«Медицина, которая служит человеку, слагается из искусства и науки, и над ними простирается чудесный покров героизма, без которого не может быть медицины. Это относится не только к великим людям и событиям, о которых пойдет речь в этой книге: о тех, кто проглатывал микробы, чтобы испытать их опасность или доказать их безвредность; о тех, кто принимал только что полученный химический препарат, не имея представления о его воздействии на организм; или о тех, кто пытался осуществить вряд ли превзойденный по своему мужеству опыт – провести тонкую резиновую трубку через вену руки в полость сердца; или о других, что проводили на себе не менее смелые опыты, ставившие их жизнь под угрозу. Нет, это распространяется также и на врачей будней, на великого и малого практика, который, не чувствуя страха, подходит к постели страдающего от тяжелого заразного недуга, щупает его пульс, заглядывает в горло и при этом думает не о себе, а о своем малыше, который выбежит навстречу, чтобы обнять его, врача, возвращающегося от постели ребенка, больного, пожалуй, дифтерией.
Это может быть и не дифтерия, ужасавшая когда-то всех матерей, которые боялись этого посланника смерти детей больше, чем всех других болезней, вместе взятых. Эта болезнь может оказаться обычной безвредной краснухой. Но и она больше не безвредна, с тех пор как стало известно, какую опасность представляет краснуха для ребенка, созревающего во чреве матери. Если в этот период мать перенесет краснуху, то ребенок почти со стопроцентной вероятностью появится на свет с каким-либо уродством. И он, врач, отец этой зарождающейся жизни, все же идет к больному краснухой чужому ребенку, гладит его по голове, успокаивает мать, не думая о том, что тем самым он совершает героический поступок, которому не будет завидовать никто из других отцов и за который он не получит награды, но подчас даже денежного вознаграждения за свой труд. Этот неприметный, анонимный, не известный никому и никем не воспетый естественный героизм врача, которому тысячи и тысячи раз за десятилетия своей профессиональной деятельности приходится рисковать своим собственным здоровьем и здоровьем своих близких, так как он подчиняется высшему человеческому закону – голосу своей совести».
Гуго Глязер. «Драматическая медицина: опыты врачей на себе»
«В течение последних ста лет мы использовали антибиотики для того, чтобы убить всех бактерий в нашем организме с целью избавления от нескольких вредных видов. Целых сто лет мы убивали на наших полях всех насекомых, чтобы избавиться от нескольких видов вредителей. Мы убивали волков повсюду, чтобы сохранить поголовье овец в некоторых местах. За последние сто лет мы отмыли и дезинфицировали прилавки наших магазинов, чтобы «избавиться от микробов». Нельзя отрицать, что эти меры спасли множество жизней, но взамен мы получили большое количество новых хронических проблем, а природа лишилась былого многообразия. Теперь мы знаем больше и можем проявить мудрость, чтобы сделать нашу жизнь более естественной и более здоровой. Решение проблем, вызванных нашим стремлением к «чистой жизни», отнюдь не простое, для этого недостаточно начать купаться в грязи. Наша задача – создать принципиально новую экологию, создать живой мир, с которым мы сможем творчески взаимодействовать; живой мир, в котором виды, уцелевшие после внедрения антибиотиков и вырубки лесов, будут не просто выживать. Нам предстоит заново создать этот мир, который будет напоминать роскошный цветущий сад.
Позволим же нашей жизни вновь соединиться с дикой природой!»
Роб Данн. «Дикий мир нашего тела. Хищники, паразиты и симбионты, которые сделали нас такими, какие мы есть»
«Допустим, все у вас в жизни идет наперекосяк, вы постоянно нервничаете, дела не ладятся, близкие болеют, да и вы в последнее время неважно себя чувствуете. В зеркале вам вяло улыбается усталый, измученный человек с серым лицом. У вас совершенно нет никакой энергии, несмотря на то что за окнами не зима или весна, а богатое витаминами лето. Постоянные проблемы с кишечником, вспышки сильной раздражительности. Жизнь, казалось, потеряла все свои привлекательные краски, ничто вас не радует. Невезение по всем фронтам. Вы вот-вот сорветесь в бездну глубочайшей депрессии. Знакомая ситуация? Не надо отчаиваться! Выход есть. К счастью, вам вовремя попала в руки эта книга, описывающая новую уникальную психобактериологическую методику…»
Ксения Николаева. «Дисбактериоз: лечение по психобактериологической методике»
«Куда мы идем? Мы уже умеем анализировать нашу микрофлору, но нам нужны более «умные» методы манипуляции. Коммерческий интерес к этой области переживает взрывной рост: фармацевтические корпорации заключают многомиллионные сделки с небольшими биотехнологическими компаниями, которые разрабатывают потенциальные терапии. Некоторые даже работают над созданием микробных популяций под конкретные задачи. Мы знаем, что микрофлора в младенческом возрасте оказывает огромное влияние на развитие иммунной системы и мозга. Это огромная область для потенциальных терапий; несколько компаний уже составляют списки микробов, которые непосредственно влияют на развитие иммунной системы. В потенциале они планируют использовать их для лечения астмы, побочных эффектов и множества других болезней.
Медицина, которая служит человеку, слагается из искусства и науки, и над ними простирается чудесный покров героизма, без которого медицины быть не может.
Сейчас разрабатываются и более специфические методы для влияния на популяции микрофлоры. Недавно, например, разработали вещество, прикрепляющееся к бактерии, которая живет в полости рта и вызывает кариес. Это вещество обладает антибактериальным действием и убивает только бактерии, к которым прикрепляется. С помощью такой техники можно уничтожить один-единственный микроб в популяции – вот еще одна революция в микробиологии. Этот прорыв говорит нам, что при болезнях, с которыми ассоциирован один микроб или небольшая их группа, этих микробов можно уничтожать, не затрагивая остальную часть микробного сообщества – концепция, которая очень отличается от ковровой бомбардировки антибиотиками с кучей соответствующего ущерба».
Бретт Финлей, Мари-Клэр Арриетта. «МИКРОБЫ? Мама, без паники, или Как сформировать ребенку крепкий иммунитет»
«Новый передний край науки изучения микробов находится за пределами нашего организма. Мы начинаем исследовать всемирную связь микробов. Те же технологии, которые позволяют нам расшифровать микробиом человека, можно приложить к изучению домашних животных, скота, диких животных и планеты в целом. Вооруженные этими новыми знаниями, мы можем рассматривать микробов как сеть, соединяющую здоровье людей и животных и окружающую среду, – и, возможно, в конце концов мы сможем понять, как улучшить микроскопические экосистемы, в которых живем мы и которые живут в нас. Вот чего можно ожидать: будут разработаны основанные на вашем микробиоме тесты, которые подскажут, как вы будете реагировать на те или иные обезболивающие и сердечные препараты и искусственные подсластители; мы будем лучше понимать, как наше тело, в том числе его микробы, реагирует на диеты и физические упражнения и что лично вы должны сделать, чтобы стать более здоровым; мы будем лучше понимать, как работает фекальная трансплантация: можно ли использовать кал любого человека или нужно тщательно подбирать донора для каждого пациента? И можно ли использовать фекальную вытяжку в виде пилюль? (Хорошо-хорошо, я понимаю, что такая перспектива может вдохновлять только микробиолога.)
А на горизонте уже маячат еще более провокационные вопросы:
Можем ли мы создать микробные сообщества, которые будут предотвращать ожирение у людей, подобно тому, как мы уже умеем предотвращать его у мышей?
Можем ли мы создать микробные сообщества, которые будут жить у нас на коже и отпугивать комаров?
Можно ли использовать микроорганизмы не только для диагностики, но и для лечения широкого круга заболеваний, к которым, как мы теперь знаем, они имеют самое прямое отношение?»
Роб Найт. «Смотри, что у тебя внутри. Как микробы, живущие в нашем теле, определяют наше здоровье и нашу личность»
«Прекратите пользоваться таким количеством дезинфицирующих средств. Их ключевой ингредиент, триклозан, конечно, не является антибиотиком, но он убивает бактерии при контакте. Чем вам не нравятся старые добрые мыло и вода? Я пользуюсь дезинфицирующими средствами только в госпитале, когда принимаю пациентов, и во время эпидемий гриппа. Большинство микроорганизмов на моей коже живут далеко не первый год. Я знаю их, а они меня. Я могу получить бактерии от других людей, например, с поручня в метро. Естественно, совать пальцы в рот не буду, но дезинфицирующим средством себя протирать тоже. Боюсь, что удалю тем самым хорошие бактерии, которые помогают бороться с плохими, которые периодически пытаются на меня напасть».
Мартин Блейзер. «Плохие бактерии, хорошие бактерии: как повысить иммунитет и победить хронические болезни, восстановив микрофлору»
Глава 10Коррекция гигиены
«Порядка тридцати пяти тысяч лет назад, когда племена Homo sapiens впервые переместились на север, за пределы Африки, они оставили позади многих своих тропических паразитов и в течение длительного периода наслаждались крепким здоровьем. Наскальная живопись доисторических скитальцев Европы не содержит и намеков на эпидемии. Нет их и в легендах древнейших народов Нового Света. Это не значит, что охотники и собиратели вели идиллическое существование. Из-за голода и травм их жизнь была короткой и жестокой, но люди тем не менее почти не страдали от инфекционных заболеваний.
