласованных действиях.
– Спасибо за исчерпывающую лекцию по эволюции позвоночных. – это не без ехидства в голосе прорезался майор. – Но вот проблема в том, что наши зверушки-то к позвоночным не относятся. Скорее – к пиявкам.
– Ваша правда, Сидней. Этот вид, насколько мы можем судить, именно от пиявкообразных классов и произошёл.
– Но почему они тогда так отличаются от наших, земных? – Билл всё ещё смотрел на монитор, – Вот наши же пиявки – не летают за жертвами, а мирно ждут их в воде?
– Ну, рядовой, тут мы вступаем, как говорится, на хлипкую почву догадок и гипотез. Например, водные виды «доноров» местных пиявок могли отрастить чересчур толстую чешую, которую уже не могли прогрызть мелкие, в-общем-то, зубчики тварюшек. Или – какой-нибудь бассейн оказался изолирован, и, съев всю живность в нём, нашим друзьям пришлось искать новых жертв. Может, тех же зебр и бизонов… А для этого надо как минимум – до них добраться.
Мы с вами наблюдаем, так сказать, интереснейший феномен: здесь воздух до какой-то степени заменил тварюшкам водную среду.
Кстати – воздух здесь сильнее насыщен кислородом, его целых двадцать два процента. И давление у земли не семьсот шестьдесят, а восемьсот десять. Кроме того, наш издохший друг летал в точности так, как плавает земная водяная змея – то есть, среда для них весьма удобна. А вот как они догадались, что можно именно «плавать» в воздухе – не берусь судить. Наука говорит, что везде должны быть «переходные формы». А мы здесь провели уж слишком поверхностное изучение поверхности, простите за тавталогию. Раскопками не занимались, проще говоря. Да и не могли предположить – что раз жизни на суше нет, это может объясняться и тем, что её кто-то попросту… Сожрал.
Нет: мы как обычно, в соответствии со «стандартной процедурой», искали повышенную радиоактивность (Присутствует!), и всякие яды-газы-бациллы (Нету!).
Ну, вот и облажались.
– Согласен, док. Ну что, ловушку открывать?
– Открывайте, рядовой. Мы видеокамеру внутри уже включили.
Билл щёлкнул тумблером.
Крышка ловушки со стенами из бронестекла и броневой стали отщёлкнулась настолько быстро, что он и не заметил движения: вот, была сплошная верхняя грань, и вдруг там, словно по мановению волшебной палочки, возникла круглая дыра в середине.
Он поспешил перевести на свой монитор изображение с камеры внутри ловушки.
Ну и ничего. Сидящий внутри кролик (Прости, бедняга!) мирно жевал огрызок морковки, аккуратно, с интеллигентным видом придерживая его передними лапками. Ушки, сложенные на спине, даже не прядали.
Блинн…
Интересно, сколько несчастной «приманке» ждать, пока чёртовы «летающие пиявки» соизволят прийти на угощение?
А зря он беспокоился – долго ждать не пришлось.
Кролик вдруг вскинул морду с розовыми веками и губами к спине. Билл увидел, как буквально ниоткуда (Как в сказках!) на спине зверька возникла примятость на шерсти, а затем – чёрно-кровавая дыра. И это – несмотря на замедление в программах камер!
Команда доктора совпала практически с его собственным движением: палец нажал кнопку затвора!
Но оказалось, что охота была даже успешней, чем они себе могли представить: на спине растёкшегося бессильной кляксой по полу ловушки кролика (Похоже – уже поражено сердце!) возникла ещё одна примятость – и сразу дырка!
– Так. Похоже, мы отловили как минимум двоих! – неподдельного энтузиазма в голосе майора не заметил бы только пьяный крокодил, – Билли-бой! Отличная работа!
– Спасибо, сэр! Так точно, сэр – поймали двоих!
– Хорошо. Теперь нужно добраться до камеры, и убедиться, что туда не набьются «спасающие», прилетевшие на вопли пойманных.
– Майор! Мы же уже говорили на эту тему. Поэтому наши лаборанты и установили между сталью и стеклом прокладки из пенопласта. Ультразвуки просто не проникнут на-
ружу!
– Да? Ладно, будем надеяться. Рядовой Хинц. Возвращайтесь к камере.