Стивен вскочил на ноги тоже.
— Сарр Клименсе, вы и представить себе не можете, как это замечательно! Власть категорически нельзя давать тем, кто жаждет ее, добивается! Она должна быть бременем, висеть на шее камнем, ярмом! Ответственность — это всегда тяжкий груз!
«Ну-да, ну-да! — размышлял я тоскливо. — Лучше бы она была как для Эдрика брошью с птичьим пером на шляпе, или бантом на воротнике».
— Все эта постоянная газетная шумиха вокруг моего имени возникла благодаря вам? — хотя мог бы и не спрашивать: и без того понятно. И удивился ответу.
— В том-то и дело, что нет! Я не причастен к ней ни малейшим образом — в этом полностью ваша заслуга. Народу нужны сильные личности, герои, а газетчики — как рыбаки. Чтобы заинтересовать читателей, им подавай уловистое место, и в лице сарр Клименсе они его нашли. Одна женитьба человека с вашей родословной на девушке из простого народа чего стоила. Да они просто захлебывались новостями о вас! Сарр Клименсе борется в Клаундстоне с коррупцией. Проявляет доблесть в морском сражении. Отправляется туда, где должна решиться судьба страны. Погибает во имя отчизны. Нет, остается жив, и отправляет заработанный кровью орден семье какого-то Александра, прибывшего вместе с ним, и погибшего в этом бою. Возвращается в Гладстуар, где по праву крови собирается претендовать на трон. Его жена производит фурор в высшем столичном обществе. В одиночку расправляется с убийцами, отправленными конкурентами, несмотря на его заявление, что передумал участвовать в тараканьих бегах. Сколько я еще пропустил? И все это крупными заголовками на первых полосах. А потом вы удивляетесь, что народ поднял вас на руки, и посадил на трон⁈
Стивен сар Штраузен мог бы и не трясти кипой газет, лежавшей до этого на бюро. А кое-кому следовало бы лучше следить за языком: некоторые заявления я сделал не на площади.
— Главное, чтобы он же через какое-то время не посадил на вилы.
Сар Штраузен рассмеялся:
— Удачная шутка! Королей на них не садят: им уготована другая судьба. Яд, гильотина, расстрел, канделябр, наконец, но не виселица и не вилы.
— Господин сар Штраузен, мне предстоит собрать новый кабинет.
— Тут два варианта, — он не задумался. — Вы назначаете премьера, и тот полностью его формирует, либо берете все на себя. В обоих случаях есть и плюсы, и минусы.
— А как вы посмотрите на то, чтобы его возглавить?
— Нет, нет, и еще раз нет, ради самого Пятиликого! — Стивен замахал перед собой руками, будто отгонял пчелу. — Возраст не тот, да и болячек успел накопить… Дайте мне дожить спокойно, наблюдая за тем, к чему я так долго стремился, и радоваться плодам. Советы, консультации, всевозможная информация, а ее у меня скопилось множество — это в любое время. Возникнет острая необходимость — прямо посреди ночи. Но повторюсь — нет!
Я не стал скрывать своего разочарования. Отлично сар Штраузена понимая: выглядел он отнюдь не пышущим здоровьем.
— При покойном его величестве вы возглавляли Тайный совет.
— Сарр Клименсе, вы бы только знали, что он собой представлял! «Тайный» когда-то означало — достойный доверия. Но Эдрик использовал его в том смысле, в котором оно принято сейчас. Человеком он был глубоко увязшим в мистицизме, и собрания совета больше всего походили на буффонаду, — сар Штраузен улыбался. — Все эти клобуки, обряды, тайные знаки… Можете себе представить, что большинство решений король Эдрик принимал не на основе анализа, а как ему подсказали духи. Смешно ведь?
— Что тогда в нем делали вы? — большего прагматика, чем он, отыскать трудно.
— О! Я был вторым человеком в созданном им Ордене Святых Мучеников, где король числился магистром. Одно название Ордена за себя говорит. Ведь если его монаршее величество в течение жизни отчего и мучился, так это от зубной боли и колик в животе. В чем была выгода? Трактуя на свое усмотрение послания духов манипулировать несложно, а логика в случае с ним была практически бессильна. — Стивен заставил себя принять смущенный вид.
Разговор можно было заканчивать: больше он ничего не даст. Я встал, собираясь прощаться.
— Извините, что ничем не смог помочь, сарр Клименсе. Но, как уже говорил, — по любому поводу. И хочу поблагодарить за сына: он изменился! Наконец-то я увидел его взрослым, уверенным в себе мужчиной. Кстати, какие у вас планы на него?
— Клаусу следует как можно быстрее вернуться в Клаундстон.
— Почему?
— Он все еще представляет собой пороховую бочку с торчащим из нее фитилем, и желающих поджечь его достаточно. Через какое-то время, когда найду, кем его заменить, буду рад видеть Клауса здесь: занятие ему найдется.
Если бы сар Штраузен высказался против, я бы его осадил. Клаус нужен мне в Клаундстоне, а отец пусть радуется тем плодам, которые вырастил. Но Стивен лишь кивнул.
— Сарр Клименсе, будьте уверены, все у вас получится! Среди ваших козырей есть и умение хорошо разбираться людях. К тому же не стоит забывать, что вы находитесь в уникальной ситуации.