Постоянные поселения сделали человеческую жизнь стабильнее за счет ежегодных урожаев, одомашненных животных и возможности укрываться за крепостными стенами. Но за это пришлось заплатить – скученностью и загрязнением воды. С приходом цивилизации микроорганизмы, умевшие хорошо себя вести, вдруг утратили свою почти полную монополию на человеческое тело, и среди микробов распространился новый стиль жизни – при нем болезнетворность стала окупаться, если только смертоносная бактерия могла рассчитывать на то, что кашель и другие выделения умирающих заразят воздух и воду, которыми пользуются тысячи людей, живущих в непосредственной близости друг от друга.
Эпидемиологи подсчитали, что популяции, включающей около полумиллиона людей, достаточно для постоянного поддержания инфекционной болезни – иными словами, для того, чтобы позволить вызывающему эту болезнь микробу непрерывно перескакивать с одного хозяина на другого раньше их смерти или полного выздоровления. Не случайно, что первое сохранившееся упоминание «мора» относится к первой цивилизации, достигшей этой критической отметки, – цивилизации шумеров, представленной вереницей из дюжины торговых городов в дельте Тигра и Евфрата, в юго-восточной части современного Ирака. Записанный четыре тысячелетия назад «Эпос о Гильгамеше», шумерский вариант истории о великом потопе, содержит упоминания разрушений, которые вызывал Эрра, демон чумы, и которые были предпочтительнее ужасного потопа, потому что Эрра, по крайней мере, оставлял кое-кого из людей в живых, и их потомство вновь заселяло землю.
Как и представители большинства других древних культур, шумеры приписывали приход чумы гневу богов и демонов. Поэтому лечение состояло в попытках умилостивить небеса. С развитием древней медицины внимание врачевателей переключилось с поиска причин на поиск способов облегчения симптомов. Например, традиция, восходящая к Гиппократу, полагалась на оценку нарушений равновесия между внутренними силами пациента (на что указывали лихорадка, образование гноя и другие симптомы) и последующее возвращение человека обратно к «равновесию» путем кровопускания, прочистки кишечника или стимуляции потоотделения. Не имело значения, чем было вызвано то или иное нарушение равновесия (избыток желчи, недостаток крови и т. п.), – лечение от этого не менялось».
Джессика Снайдер Сакс. «Микробы хорошие и плохие»
«Всемирная организация здравоохранения дает следующее определение гигиены: «Условия и практики, которые помогают поддерживать здоровье и предотвращают распространение заболеваний», и, безусловно, следование гигиеническим практикам имеет ряд достоинств, в частности, благодаря им удалось добиться потрясающего снижения детской смертности. Однако западные общества довели гигиенические практики до абсурда. Концепция «чистоты» (которую часто ставят в один ряд с набожностью!) связана в первую очередь не с пользой для здоровья, а с внешним видом, и в этом смысле наше современное общество «чисто», как никакое другое. Никогда еще нам не предлагали такого выбора мыла, дезодорантов, зубной пасты, бритвенных лезвий, дезинфицирующих жидкостей, шампуней, лосьонов и парфюмерии. Чистота – это наш жизненный стандарт; быть чистым – значит чувствовать себя хорошо (попробуйте не умываться, не бриться и не принимать душ неделю, и вы, несомненно, с нами согласитесь)».
Бретт Финлей, Мари-Клэр Арриетта. «МИКРОБЫ? Мама, без паники, или Как сформировать ребенку крепкий иммунитет»
Эпидемиологи посчитали, что около полумиллиона людей вполне достаточно для постоянного поддержания инфекционной болезни.
Когда-нибудь какой-нибудь сверхталантливый автор соберется с силами и напишет давно ожидаемую человечеством книгу. Называться она будет: «Всемирная история грязи». А что? Разве не актуальна и сейчас эта тема об одной из вечных человеческих забот?
Первочеловек обитал в дремучих-дремучих лесах. Пил чистейшую по всем нормам воду из могучих рек, речушек и ручейков. Конечно же, ближайшие окрестности вокруг своего обитания он поневоле вынужден был, как и прочие животные, загрязнять. Но заботливая природа быстро убирала эти неприглядные следы жизни. Так что проблемы грязи в далекой древности как бы и не существовало.
Но время неумолимо шло вперед к новым победам. Связав себя с землепашеством, с уходом за домашней скотиной, прежний бродяга-человек остепенился, привязал себя наконец к определенному месту жительства, стал быстро размножаться. Возникли малые и большие селения, затем города. И вот тут-то грязь жестко дала о себе знать. Она плодила болезни и порой даже массово убивала людей.
Тут-то наконец и возникла нужда, ставшая быстро остро необходимой, в соблюдении определенного свода защитных правил жизнеустройства. Говоря проще, на сцену жизни вышла самая сиятельная дама – ГИГИЕНА. О ее становлении и метаморфозах, о непростых связях с человеком мы и начинаем рассказ.
10.1. Отношения к грязи в разные века
«Если бы нашим волосатым предкам довелось посетить наши города и пригороды, они, наверное, подивились бы устройству эскалатора и поинтересовались бы, куда подевались все растения и животные. И почему вокруг совсем нет птиц? Мы бы, конечно, ответили, что многие животные ушли, бежав от скопления людей и поменяв ареал своего обитания. Мы больше не добываем пищу – ее привозят нам на дом. Специальные машины упаковывают ее и украшают логотипами компаний-производителей. На упаковках указано количество калорий и содержание жира, но нет ни слова о происхождении и истории продуктов. Коров теперь доят не вручную, а с помощью механических приспособлений. Кур, которых мы едим, выращивают на крытых и отапливаемых птицефабриках. Наши симбионты, живые растения и животные, от которых мы зависим, превратились в материал, в субстанцию, которую мы употребляем в пищу. В этом отношении наши города разительно отличаются от всех городов, которые когда-либо существовали на Земле, а наши жизни практически полностью отделены от природы».
Роб Данн. «Дикий мир нашего тела. Хищники, паразиты и симбионты, которые сделали нас такими, какие мы есть»
«Улицы провоняли дерьмом, задние дворы воняли мочой, лестничные клетки воняли гниющим деревом и крысиным пометом, кухни – порченым углем и бараньим жиром; непроветриваемые комнаты воняли затхлой пылью, спальни – жирными простынями, сырыми пружинными матрасами и едким сладковатым запахом ночных горшков. Из каминов воняло серой, из кожевенных мастерских воняло едкой щелочью, из боен воняла свернувшаяся кровь. Люди воняли потом и нестираной одеждой, изо рта воняло гнилыми зубами, из животов – луковым супом, а от тел, если они уже не были достаточно молоды, старым сыром, и кислым молоком, и онкологическими болезнями. Воняли реки, воняли площади, воняли церкви, воняло под мостами и во дворцах. Крестьянин вонял, как и священник, ученик ремесленника – как жена мастера, воняло все дворянство, и даже король вонял, как дикое животное, а королева, как старая коза, и летом, и зимой».
Патрик Зюскинд, немецкий писатель и киносценарист – зловонное описание европейских городов позднего Средневековья
«Откуда берутся бактерии? Из еды, с любой поверхности, которой мы касаемся, в результате рукопожатия или от поцелуя в губы, из воздуха. Звучит не очень аппетитно, но, забегая вперед, скажем, что нам это не вредит, но это следует принять как есть. Вся планета покрыта тонким слоем фекалий. Люди, живущие в районе Берлин-Фридрихсхайн, знают, о чем идет речь. Другие, быть может, полагают, что это связано с собаками. Впрочем, тот, кто однажды гулял по небольшому греческому острову, неделями не сможет отделаться от запаха козьего навоза. И тот, кто полагает, что жидкий навоз, который фермеры перекачивают на свои поля, хоть и пахнет, но в остальном не оставляет следов в атмосфере, ошибается. Воздух, который мы вдыхаем, изобилует бактериями и их спорами. Многие из них с удовольствием располагаются в нас на некоторое время или даже на всю жизнь».
Ганно Харизкус, Рихард Фрибе. «Союз на всю жизнь: почему бактерии наши друзья»
Отношение к воде в Средние века было совершенно враждебным. Ее считали опасной для духа и плоти.
Начинаем издалека. Древние цивилизации в Риме, в долине Инда, в долине Нила умели обращаться с грязью от всевозможных отходов, пытались сделать так, чтобы она не портила пищу и воду. Скажем, древние римляне пресную воду доставляли из ненаселенных высокогорий с помощью деревянных и свинцовых труб. В Риме эта вода использовалась для бань, купален и городских фонтанов. Шла она и в общественные туалеты, где скамьи с отверстиями располагались над сточной канавой, по которой струилась быстрая, уносящая все вредоносное проточная вода.
