Едва Николай Павлович со свитой миновал здание Главного штаба, как увидел идущий в беспорядке со стороны Зимнего дворца с развернутыми знаменами лейб-гвардии Гренадерский полк. Приблизившись к гренадерам, он радостно крикнул подкреплению:
— Стойте!
Ему хотелось, слезь с коня, целовать каждого, прижимая к груди, говорить ласковые слова. В трудную минуту гренадеры могли полностью повернуть ход событий и прекратить стояние на Сенатской площади. Это была сила. На нее сейчас надеялся император, вглядываясь в лица гвардейцев.
И в это мгновение кто-то из толпы крикнул:
— Мы за Константина!
Николай Павлович выпрямился в седле.
— Мы за Константина! — послышались десятки, сотни голосов.
— Если так — то вот вам дорога, — он махнул рукой по направлению к Сенатской площади.
Щемило в глазах. Мимо проходила толпа, некогда бывшая его полком.
Впереди открывалась Дворцовая площадь. На ее пустынном пространстве легкий ветерок перекатывал снежные валки.
Николай Павлович еще не знал, какие события разворачивались здесь за тридцать минут до его встречи с гренадерами. Об этом ему расскажут позднее и он ужаснется.
…Было половина второго часа. В лейб-гвардии Гренадерском полку с утра не стихали споры. Одни ратовали за принятие присяги императору Николаю Павловичу, другие призывали выйти к Зимнему дворцу с требованием вернуть Константина и провозгласить конституцию.
От Сенатской площади донеслись первые залпы. Поручик Панов, понимая, что лучшего повода для выступления не будет, выхватил шпагу и бросился в ряды гренадер с криком:
— Слышите, ребята, там уже в наших солдат стреляют. Бежим на выручку! Ура!
Колонна гренадер, какое-то время раскачиваемая спорами, вдруг сжалась и как пружина выпрямилась, опрокинула охранявший ворота караул и бросилась по направлению к Неве. Старшие офицеры полка вместе с полковником Стюрлером попытались остановить солдат. Они забегали вперед, кричали, уговаривали, но их уже никто не слышал. Увлеченные героическим порывом, гвардейцы, перебежав по льду Неву, быстрым шагом пройдя мимо Мраморного дворца, через Миллионную улицу высыпали на Дворцовую площадь.
Вот он императорский дворец строго смотрит на них множеством темных глазниц. Откуда-то издалека доносится едва слышимый звук скрипки, долетают обрывки слов песни. В окнах появляются лица любопытствующих. Их становиться все больше и больше. Застывшая перед дворцом колонна гренадер привлекает внимание охраны, и солдаты ее начинают тонкой цепочкой отгораживаться от гвардейцев.
Выход на площадь караульных, как и недавно в казармах, появление командиров, внесло сумятицу в ряды гренадеров. Они зароптали, начали спорить между собой. Но раздался уверенный голос поручика Панова и колонна, грузно развернувшись, направилась во двор, сметая на пути охрану.
Оказавшись в большом колодце, окруженном высокими стенами дворца, гренадеры опять растерялись. Их предводитель метался от одного караульного к другому, призывая их присоединится к восставшим, впустить во дворец. Караульные, словно застывшие истуканы, не произносили ни слова, сердито морщась и крепче прижимая к себе винтовки.
Поручик Панов понимал, как он близок к цели. Еще несколько шагов и в распахнутые двери, по коридорам дворца растекутся гвардейцы, внося сумятицу в царский распорядок. Они захватят семью императора и выдвинут ему ультиматум. И он, поручик Панов, войдет в историю государства российского как воин, совершивший мужественный и самый правильный поступок, такой необходимый в этот момент для победы восставших.
От ощущения своей значимости у него захватывало дыхание.
— Ребятушки! Солдатушки! Пропустите! — заглядывая караульным в глаза, уговаривал он и все больше сердился на них, давая себе слово, что еще раз попросит, а потом даст команду на штурм, но оборачиваясь на своих гренадеров, видя их растерянность, снова обращался к стражам.
Со стороны Дворцовой площади послышался шум. В арке двора показались первые солдаты лейб-гвардии Саперного батальона. Саперы входили быстро, становились в боевой порядок с заряженными ружьями, рассредоточиваясь по всему периметру двора.
Едва они заняли позицию, появилась полурота лейб-гвардии Финляндского полка. Финляндцы присоединились к саперам и ощетинили штыки в направлении гренадеров. Еще несколько минут промедления и кольцо окружения гренадеров замкнется.
Панов, почувствовав опасность, зябко поежился. Он поднял шпагу, крикнул: «Ребята, за мной» и гренадеры бросились в узкий проход к Дворцовой площади. Через несколько минут они столкнулись с императором.
Ольгу Андреевну встретили у Новокщеновых как родную. Ей отвели самую светлую комнату с видом на Лиговский проспект. Для выезда Оленька могла пользоваться санями с лихим возницей Кузьмичом.
Их семьи когда-то соседствовали домами. Девочки Оля и Софья учились в одной гимназии. Главы семейств Андрей Степанович Мещеринов и Иван Никифорович Новокщенов служили в одном департаменте у графа Нессельроде.
В декабре прошлого года Андрея Степановича Мещеринова перевели в Москву. С тех пор девушки переписывались, посылали поздравительные открытки, поздравляя с днем рождения и обещали при удобном случае навещать друг друга. Удобный случай выпал через год. Ольгу Андреевну, с детских лет занимающуюся музыкой и уже имевшую несколько своих произведений, обещали познакомить с молодым музыкантом Алексеем Львовым. Встреча была назначена на вечер 14 декабря.