— Чем она проявляется?
— Вашей независимостью. Вы никому не должны, и ничем не обязаны. Вас вознесла не группа людей, где каждый в ответ на что-то надеется, а потому действовать можете на свое усмотрение, не опасаясь — кто-то затаит смертельную обиду.
В том, что справлюсь, сомнений не возникало. Но скольких это будет стоить трудов! И кучу времени, которое куда приятнее проводить с любимой женой.
— Возвращаемся во дворец, сарр Клименсе?
Курт Стаккер и его люди выглядели так, словно собрались на войну: при саблях и пистолетах. Не хватало только кирас и шлемов. И сменить парадные мундиры на полевые. Хороша у него получилась конспирация!
— Сначала навестим сар Дигхтеля.
Справлюсь о здоровье, а заодно скажу, чтобы протез заказывал с крюком: им удобно цеплять ручку портфеля министра культуры. Антуан слишком молод, чтобы любоваться плодами, и пусть расхлебывает наравне со мной.
Коронация прошла на удивление буднично, словно всю предыдущую жизнь только и занимался тем, что всходил на престол. Во всяком случае, никаких особых эмоций я не испытал. По моему требованию отыскали старый трон, чтобы с трудом привести его в пристойный вид, настолько он рассохся и утратил былой винир. На коленях перед статуей Пятиликого, дал клятву верности Ландаргии, после чего, уже с короной на голове, сидючи на троне, принимал ее от других. Затем была торжественная месса в храме всех Домов, и долгое катание в открытой карете по запруженным ликующими горожанами улицам Гладстуара. Их реакция была понятна. Человеческая природа такова, что она всегда связывает с переменами надежды на лучшую жизнь. Ровно до той поры, пока они не разобьются о суровую реальность.
Часы, когда я полностью потратил тот запас улыбок, который успел накопить за то время, когда не мог. Немудрено, что к их концу начали болеть мышцы лица. Впрочем, как и плеча. Раз за разом мне приходилось запускать руку в мешок с золотыми монетами, и щедро разбрасывать их, как сеятель зерно. Традиция, которой наверняка столичные жители радовались куда больше, чем новому королю. Поездка закончилась в парке, отчужденного мною в пользу города почти целиком.
В нем кипело веселье. Особенно возле бочек с вином и ромом, из которых щедро наливали в любую подставленную посуду. Случалось, и сразу в рот. Мы с Аннетой прогулялись по нему, вместе с другими полюбовались салютом, и вернулись во дворец. Он походил на потревоженный улей, настолько в нем было много людей. Вторая многовековая традиция, когда любой желающий может в него войти, и что-то отведать со стола короля. Вернее, попытаться, настолько быстро с него исчезало все. Зачастую ещё на подходе, с вереницы подносов в руках у слуг.
Часть стола перед нами с Аннетой не пустовала, и наконец-то появилась возможность что-то съесть за показавшийся мне бесконечным день. Гул в зале стоял такой, что не было слышно музыкантов. Редкие минуты тишины наступали с единственной целью: для того, чтобы кто-то произнес очередной тост. Все как один соревновались в витиеватости, но к середине ночи далеко не у каждого получалось завершить свою мысль заплетающимся языком. Таким улюлюкали, над ними смеялись, но особенно удавшиеся здравицы вызывали бурю восторга.
— Надеюсь, так будет не каждый день, — сказала Аннета.
— Все силы для этого приложу. А пока необходимо терпеть: так принято.
— Неважно себя чувствую, — призналась она, и улыбка у нее показалась мне вымученной.
— Сейчас уйдем.
Нельзя было покинуть зал — вот так, сославшись на недомогание жены, и я с бокалом в руке направился в зал. Чтобы тут же быть окруженным со всех сторон. Ко мне тянулись сотни рук, желая ударить своей посудиной о посудину короля. Действие затягивалось, и мне пришлось его осушить, а пустым бокалом звенеть не принято.
— За процветание Ландаргии! — был мой тост, и рев после него раздался такой, что небеса наверняка услышали, и бросились нам помогать. — Веселитесь! Но не забывайте, впереди целая неделя, смотрите, чтобы хватило сил.
Торжества обойдутся казне в кругленькую сумму, но иначе нельзя.
Рука у Аннеты была горячей. Она держалась до самых дверей спальни, но на пороге ее качнуло.
— У тебя жар?
— Знобит, голова кружится, а перед глазами временами все плывет. Извини, что испортила тебе праздник.
— Он для меня заключается в том, чтобы видеть тебя счастливой. Сейчас уложу в постель, и подниму на ноги всех лекарей Дома Милосердия. А пока прими это, — я протянул Аннете флакон.
— Думаешь, меня пытались отравить?
— Не знаю, но лишним не будет.
— Как будто бы полегчало, — какое-то время спустя сказала Аннета, а в двери уже слышался осторожный стук: прибыли лекари, целая группа, и возглавляла ее Сантра.
— Ваше величество, вам лучше выйти, — строго сказала она, и я даже не подумал ослушаться.
Ждать пришлось долго.
— Это не яд, что-то другое, — Сантра выглядела озадаченной.
— Все серьезно⁈ — я поймал себя на мысли, настолько заискивающий у меня голос. Да и как могло быть иначе, если дело касалось са