Конечно, от страны к стране гигиенические процедуры и всякого рода омовения сильно различались. Индус совершал омовение после разных действий, которые он считал «нечистыми», а также перед молитвой. Мусульманину полагались три омовения на пять ежедневных обязательных молитв. Иудеи умывались до и после приема пищи, перед молитвой и после опорожнения кишечника.
Западное же христианство, возникшее в качестве государственной религии в IV веке, напротив, на удивление никаких водных гигиенических процедур ритуального характера не предусматривало. Добрый христианин окроплял хлеб и вино водой и считал это достаточным. Да что там! Считается, что и сам Иисус садился есть не умывшись. И неудивительно, что немытые правители христианской Европы не спешили восстанавливать ни римские акведуки, ни прочие хитроумные системы водоснабжения.
Скажем больше. Когда в середине ХIV века в Европу пришла бубонная чума, обвинять стали именно водные гигиенические процедуры. Особенно досталось горячим ваннам. «Бани и парные следует запретить, – утверждал придворный хирург французского короля Генриха III Амбруаз Паре (1510–1590). – Человек выходит оттуда размягченный, все поры его тела откупорены, а значит, тлетворные пары могут мгновенно проникнуть внутрь и вызвать внезапную смерть».
Отношение к воде в Средние века отчего-то было уже совершенно враждебным. Ее считали опасной для духа и плоти. Зажиточные слои предпочитали «сухую» гигиену. Вонь немытого тела маскировалась духами и дорогими тканями – бархатом, шелком и льном.
Русские послы, привыкшие париться в банях, находясь при дворе короля Франции Людовика ХIV, известного как «король-солнце», писали на родину, что его величество «смердит аки дикий зверь». А в исторической литературе прямо упоминается, что королева Испании Изабелла (конец ХV века) мылась лишь два раза в жизни: во время рождения и перед свадьбой.
Средневековые европейцы вели жизнь «грязную» в буквальном смысле слова. Жили в одном доме с кормившей и возившей их скотиной, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Для ночных нужд под кроватью стоял горшок. После завершения процесса горшок прятали обратно туда же – под кровать. В городах, бывало, содержимое горшка просто выбрасывали через окно на улицу.
Женщины в XVI–XIX веках тщательно следили за кожей лица и умывали ее мочой, а в их красивых париках на самом деле водились вши.
Это – простонародье, а что знать? Короли и королевы свободно опорожняли кишечник в присутствии придворных. В окружении короля был даже особый человек со всеми необходимыми тут принадлежностями. Его «специальностью» было подтирать короля после того, как тот справлял нужду.
Все это происходило в присутствии королевской свиты. И «придворный судна», как правило, был самым близким советником и доверенным лицом короля. А короли между тем могли месяцами не менять одежду и даже спали в ней. Это касалось и принцесс. Часто у людей было всего 4 наряда – по одному на каждое время года.
О гигиене тогда и не помышляли. В больших городах на улицах пахло смесью навоза, человеческих экскрементов и гниющих растений. Французский король Филипп II Август однажды, выйдя из своего дворца, упал в обморок от смрада, источаемого парижскими улицами. Канализации в городе не было. Все помои просто выливались на улицу. По узким улочкам Парижа текли реки грязи.
Парики, которые можно увидеть на портретах XVI–XIX веков, выглядят величественно и красиво, но в них, как правило, водились вши и гниды. Женщины, особенно дворянского рода, тщательно следили за кожей лица и умывали ее… мочой.
В такой жуткой антисанитарии бактериям и вирусам было полное раздолье. Текли реки отходов жизнедеятельности. Подсчитано, что только один человек в год производит 49 литров экскрементов. Почти 10 % их веса приходится на миллиарды микробов. Стоит ли тут удивляться частоте эпидемий заразных болезней, которые косили громадные массы людей.
10.2. Становление гигиены
«Эта наука, история которой восходит к глубокой древности, получила развитие как самостоятельная дисциплина лишь в конце XVIII – начале XIX века. По сути, это было ее новым рождением в условиях все более укрепляющегося капиталистического строя. Концентрация промышленности в больших городах сопровождалась быстрым ростом числа рабочих, живших в тяжелых условиях. На фоне быстрого роста городского населения ярко выступала санитарная неблагоустроенность городов. Отсутствие водопровода и канализации, какого-либо санитарного обслуживания способствовало распространению эпидемических заболеваний. Страх перед рабочим движением заставил английских предпринимателей принять ряд законов, ограничивавших труд детей и женщин на фабриках; с 1840 г. в Англии проводились обследования городов, в особенности рабочих кварталов. Успехи естественных наук обусловили развитие экспериментальной гигиены, однако на Западе эта наука вскоре замкнулась в рамки чистой теории, далекой от решения общественных проблем».
Виктор Алексеевич Базанов. «Ф. Ф. Эрисман»
«Идея, что на человеке обитает бесчисленное множество микробов, невидимых глазу, появилась одновременно с первым микроскопом. Антони ван Левенгук, родившийся в 1632 году в городе Дельфт, сейчас входящем в состав Нидерландов, был ремесленником, особенно интересовавшимся производством линз. Ему захотелось поближе рассмотреть все хитросплетения тканей, которые он рекламировал, так что он стал делать шары из стекла, нагревая стеклянные трубки. Эти почти идеальные сферы позволили ему наблюдать в увеличенном виде не только нитки, но и все другие предметы. Левенгук не имел научной подготовки, но в глубине души был ученым, так что вскоре начал рассматривать в свои примитивные микроскопы самые странные вещи: воду из ручья, кровь, мясо, кофейные бобы, сперму и т. д. Он методично записывал все свои наблюдения и отправлял их в Лондонское Королевское общество, которое публиковало его интереснейшие письма.
Однажды в 1683 году Левенгук решил соскрести немного белого налета с зубов и рассмотреть его в микроскоп. Вот что он записал в дневнике:
«Невероятно большое скопление живых анималкул, плавающих ловчее, чем я когда-либо видел в жизни. Самые большие (которых было там великое множество) сгибали свои тела, продвигаясь вперед… Более того, другие анималкулы были там в таком невероятном количестве, что вся вода… казалась живой… Во всех Объединенных Нидерландах не найдется столько людей, сколько я сегодня нашел живых существ у себя во рту».
Что естественно, рассказ Левенгука о никогда ранее не описывавшемся мире, полном микроскопических «анималкул», вызвал немалый скептицизм и бурю насмешек. Лишь позже, когда британские ученые увидели «анималкул» своими глазами, они согласились, что Левенгук не бредил. Левенгук написал много писем в Королевское общество, но наибольшую славу обрел как первооткрыватель микроскопической жизни. Благодаря своим многочисленным открытиям Левенгук считается отцом микробиологии.
Впрочем, эти открытия в то время остались лишь любопытными наблюдениями, которые имели мало отношения к человеческой биологии, пока другие ученые не обнаружили, что эти «анималкулы» вызывают болезни. Это откровение случилось лишь почти двести лет спустя, когда Роберт Кох, Фердинанд Кон и Луи Пастер независимо друг от друга подтвердили, что такие болезни, как бешенство и сибирская язва, вызываются микробами. Кроме того, Пастер доказал, что молоко скисает из-за микробов, и разработал процесс, известный ныне как пастеризация – убийство микробов высокой температурой. Загрязнение молока микробами навело Пастера на мысль, что возможно и предотвратить попадание микробов в организм человека, и вместе с Джозефом Листером он разработал первые методы антисептики. Одно из веществ, созданных в те времена, до сих пор в ходу – листерин.
Благодаря работам Пастера, Кона, Коха и других ученых широкая публика узнала, что болезней можно избежать, предотвратив контакты с микробами и убивая их, и началась настоящая война на уничтожение. В Лондоне, Париже, Нью-Йорке и других больших городах открылись департаменты здравоохранения. Мусор, который раньше валялся кучами на тротуарах, стали увозить и уничтожать, питьевую воду – очищать, за крысами и мышами стали охотиться, во многих городах появилась канализация, а людей, подхвативших заразное заболевание, стали изолировать. Именно в те времена слово «бактерия» получило свою плохую репутацию – его однозначно стали связывать с болезнями, заражениями и чумой. Продвинемся еще на полтораста лет вперед, и нас ждет еще одно поразительное открытие: в борьбе за чистоту мира мы убили больше микробов, чем необходимо, и, по иронии судьбы, из-за этого можем серьезно подорвать себе здоровье. Почему? Потому что наши тела умеют нормально развиваться только в присутствии множества микробов. Эта революционная концепция значительно расширяет известные научные познания о полезных бактериях, населяющих организм: они помогают переваривать определенные виды пищи и вырабатывают некоторые необходимые витамины. Но лишь недавно мы начали понимать, насколько же необходимы микробы для нашего нормального развития и благополучия».