— Вставай, сонюшка, не то весь день проспишь! — звонкий голос подруги пропел над самым ухом. Ольга, едва расставшаяся со сном, но еще слабо осознающая реальность, вздрогнула, открыла глаза.
— Мне вроде бы торопиться некуда, — зевая, закрываясь тыльной стороной ладони, она удивленно посмотрела на Софью. — С Алексеем Федоровичем встречаюсь вечером.
— Алексей Федорович, Алексей Федорович, — фыркнула подруга. — Ты вчера только о нем и говорила. Кто он? Начинающий композитор. Так и ты тоже начинающий. Свои работы имеешь.
— Ты бы слышала, как он играет на скрипке! — вздохнула Ольга.
— И ты хорошо играешь, — упорствовала Софья.
— У него талант. Вот погоди…
— И у тебя талант!
— Так я же…
— Пустое, — хмурясь, махнула рукой Софья. — Кто такой Львов? Скрипач? А я вот тебе хочу нового царя Николая Павловича показать. Сегодня мы ему присягаем. Есть возможность побывать в Зимнем дворце. Папаша все устроил.
— Мы уже в Москве присягали Константину Павловичу, — недоуменно посмотрела на нее Ольга.
— Цесаревич Константин отрекся от престола в пользу брата, — строго сказала подруга. — Там у них какая-то путаница вышла с завещанием умершего государя.
— А он, этот Николай Павлович, хорош собой? — мечтательно сказала, потягиваясь в кровати Ольга. — Если в брата Александра Павловича, то должен быть красив.
— Вот и посмотрим, — вздохнула Софья.
Спустя два часа девушки уселись на сани, и лошади, понукаемые Кузьмичом, понесли их к Зимнему дворцу. Рассказывая друг другу веселые истории, заливаясь смехом, Ольга и Софья не заметили, как прибыли на Дворцовую площадь.
За несколько минут до отъезда их снабдил ценной информацией приехавший на обед отец Софьи Иван Никифорович Новокщенов. Он рассказал, что некоторые полки отказались присягать императору Николаю Павловичу и требуют прибытия в столицу цесаревича Константина. Но большая часть войск за новым царем. Поэтому могут быть столкновения. Расставаясь, Иван Никифорович просил быть осторожнее.
— Чудно как-то, — ворчал Кузьмич, оглядываясь по сторонам на толпы народа, колонны военных, устремляющиеся к Сенатской площади. — Не зря Иван Никифорович предупреждал. Как бы нам впросак не попасть.
— Что ты там чудного нашел? — сердито сказала Софья. — Давай ближе к дворцу.
— Чудно, говорю, — продолжал Кузьмич. — Кругом столько военных. Я такого отродясь не видал.
Только сейчас девушки смогли рассмотреть, как по Дворцовой площади маршируют колонны солдат, направляясь к видневшемуся отсюда большому забору вокруг построек Исаакиевского собора. Со стороны Миллионной улицы подходили новые колонны и, не задерживаясь, продолжали движение в сторону Сенатской площади.
Чуть поодаль от них, у Главных дворцовых ворот, гудела толпа. Слышались выкрики:
— Государь!
— Батюшка!
— Мы за тебя все!
— Царь там, наверное, — неуверенно сказала Ольга.
— Царь был, да ускакал, — поднимаясь во весь рост, спокойным голосом поправил ее Кузьмич. — Вон отсюда видать, как он со свитой своею к Исаакиевскому собору движется.
— Поехали за ним, — приказала Софья.
— Куды ж ты поедешь? — буркнул возница. — Там солдаты, там народ стеной стоит. Надо круг делать.
Поплутав, они подъехали к Сенатской площади со стороны обнесенного глухим забором здания Исаакиевского собора. Неровным квадратом спиной к зданию Сената стояла одна колонна, рядом с монументом Петру I была еще одна. За ними толпился народ. Напротив тех колонн девушки насчитали еще пять коробок — воинских подразделений, как бы противостоящих им. Между солдатами шла перепалка. Изредка стреляли.
Чтобы понять происходящее, они сошли с саней и протиснулись ближе к площади.
— Вон туда пойдем, — Софья указала на кучку горожан окружающих полукольцом высокого мужчину в лисьей шубе. — Там хоть проясним, что происходит.
— …Оказывается, цесаревич Константин Павлович от престола отрекся еще в январе 1822 года, — продолжал мужчина. — Его письмо о том отречении, потом письмо умершего императора Александра I и манифест государя от 1823 года хранились в Успенском соборе в Москве. И никто не удосужился завещание Александра I достать на свет божий. Вот и получилось. — Он развел руками. — Теперь одни идут за цесаревича Константина, другие за его младшего брата Николая. Глядишь, скоро стрелять начнут….
— Ошибаетесь, батенька, — прервал его низкорослый мужичок в стареньком пальто и шляпе. — Там, у Сената, стоят бунтовщики. Они давно готовили восстание. Дело с переприсягой — всего лишь повод для них. Они солдат охмурили, говорят, что Константина незаконно лишили прав на престол, что великий князь Михаил Павлович в цепи закован, потому что он за Константина. А Михаил — вот он, — мужчина вскинул руку и показал в направлении Невы, — с солдатами пришел на помощь Николаю.