Бретт Финлей, Мари-Клэр Арриетта. «МИКРОБЫ? Мама, без паники, или Как сформировать ребенку крепкий иммунитет»
Термин «гигиена» идет от греческого слова hygieinos, что можно перевести как «целебный, приносящий здоровье». Термин связан с именем мифической богини здоровья Гигиеи – дочери бога медицины Эскулапа. Она изображалась в виде красивой девушки, держащей в руках чашу, наполненную водой и обвитую змеей. Чаша со змеей до сих пор служит эмблемой медицины.
Тут стоит вспомнить и основоположника научной медицины грека Гиппократа (460 год до новой эры). Он в своих трактатах «О воздухе, воде и почве», «О здоровом образе жизни» особое значение придавал особенностям климата и условиям местности, образу жизни людей, труду, питанию, физическим упражнениям.
Термин «гигиена» связан с именем мифической богини здоровья Гигиеи – дочери бога медицины Эскулапа. Она изображалась в виде красивой девушки, держащей в руках чашу, наполненную водой и обвитую змеей. Чаша со змеей до сих пор служит эмблемой медицины.
Истоки гигиены давние, но как научная дисциплина она сформировалась сравнительно недавно.
Джессика Снайдер Сакс в своей книге «Микробы хорошие и плохие» сообщает:
«По иронии судьбы, главный прорыв, приблизивший избавление цивилизации от череды смертельных эпидемий, сделали представители лагеря, не верившего в микробов. Великое пробуждение санитарии в середине ХIХ века началось, когда высшие слои общества в Лондоне, Париже и Нью-Йорке забеспокоились по поводу возрастающей скученности жизни в городских трущобах, где выгребные ямы, открытая канализация и гниющие отходы стали, на их взгляд, рассадником миазмов. Предполагалось, что ядовитый воздух самопроизвольно возникает из грязи и разложения, а затем еженощно переносится в фешенебельные районы. Городские власти стали разворачивать уборку мусора во всех углах и нанимать инженеров для перепланировки систем канализации. Даже священнослужители приняли участие в этой кампании, ссылаясь на богослова ХVIII века Джона Уэсли, который убеждал своих прихожан среднего класса “учить всех бедных, которых вы посещаете, еще двум вещам, с которыми они обычно плохо знакомы: усердию и чистоплотности”».
Джессика Снайдер Сакс продолжает далее:
«Школа здравоохранения, основанная на принципе “чистоплотность сродни благочестию”, обрела своего самого успешного поборника во время Крымской войны в лице прославленной “леди со светильником” – Флоренс Найтингейл. В 1854 году, после скандальных известий об условиях, царивших в военно-полевых госпиталях, она вместе с тридцатью с лишним помощницами, сестрами милосердия и монахинями, отправилась в Скутари (теперь это Ускюдар в современной Турции), чтобы заботиться о раненых английских солдатах. Хотя она отчитывалась непосредственно перед британским военным министром, Флоренс писала, что работает “кухаркой, экономкой, уборщицей и прачкой” и видит свою личную миссию в том, чтобы уничтожить миазмы, убивавшие намного больше солдат, чем пули или штыки.
В письме к своей матери Флоренс хвалилась тем, что избавила свои палаты от холеры, поместив в каждом углу по мешку хлорной извести, как будто само присутствие обеззараживающего вещества уже каким-то образом очищало воздух от отравы. Она также приписывала снижение частоты заражений введенной ею практике “закапывать дохлых собак и белить зараженные стены, потому что и то, и другое служит причиной массового развития лихорадки”. Хотя она и неправильно понимала, кто настоящий враг ее госпиталей, но, денно и нощно заботясь о чистоте, добилась заметного снижения частоты заражений, и ее воспоминания “Как нужно ухаживать за больными”, опубликованные в 1859 году, стали международным бестселлером».
Ко всему только что сказанному следует добавить, что ввод коммунального водоснабжения и канализационных систем привел также к широкому внедрению внутренних трубопроводов, обеспечивших людей как чистой водопроводной водой, так и домашними туалетами со смывными бачками. Эти и другие чудеса улучшения санитарных условий во многом разорвали порочный круг инфекционных эпидемий, передающихся через воду, которые возникали в результате скученности людей в городах.
10.3. Макс фон Петтенкофер
«Макс Петтенкофер – человек своеобразной судьбы. Он был сыном крестьянина, одним из восьми детей в семье. Его отец, обремененный заботами, обрадовался, когда бездетный брат, придворный аптекарь в Мюнхене, забрал сыновей и взял на себя заботу о них. Как казалось дяде, Макс не доставит ему больших хлопот. Учеба в гимназии давалась мальчику легко. Из него, думал дядя, может выйти со временем настоящий аптекарь, может быть, даже его преемник. Но как-то Макс, который в то время проходил курс обучения в аптеке и уже возвысился до помощника аптекаря, уронил и разбил один из сосудов. Разозленный дядя наградил неловкого племянника затрещиной, и последний не стал долго раздумывать. Он покинул дядю и его аптеку и направился в Аугсбург с намерением стать актером.
Из Петтенкофера он стал Текофом, взяв, таким образом, среднюю часть своей фамилии как псевдоним. Сыграв одну из ролей в гетевском «Эгмонте», он показал аугсбургцам, что на театральном небосклоне их города собирается взойти новая звезда. По крайней мере так полагал сам Макс. Но зрители думали иначе, а критики были откровенно недружелюбны. Все же господин Тенкоф продолжал упорствовать, хотя родители и умоляли его возвратиться к другой профессии. Он уступил лишь после вмешательства двоюродной сестры Елены (втайне от всех она была его невестой), которая умоляла его опять стать «порядочным человеком» и продолжить учение. Только дядя не мог смириться, полагая, что человек, ставший однажды актером, не в состоянии когда бы то ни было возглавить придворную аптеку. «Такой человек пригоден в лучшем случае для медицины», – рассудил добрый дядя, и мы должны быть ему признательны за принятое решение.
Петтенкофер стал медиком. Его не влекло к практической медицине, в частности к врачебной практике. В то же время еще студентом он показал себя способным к медицинской химии, экспериментатором, можно даже сказать – исследователем.
Петтенкофер отправился в Гисен к лучшему химику того времени Либиху, закончил там свое образование и поступил наконец за неимением ничего лучшего и под нажимом Елены на службу в монетный двор Мюнхена, хотя это оказалось для него нелегким делом, поскольку он был все же врачом, хотя к тому времени создал себе имя и как химик.
Петтенкофер никогда не любил работать систематически. Он хватался то за одну, то за другую тему, находя в каждой из них подлинные золотые зерна. Это было и в студенческие годы, и в период службы на монетном дворе. Так, он извлек минимальные количества драгоценной платины из серебряных талеров и открыл загадку античного пурпурного стекла. Неудивительно, что его дарование было вскоре замечено: его назначили профессором медицинской химии.
С тех пор он работал на новом месте то над одной, то над другой проблемой. Он открыл способ приготовления цемента, не уступающего по качеству английскому, подсказал, каким образом можно получать светильный газ не только из дорогого каменного угля, но и из дешевой древесины, содержащей много смолы. Постигшая его при этом неудача была лишь эпизодом. В Базеле, где его метод был применен на практике и где торжественно при широком участии населения собрались отмечать праздник освещения города, новая система при первой попытке отказала. Присутствовавший при этом Петтенкофер чувствовал себя глубоко несчастным. По его щекам текли слезы гнева и стыда. Однако сразу же после этого он устремился в Мюнхен, в свою лабораторию, горя желанием найти ошибку, явившуюся причиной неудачи. После двух суток работы и размышлений ошибка была найдена, устранена, и в Базеле вспыхнуло газовое освещение.
Все эти события в жизни Петтенкофера были большими и важными. Однако главная его заслуга в том, что он основал современную гигиену. Случайные обстоятельства побудили его, химика и техника по специальности, заняться вопросами гигиены».
Гуго Глязер. «Драматическая медицина: опыты врачей на себе»
А теперь читателю полезно мысленно перенестись в Европу ХIХ века. То были времена, когда лекарства содержали ядовитые мышьяк и ртуть, искусство врачевания порой ограничивалось умением дать больному морфий, а самой распространенной терапией было кровопускание.
В бедных кварталах быстро растущих городов лишь трое из пяти детей доживали до школьного возраста. Людей косили эпидемии тифа, дифтерии, туберкулеза. Смертельными волнами набегали на Европу и Америку эпидемии холеры из Индии.
В то время герой этого раздела нашей книги Макс фон Петтенкофер, увлеченный химией и техникой, неожиданно для себя заинтересовался вопросами гигиены. Все началось с гигиены жилища. Максу было поручено выяснить, почему в королевском замке воздух до такой степени сухой, что король постоянно чувствует першение в горле.
Затем Петтенкофер стал интересоваться гигиеной одежды, вопросами питания, водоснабжения. И быстро утвердил за собой репутацию первоклассного гигиениста. В 1865 году (Петтенкоферу исполнилось 47 лет) он возглавил кафедру гигиены Мюнхенского университета, созданную по его же инициативе.
Дальше – больше. В 1879 году основатель современной гигиены Петтенкофер организовал первый в Европе институт гигиены и стал его директором. Он превратил гигиену в науку, изучая влияние внешних факторов – воздуха, воды, почвы, одежды, жилища – на состояние здоровья общества и отдельных людей.
Разрабатывал также гигиенические нормы питания. Основал два специальных журнала: Zeitschrift für Biologie и Archiv für Hygiene. Написал книгу об оздоровлении городов, сочинение о канализации населенных пунктов и удалении из них нечистот и отбросов.
Искусство врачевания в Европе в XIX веке порой ограничивалось умением дать больному морфий, а самой распространенной терапией было кровопускание.
Неустанно пропагандировал умеренность, чистоту, регулярные купания, разумную диету, теплую одежду и свежий воздух. Внушал мысль о том, что профилактические меры и популяризация здорового образа жизни экономически выгодны для государства. Что это позволит экономить на медицинском обслуживании и сократит отпуска по болезням.
Конечно, Петтенкофер занимался и инфекционными болезнями, так как одна из задач гигиениста – защита населения от массовых заболеваний. Особенно Макса занимала холера, эпидемии которой возникали довольно часто. С холерой у Петтенкофера были и личные счеты. Вот его слова:
«Я заболел холерой в 1852 году, до этого эпидемия 1836–1837 годов, когда я посещал старшие классы гимназии, меня не коснулась. После меня заболела моя кухарка, которая умерла в больнице, потом одна из моих дочерей-близнецов Анна, с трудом выздоровевшая. Эти переживания оставили в моей душе неизгладимый отпечаток и побудили исследовать пути, которыми идет холера».
У Петтенкофера были свои особые представления о природе заболевания холерой. Вот что об этом в книге «Сто великих врачей» пишет ее автор, писатель, журналист, гипнотизер, создатель оригинальной методики психофизической саморегуляции Михаил Семенович Шойфет (1947–2013):
«Когда Роберт Кох открыл холерный вибрион и стал доказывать, что он единственный виновник разразившейся эпидемии холеры, Петтенкофер не отрицал правильности этого открытия; он и сам думал о возбудителе, обладающем живой природой. Но у него были другие представления об этом. Прежде всего, он не верил в простую передачу инфекции и говорил: “В настоящее время вопрос в основном в том, как подобраться к этой бацилле, как ее уничтожить или помешать ее распространению. Борьбу против микробов считают сейчас единственно действенной профилактикой и игнорируют целый ряд эпидемиологических фактов, которые решительно свидетельствуют против гипотезы о простой заразности холеры. Многие судят все больше по наблюдениям за “холерной запятой” в колбе или на стеклянной пластинке, или же в культурах, совершенно не заботясь о том, как выглядит картина холеры в процессе практического эпидемиологического распространения”».
10.4. Научная «дуэль» Коха с Петтенкофером
Каждый, кто выделяется из массы, должен быть отмечен особо, каждый из тех, готовых принести себя в жертву великих героев и мучеников, которые проделывали опыты на самих себе. Забыв о них, история медицины, история человечества вообще, поступила бы несправедливо. Трудно сказать, кто и когда был первым. Ясно одно: история героизма врачей никогда не закончится. В центре когорты этих людей стоит один из наиболее известных врачей – Макс Петтенкофер. С рассказа о его подвиге и можно начать наше повествование.
Это не первый опыт врача на себе, и, если мы столь высоко оцениваем героический поступок Петтенкофера, это объясняется особыми историческими обстоятельствами того времени, а также важностью затронутой проблемы. Опыт был произведен 7 октября 1892 года 73-летним профессором-гигиенистом Максом Петтенкофером, который, чтобы доказать правильность защищаемой им теории, выпил на глазах у свидетелей культуру холерных вибрионов. Результат этого, граничащего почти с самоуничтожением опыта был прямо-таки удивительным: Петтенкофер не заболел холерой.
В те времена холера уже давно была известна в Европе и наводила ужас. До первой четверти ХIХ века считалось, что холера – эпидемическое заболевание, распространенное лишь в дальних странах, и ее, таким образом, нечего бояться в Европе. Это мнение изменилось после того, как в 1817 году в Индии неожиданно по невыясненным причинам вспыхнула эпидемия азиатской холеры, начавшая оттуда свой путь на запад.
Два года спустя эпидемия впервые в истории охватила Африку, куда она была занесена караванщиками, и примерно в то же время проникла через Китай в европейскую часть России, вначале в Оренбург, где сразу же неожиданно для всех приняла эпидемическую форму, примечательную не только количеством смертельных случаев, сколько массовой заболеваемостью. Ярость эпидемии была укрощена долгой, холодной зимой. Но в Одессе холера смогла развернуть все свои силы. Там умерло около половины всех заболевших. Эти статистические данные полностью совпадают с полученными в Первую мировую войну во время холерной эпидемии в крепости Перемышль.
При возникновении эпидемии в Одессе, разразившейся во времена, еще очень отдаленные от эпохи бактериологии, распространение заразы пытались предотвратить с помощью кордонов. Но дальше попыток дело не пошло. В 1830 году холера достигла Москвы, где ею, правда, болело лишь небольшое число жителей. Иначе обстояло дело в Германии. Там холера распространилась несколько месяцев спустя. В августе 1831 года в Берлине были отмечены первые случаи смерти от холеры, затем настала очередь Гамбурга. Однако некоторые области Германии остались не затронутыми эпидемией. Холера, так сказать, перепрыгнула через них, проникнув во Францию и Англию, откуда она затем была завезена в Северную Америку. Транспортные условия того времени обусловливали относительно медленное распространение холеры.
То в одном, то в другом месте еще наблюдались небольшие очаги заразы, но наконец эпидемия прекратилась. Однако в 1892 году опять вспыхнула большая эпидемия холеры в Германии, а именно в Гамбурге, где за 5 месяцев заболели 18 тысяч человек, из которых 8 тысяч умерли. В это время уже знали возбудителя холеры. В 1883 году Робертом Кохом был открыт вибрион холеры, по форме напоминающий запятую и названный поэтому «холерной запятой». Ближе к осени этого года холера появилась в Египте; причем возникло опасение, что, как и раньше, она оттуда начнет свои странствия по всему миру. Поэтому некоторые правительства, прежде всего французское, решили послать в Египет исследовательские группы, чтобы с помощью новых методов приступить к изучению эпидемии и борьбе с ней.
Подобное решение было принято и в Германии. Правительство назначило Коха главой комиссии, которая 24 августа прибыла в Александрию. Местом работы был избран греческий госпиталь. Еще за год до этого Кох наблюдал в присланной ему из Индии части кишки умершего от холеры большое количество бактерий. Он, однако, не придал этому особого значения, так как в кишках всегда находится множество бактерий.
«Теперь, в Египте, он вспомнил об этом открытии. «Может быть, – подумал он, – именно этот микроб является искомым возбудителем холеры». 17 сентября Кох сообщил в Берлин, что в содержимом кишечников двенадцати холерных больных и десяти умерших от холеры найден общий для этого заболевания микроб и выращена его культура. Но ему не удалось вызвать заболевания холерой путем инъекции этой культуры животным. К этому времени в Египте эпидемия уже начала затихать и дальнейшие исследования представлялись невозможными. Поэтому комиссия направилась в Индию, в Калькутту, где все еще гнездилась холера. Больные и умершие вновь были подвергнуты исследованиям, и опять был найден тот же микроб, что и в Египте, те же имеющие форму запятой соединенные попарно бациллы. У Коха и его сотрудников не оставалось ни малейшего сомнения в том, что именно этот микроб – возбудитель холеры. Дополнительно изучив процесс холерной инфекции и значение снабжения питьевой водой для прекращения болезни, Кох вернулся на родину, где его ожидала триумфальная встреча.
Кох был убежден, что нашел возбудителя холеры. Не все исследователи разделяли эту точку зрения, во всяком случае, не все принимали ее безоговорочно. К ним относился и Петтенкофер…»
Гуго Глязер. «Драматическая медицина: опыты врачей на себе»
В описываемое нами время, то есть в 1874 году, в Вене состоялся представительный международный конгресс, где спорили о том, холера – это контагиозная (заразная) болезнь или же это просто болезнь кишечника, способная превратиться в холеру при особых обстоятельствах.
Кончался век ХIХ, но, несмотря на убедительные опыты Пастера, часть ученых верила в возможность «самозарождения», толковала о миазмах, якобы возникающих в воздухе и распространяющих болезни, были также мнения об особых атмосферных условиях и других причинах микробных эпидемий.
Профессор Петтенкофер продолжал активно искать подтверждение своим взглядам. Почему один человек заболевает, а другой нет? Отчего в одном городе есть холера, а в другом она отсутствует? Играют роль состояние почвы, время года? Почему Коху не удается заразить холерой животных?
Неизвестно, в какой момент и при каких обстоятельствах у Петтенкофера возникла дерзкая мысль. Он решил проверить свою правоту или же заблуждение чисто экспериментальным путем. Захотел провести опыт на человеке, НА САМОМ СЕБЕ!
До первой четверти ХIХ века считалось, что холера – эпидемическое заболевание, распространенное лишь в дальних странах, и поэтому в Европе ее нечего бояться.
Гуго Глязер (1881–1976), известный австрийский публицист и общественный деятель, профессор медицины, автор книги «Драматическая медицина: опыты врачей на себе», так описывает реализацию замысла Макса фон Петтенкофера:
«Исторический опыт Петтенкофера состоялся утром 7 октября 1892 года, в то время, когда в Гамбурге и Париже множились случаи заболевания холерой и все население было объято ужасом, а в Мюнхене, несмотря на большое количество приезжих (октябрьский праздник не был отменен), вспышки холеры не наблюдались. Это обстоятельство только укрепило Петтенкофера во мнении, что не один лишь микроб, но что-то еще – особенности сезона и почвы или иные обстоятельства – определяют возникновение эпидемии.
Опыт был, разумеется, проведен в большой тайне. Петтенкофер заказал из Берлинского института здравоохранения культуру бацилл холеры, приготовленную на известном желатинообразном веществе – агаре, который добывается из водорослей. Из этой чистой культуры на агаре в Мюнхенском гигиеническом институте была приготовлена культура на бульоне; микробы отлично прижились, быстро размножились и образовали в благоприятной для них питательной среде целые колонии. В культуре находились мириады бацилл, и если бы даже она была разбавлена в тысячу раз, то все равно в каждом ее кубическом сантиметре осталось бы бесчисленное множество “холерных запятых”».
У ученого Петтенкофера возникла дерзкая мысль. Он решил проверить свою правоту и провести опыт на самом себе, добровольно проглотив культуру бацилл холеры!
Пойдя на смертельный риск, Петтенкофер остался жив и в еще большей степени, чем раньше, проникся убеждением в правильности своих взглядов, в реальности, конечно же, ошибочных. Объяснение случившемуся тогда чуду? Есть мнение, что он проглотил намеренно присланную ему старую, ослабленную культуру бактерий холеры. Что, конечно же, нисколько не умаляет величия героического поступка немецкого ученого.
10.5. Мир без микробов?
«А здесь нам бы хотелось сказать о новой области биологии, которая привлекла большое внимание участников конгресса. Речь идет о гнотобиологии, как жизни без микробов. Возможна ли жизнь без микробов, если они вездесущи и находятся, как вы уже знаете, повсюду? Этот вопрос потребовал постановки специальных опытов. Как вырастить безмикробных животных? Значит, необходимо изолировать их с места появления на свет, а потом содержать в стерильных условиях, кормить стерильной пищей, поить стерильной водой и обеспечивать для дыхания стерильный воздух. Все это настолько сложно и дорого, что скептики заявили, что изучение безмикробных животных (гнотобиотов) не стоит тех усилий, которые на них затрачиваются. Однако жизнь показала, что это не так. Использование биологически стерильных животных позволило поставить и решить много очень важных вопросов биологии и медицины и прежде всего выяснить, какую роль играет обычная микрофлора в росте и развитии организма и в возникновении болезней».
В. М. Жданов, Г. В. Выгодчиков, Ф. И. Ершов, А. А. Ежов, Н. Г. Коростылев. «Занимательная микробиология»
«Короче говоря, появление этой теории ознаменовалось научным и медицинским триумфом, и ученые, которые ввели ее в оборот, почитались как герои. Классическая научно-популярная книга Поля де Крюи «Охотники за микробами», вышедшая в 1920-х годах, принадлежит перу автора, который провел некоторое время в нью-йоркском Рокфеллеровском институте медицинских исследований. Пионеры бактериологии изображены здесь как раз в таком свете. В подобном же тоне рассказывалось о бактериологах в бесчисленных газетных статьях того времени и в беллетризованных биографиях, выходивших позже.
Они стали героями, поскольку вели войну против болезней, то есть микробов, и победили. Торжество науки закрепило в общественном сознании прочную ассоциативную связь между микробами, грязью и болезнями. К тому же практическое применение антисептиков, дезинфектантов и антибактериальных средств весьма впечатляло.
Избегать микробов – значит не только сторониться очевидных источников «неприятного» (понятно, что не следует размазывать экскременты по стенам туалета или есть тухлое мясо). Нужно уметь справляться и с невидимыми опасностями.
Этот набор взаимосвязанных идей оказался чрезвычайно перспективным и влиятельным. Итак, микробы вызывают болезни, берутся из грязи и могут распространяться путем загрязнения (заражения), которое вы даже не замечаете. Что ж, в общем-то это правда. Некоторые микробы действительно служат причиной недугов. Микробы нельзя увидеть невооруженным глазом.
Строгие меры профилактики помогают избежать беды. И при посещении больницы нужно использовать дезинфектор для рук. Кроме того, эту теорию очень широко пропагандируют и службы здравоохранения, и производители антимикробных товаров. И те, и другие постоянно выискивают все новые объекты для дезинфекции: туалеты, ванные комнаты, кухни, бутылочки с детским питанием, продуктовые упаковки, телефоны, компьютерные клавиатуры. К числу таких объектов, конечно, принадлежат и сами люди».
Джон Тёрни. «Я – суперорганизм! Человек и его микробы»
«Около двадцати пяти лет назад немало внимания привлекла короткая научная статья, опубликованная одним лондонским эпидемиологом. Доктор Дэвид Страхан предположил, что недостаток контактов с бактериями и паразитами, особенно в детстве, может быть причиной большого прироста в аллергических заболеваниях, потому что не дает нормально развиться иммунной системе. Позже эта концепция получила название «гигиенической гипотезы» и привела к проверке того, нельзя ли этой гипотезой объяснить развитие и других заболеваний, не только аллергий. Этой теме оказалось посвящено немало исследований. Сейчас уже набралось достаточно солидных доказательств (мы рассмотрим их далее) в пользу того, что предположение доктора Страхана в целом верно. Менее ясным остается то, какие именно факторы вызывают этот самый недостаток контактов с микробами. В своем исследовании аллергий доктор Страхан пришел к выводу, что к недостатку контактов привели «уменьшение количества людей в семье, улучшение домашних удобств и повышение стандартов личной гигиены». Возможно, это правда, но есть и много других перемен в современной жизни, которые даже еще сильнее сократили наши контакты с микробами».
Бретт Финлей, Мари-Клэр Арриетта. «МИКРОБЫ? Мама, без паники, или Как сформировать ребенку крепкий иммунитет»
Как-то так получилось, что яркие победы выдающихся микробиологов прошлого – Луи Пастера, Роберта Коха, Пауля Эрлиха и многих-многих других значимых представителей микробной науки – превратили слово «микроб» в нечто неприятное, вредное, опасное, во что-то такое, с чем надо активно бороться, чего следует опасаться и по возможности всячески избегать.
Одним словом, в результате всем микробам, не разбирая, хорошие ли они или плохие, был негласно объявлен джихад, и разразилась война на поголовное микробное уничтожение. При этом защитники общественного здоровья кинулись требовать, чтобы все (особенно домохозяйки и матери) соблюдали теперь новые стандарты чистоты и гигиены.
Джон Тёрни в книге «Я – суперорганизм! Человек и его микробы» пишет об этом так:
«Война с микробами считалась всеобщей обязанностью, однако на передовой по-прежнему сражались женщины. Американская реклама лизола (дезинфицирующая маслянистая жидкость красно-бурого цвета. – Ю. Ч.), выпущенная в 1941 году, показывает это со всей очевидностью. Изящно соединяя домашние и патриотические обязанности, она изображает улыбающуюся домохозяйку, вскинувшую руку в воинском салюте. “Вы тоже служите в армии, – гласит надпись. – Записывайтесь в ряды бойцов с микробами… Женщина со шваброй, ведром воды и бутылкой лизола может разгромить целую армию бактерий, которые вызывают инфекцию… Лизол – оружие хозяйки, защита вашего дома”».
Сегодня в соответствующих отделах гигантских супермаркетов в огромном количестве можно найти массу антимикробных, антибактериальных средств – дезинфицирующие жидкости, мази, аэрозоли, салфетки для рук, всевозможные моющие средства. Все то, что может способствовать созданию улучшенного мира – мира без микробов.
Вчитайтесь в этикетки на флаконах, тюбиках и банках со средствами личной гигиены. Уму непостижимо, сколько тут используется химических веществ, о которых вы никогда и слыхом не слыхивали. И вся эта уйма антимикробных союзников требуется и используется порой лишь для поддержания чистоты и свежести отдельного человека.
Тут уместно спросить себя, а как же без всего этого обходились люди в древности? Ведь и современные туземцы, по сей день живущие в самых простых бытовых условиях, нечасто моются и никогда не пользуются дезодорантами и моющими веществами, изгоняющими неприятные телесные запахи.
Антропологи утверждают, что где-нибудь, скажем, в Африке, люди в племенных обществах в зависимости от привычек, связанных с личной гигиеной, делятся на три категории. В первую группу входят те, кто почти не соприкасается, скажем так, с «западным» миром. Специально о чистоте они не заботятся, мылом не пользуются, одеваются в натуральные ткани.
Во вторую группу входят жители глухих деревень, имеющих связь с «западной» культурой посредством религиозных миссионеров. Одежда на них часто из синтетики. Моются нерегулярно, хоть и с мылом, но ощущение при этом такое, что эти люди сами плохо понимают, зачем вообще нужно мыться и стирать одежду.
Последняя, третья, категория людей – они переняли привычки европейцев и американцев, моются ежедневно и пользуются косметикой. Им уже поневоле приходится поддерживать чистоту тела. Но тут вновь возникает все тот же вопрос: а как же туземцам, живущим в тропиках без горячей воды и мыла, все же удается оставаться чистыми и здоровыми?
10.6. «Болезни цивилизации»
«Полость рта, где много лет назад началось исследование микробиома человека, до сих пор служит зоной и самых простых, и самых сложных исследований. Итак, рот продолжает всех удивлять, что блестяще продемонстрировал с помощью ДНК-анализа первопроходец микробиологии Дэвид Релман.
Начнем с простого. Что может быть проще поцелуя? Однако в микроскопическом масштабе лобзание – штука довольно сложная. Исследование 2014 года, в шутку названное «Микробиом влюбленных», показывает интенсивность микробного переноса при самых разных чмоканьях – от ритуального клевка в щечку до более интимных шалостей. Группа голландца Ремко Корта опросила 21 парочку, интересуясь тем, как и насколько часто те целуются, и вовлекла целующихся в эксперимент, при котором один из партнеров пил между поцелуями пробиотический йогурт. Подтвердилось то, что вы и так предполагали: поцелуй – отличный способ передать бактерии, живущие на языке любителя йогурта, партнерше. Как сообщают ученые, при десятисекундном поцелуе передается около 10 миллионов бактерий.
Однако результаты поцелуев в долгосрочной перспективе куда сложнее – как в человеческих отношениях, так и в микробиологическом смысле. Состав микробов на поверхности языка действительно более схож у партнеров, чем просто у случайно выбранной пары людей, однако сходство это не так уж сильно зависит от того, насколько часто парочки целуются. Прямой перенос ведет к возникновению устойчивых популяций одних бактерий, но не других. Видимо, на процесс отбора здесь влияет целый ряд иных факторов. Поцелуи оказывают свое воздействие, но последнее слово все равно остается за экосистемой».
Джон Тёрни. «Я – суперорганизм! Человек и его микробы»
При десятисекундном поцелуе передается около 10 миллионов бактерий.
«Все дерьмово?
Каждый день мы хотим чувствовать себя бодрыми и полными сил, быть здоровыми и готовыми к ежедневным вызовам. Однако в реальности наши ожидания зачастую не оправдываются, и чувствуем мы себя прескверно.
В надежде что-то изменить современный, прогрессивный человек придает поистине огромное значение здоровому образу жизни, долголетию и в особенности правильному питанию. Статьи на тему питания не сходят со страниц СМИ. Отовсюду слышатся призывы и лозунги, возникают новые рецепты, обещающие помощь в поддержании здоровья, и появляются новоиспеченные лекари, на некоторое время захватывающие умы или становящиеся предметом насмешек. Но во всей этой суете упускается из виду самое важное: мощный орган, отвечающий за правильное пищеварение и обмен веществ, – наш кишечник. Он находится у нас внутри, это орган, по важности сравнимый с мозгом.
Несмотря на то что кишечник – наш друг, иногда он нас подводит – если мы относимся к нему без должного внимания и не заботимся о нем. Если мы подсчитаем, сколько людей страдает от запоров, рака кишечника, дивертикулеза, различных воспалений или синдрома раздраженной кишки, станет ясно, что нашим кишечникам приходится не так уж легко. Еще 20 лет назад эти заболевания встречались только у пожилых людей. Сегодня – в любой возрастной группе.
Но как мы можем судить о здоровье кишечника, когда даже ежедневный стул не является показателем, хотя многие и убеждены в обратном?
В течение последних лет наукой было доказано, что нездоровый кишечник имеет отношение ко многим распространенным недугам, таким как сердечно-сосудистые заболевания и рак. Нарушения психики и болезни опорно-двигательного аппарата также могут быть спровоцированы кишечными проблемами.
Многие верят в это с трудом. Они знают, что их здоровью угрожают вредные пищевые компоненты и кишечные бактерии, но надеются, что вскоре от них изобретут таблетки. Исследования в этой области снова показали, что здоровье нашего кишечника зависит в первую очередь от того, что и как мы едим.
Многие вещества, попадающие к нам с пищей, наносят вред и без того ослабленному кишечнику. Но что именно ослабляет его? И как мы можем улучшить его состояние? Манера потребления пищи за последние 100 лет существенно изменилась, как и состояние здоровья большинства людей. Меня уже давно занимает вопрос: неужели мы разучились правильно обращаться со своим организмом и потому подвергли свое здоровье опасности?»
Адриан Шульте. «Кишечник: как у тебя дела?»
«Если ты заболел, смени питание, если не помогает – смени образ жизни. Если и это не поможет – иди к врачу». Так говорили древние китайцы.
Если выражаться совсем уж грубо, то природа живой и неживой жизни так устроена, что сколько ты выигрываешь от тех или иных своих действий, столько же ты при этом и проигрываешь. Приобретение чистых плюсов, без каких-либо минусов – это все фантазии нашего недозрелого или перезрелого ума.
Считается, что благодаря дарам науки и технологий человечество начинает жить все лучше и лучше. Но так ли это? Пройдемся по векам истории. В силу взаимовыгодного союза с микробами, надо полагать, древние наши предки были достаточно крепки здоровьем. Главную опасность для них представляли не болезни, а крупные хищники и нехватка продуктов питания.
А дальше уже можно утверждать, что какими болезнями люди страдают, таков и век. Скажем, в Средние века свирепствовали чума и проказа. В эпоху барокко (ХVII – ХVIII века) широко заявили о себе сыпной тиф и цинга. Это все болезни простонародья, аристократов же мучили обычно подагра и ипохондрия. ХХ век породил неврозы и СПИД.
Мы живем в веке ХХI. И чем он знаменит? Так называемыми «болезнями цивилизации». Эта новая «зараза» поражает не все страны одинаково. По данным Всемирной организации здравоохранения, люди в экономически развитых странах, где уровень дохода жителей высок, как раз и «наслаждаются» этими самыми «болезнями цивилизации».
Назовем поименно хотя бы некоторые из них: болезнь Альцгеймера, атеросклероз, астма, рак, диабет, болезни сердца, гипертония, остеопороз, инсульт, депрессия (да, это тоже вовсе не просто плохое настроение, а малоприятная болезнь, которую следует лечить!), камни в желчном пузыре, ожирение и прочее, прочее.
А вот в бедных странах люди с низким доходом, страдая от нищеты, по старинке гибнут от «старых» инфекционных заболеваний. Для них широко «доступны» туберкулез, малярия, грипп, СПИД и многое из того, что врачи сравнительно недавно научились лечить с помощью антибиотиков.
Причины, корни многих «болезней цивилизации» недостаточно исследованы, загадочны, малопонятны. Обратимся, например, к аутоиммунным заболеваниям. Это сотни человеческих патологий, большая группа болезней, при которых иммунная система, призванная защищать, умеющая распознавать своих и чужих микробов, вдруг, словно бы ни с того ни с сего, начинает атаковать человека, разрушать собственные ткани или органы. Причины этого часто остаются неизвестными.
А вот еще другой малопонятный пример – аутизм у детей. У ребенка наблюдаются снижение способности к умственному развитию, трудности с общением, невозможность коммуникации с другими детьми и взрослыми, нарушаются социальные взаимодействия.
В общем-то причины, вызывающие «болезни цивилизации», понятны. И тут безжалостно проявляет себя упомянутый выше принцип: «сколько получишь, столько и потеряешь». Во многих странах теперь даже простые люди стали как бы «аристократами», которые могут себе очень многое позволить. И в результате все более и более растут возможности для различных, порой весьма губительных, заболеваний в мире.
Мы обладаем непозволительной роскошью. Ведем обломовский, барский, пассивный образ жизни, все больше сидим вместо того, чтобы двигаться, а то и вовсе лежим. Подзаряжаем себя разными стимуляторами и нелегальными добавками. Либо же, напротив, выбираем для себя непомерный темп жизни, испытываем постоянный стресс и напряжение без возможности остановиться и отдохнуть. При этом глотаем на ходу антибиотики и занимаемся непозволительным самоврачеванием.
«Болезни цивилизации» стали результатом безответственного использования огромных возможностей, которыми обладает современный человек. Плоха на деле не цивилизация, а плохи мы сами. И сейчас на наших глазах совершается прорыв из эры смертей и болезней, вызываемых инфекциями, в эру смертей и болезней, связанных со сверхпотребительством и ошибочным личным выбором.
И ныне человек, как первоклассник, в своих личных, шкурных интересах должен вновь садиться за парту и овладевать АЗБУКОЙ ЗДОРОВЬЯ.
Кстати, отметим, что врачи сегодня, как правило, пытаются лечить хвори, но никто из них не учит здоровью. А это надо было бы делать!
10.7. Похвала грязи
«Если мы потерпим неудачу в попытках сохранить полезную и богатую природу вокруг нас (как это пытается сделать внутри нашего тела червеобразный отросток), то природа захлестнет и опрокинет нас. Мы напрасно беспокоимся о сохранении природы – она сохранится и без нашего участия в течение по крайней мере миллионов лет, где температуры превышает температуру кипения воды, и в холоде, способном заморозить наш костный мозг.
На самом деле нам стоит тревожиться о судьбе нашей собственной природы, нашего собственного естества, о наших связях с другими биологическими видами, связях, от которых зависит само наше существование. Вспомним еще раз Дюбо: «Если мы не сможем создать такую окружающую среду, в которой люди, а в особенности дети, получат возможность беспрепятственно проявлять все богатство и разнообразие своего генетического наследия, то мы проиграем как биологический вид».
Но дело не только в том, что нашим организмам не хватает других видов и их разнообразия. Секрет, который я старался красной нитью провести через всю книгу, заключается в том, что наш организм и его жизнь имеют смысл только в контексте других биологических видов. Только глядя на другие виды и формы жизни, мы можем понять самих себя».
Роб Данн. «Дикий мир нашего тела. Хищники, паразиты и симбионты, которые сделали нас такими, какие мы есть»
«До нашего рождения стенки кишечника наполнены незрелыми иммунными клетками, и, как только мы появляемся на свет, бактерии начинают заселять новый дом, эти иммунные клетки, словно по волшебству, «просыпаются». Они начинают делиться, меняют тип своей деятельности и даже перемещаются в другие части тела, чтобы там тренировать другие клетки с помощью усвоенной информации. Эксперименты с безмикробными мышами – мышами, которые рождаются и живут в среде, полностью свободной от микробов, – показали, что без микробов иммунная система остается небрежной и неспособной к нормальной борьбе с болезнями».
Бретт Финлей, Мари-Клэр Арриетта. «МИКРОБЫ? Мама, без паники, или Как сформировать ребенку крепкий иммунитет»
«Сегодня интернет для многих больных не менее важное место встречи, чем домашний врач. Люди с хроническим заболеванием кишечника в 2012 и 2013 годах часто посещали интернет-страницу Музыкального общества Грабенштетта. Предприимчивые музыканты на озере Кимзе призывают там к «донорству стула», чтобы способствовать финансированию строительства своего нового лабораторного корпуса. Под донорством стула понималось, что за символическую плату в 50 евро можно было приобрести чужой кал, находящийся в лаборатории, и передать нуждающемуся. Тем не менее это вряд ли заинтересует того, кто страдает хроническим воспалением кишечника.
Того, кто ищет в интернете информацию о «донорстве стула», наверняка мучают боли в животе, диарея, высокая температура и повышенная чувствительность к пищевым продуктам. Иногда он жалуется на иммунодефицит вплоть до сердечных расстройств. Донорство стула просто-напросто состоит из пересадки небольшого количества содержимого кишечника здорового человека в кишечник больного и призвано облегчить его состояние или, возможно, даже привести к полному выздоровлению. На медицинском языке передача от кишечника к кишечнику называется фекальной трансплантацией.
Как же это работает? В стуле здорового человека, то есть в его фекалиях, вероятно, находится смесь здоровых бактерий, в стуле больного – смесь нездоровых бактерий. И если успешно поместить смесь здоровых бактерий в нездоровый кишечник, он должен восстановиться. Это похоже на то, как в футболе заменяют всю команду. Как будто удаляются враждующие между собой и с тренером утомленные футболисты, как если бы Гамбургская спортивная ассоциация осенью 2013 года выпустила на футбольное поле одиннадцать новых из сыгранного, индивидуально сильного, хорошо натренированного состава Боруссия – Дортмунд – Мюнхен.
Мы напрасно беспокоимся о сохранении природы – она сохранится и без нашего участия в течение по крайней мере миллионов лет. Нам стоит тревожиться о судьбе нашей собственной природы, нашего собственного естества, от которого зависит само наше существование.
Прошло уже несколько лет, но медики еще не совсем признают эффективность донорства стула и трансплантации фекальной микрофлоры. Но тем временем в научных и медицинских специальных журналах об этом пишут все чаще, а фармацевтические компании видят в натуральном продукте конкуренцию для своих старых и новых препаратов для кишечника и уже имеют трудности с концепцией распространения таких лекарств».
Ганно Харизкус, Рихард Фрибе. «Союз на всю жизнь: почему бактерии наши друзья»
И великие люди порой могут заблуждаться. Наш соотечественник нобелевский лауреат Илья Ильич Мечников (1845–1916) почитал бактерий наихудшей разновидностью паразитов. Полагал, что они вызывают в кишечнике «гниение», а именно это якобы причины старческой немощи, атеросклероза и вообще недопустимого сокращения продолжительности человеческой жизни. Мечников писал об этом толстые книги.
А вот как, на удивление, в те же теперь уже далекие годы, когда микробов полагали злейшими врагами человека и искали средства для их тотального уничтожения, рассуждал другой великий микробиолог – Луи Пастер (1822–1895). Джессика Снайдер Сакс в своей книге «Микробы хорошие и плохие» излагает взгляды Пастера таким образом:
«Полученные Кохом и Пастером доказательства того, что определенные микробы вызывают определенные заболевания, вдохновили новое поколение ученых, занимавшихся медицинскими исследованиями, на полномасштабную войну с миром бактерий, целью которой было их истребление. Объявив эту войну, они проигнорировали не столь радикальные взгляды, свойственные Пастеру, который отмечал, что не все бактерии приносят вред и что многие из них, если не большинство, могут быть полезны. Он, в частности, показал, что лабораторных животных можно защитить от фатальных последствий инфекций, вызванных возбудителем сибирской язвы, если одновременно вводить им смесь из разных неболезнетворных бактерий, полученных из почвы и экскрементов. Разве это не доказывает, спрашивал Пастер, что некоторые бактерии действительно могут защищать от болезней? Далее Пастер предположил, что большинство бактерий, находящихся на поверхности кожи, во рту и в пищеварительном тракте как животных, так и человека, не только благотворны, но и необходимы для жизни. Он дошел даже до утверждения, что нормальный набор бактерий нашего организма может оказаться необходимым для выживания. Он убеждал своих учеников проверить эту идею, попытавшись выращивать лабораторных животных в совершенно безмикробных условиях: “Если бы у меня было на это время, я провел бы такое исследование, исходя из априорного представления, что жизнь в таких условиях окажется невозможной”».
Все течет, все меняется. И мнения тоже. Теперь в книгах больших и малых микробиологов все чаще раздаются удивительные для прежних времен лозунги типа «Немного грязи – хорошо!» и «Долой чистоту!». Пропагандируется путь возвращения к отчасти «диким» условиям. Утверждается мысль о том, что наш быт должен стать чуть более «грязным», в то время как пища – еще более чистой.
За последнее столетие мы уничтожили примерно 80 % лесов, 70 % мировых рыбных запасов, потеряли до половины диких животных планеты. И сейчас живем в эпоху самого массового вымирания живых существ на планете со времен динозавров. И все-то нам мало. Теперь мы взялись и за искоренение якобы ненужных нам микробов. Бесцеремонно обращаемся, стремясь и вовсе переделать, уже не только с внешней, но и нашей внутренней микробной средой.
Многие уверены, будто чистюли здоровее грязнуль? Так ли это на самом деле? Появляется все больше и больше доказательств, что эта наша наивная вера способна завести совсем не туда, куда следует. Насильственно проводимая эволюция микробного ландшафта человека из первоначального «дикого» состояния в более «цивилизованное» породила серьезные проблемы для здоровья и привела к появлению совершенно новых диковинных болезней, о которых говорилось в предыдущем разделе этой главы.
Приведем лишь один пример. Наша иммунная система. Для гармоничной работы ей требуется постоянное взаимодействие не только с микробами, но и с «грязью». Тогда она будет «знать», на что ей нужно обращать внимание, чему именно следует давать отпор.
Никогда не знавшую реальных смесей микробов с так называемой «грязью» иммунную систему можно сравнить с ребенком, которому чересчур заботливые родители не позволяют и шагу ступить самостоятельно. А ведь ему придется столкнуться с трудностями жизни.
Наш быт должен стать чуть более «грязным», в то время как пища – еще более чистой.
Мы занимаемся постоянной дезинфекцией, вечной борьбой с любой грязью. И наша «нетренированная» иммунная система, почти не имевшая контакта с микробами-незнакомцами, может воспринять как серьезную угрозу даже безобидное микробное вторжение. Результат? Воспалительные процессы в кишечнике, разные аутоиммунные заболевания.
Конечно, восстановление в правах, даже частичное, даже небольшое, суверенных прав микробной «грязи» – дело не простое. Но ориентир в этом направлении уже наметился. И фактически это все та же начатая недавно борьба против вырубки лесов и уничтожения всего живого на нашей грешной Земле.