Я поручаю Чичерину доставить вам эти строки, потому что он будет в состоянии поставить вас в известность обо всем, что вы пожелаете узнать о здешних событиях, и мне приятно думать, что вы не будете недовольны, повидать его. Я позволил себе, дорогой Константин, назначить его своим генерал-адъютантом, так как я не мог бы сделать более подходящего выбора для подобного назначения.
Я представляю вам, дорогой Константин, копию приказа по армии, быть может, вы позволите сделать то же самое по отношению к войскам, состоящим по вашим командованием, так как мне кажется, что все то, что будет напоминать им об их благодетеле, должно быть им дорого…».48
В кабинет вошел Левашов.
— Что-то срочное, Василий Васильевич? — спросил нетерпеливо император, бросив на него быстрый взгляд.
— Ваше величество! Только что к нам доставили Михаила Федоровича Орлова, — доложил генерал-адъютант. — Вы желали сами с ним поговорить.
— Поговорю, — сказал император, отодвигая на край стола недописанное письмо. — Вы можете остаться. У нас секретов нет. Правда? — он, улыбаясь, посмотрел на Орлова, стоящего чуть позади от Левашова.
— Какие секреты? — Орлов театрально развел руками.
Николай Павлович, молча, указал ему на кресло возле стола.
Михаил Федорович Орлов жил в отставке в Москве. Бывший флигель-адъютант покойного императора Александра I, пользовавшийся его расположением, считал, что принадлежит к тем людям, которым Бог дал право вершить великие дела. Увлеченный этой идеей, он скоро оказался чуть ли не руководителем заговора. И лишь когда общество поставило перед собой цель свержения самодержавия и убийство царствующей семьи, Михаил Федорович заявил, что выходит из мятежной организации.
— Не будем терять времени, Михаил Федорович, его нет у тебя, и у меня тем более, — обратился к арестанту император. — Прошу рассказывать подробно, ничего не утаивать. Нам многое известно об обществе, его целях, мы знаем почти всех участников. Большинство из них находятся сейчас в Петропавловской крепости. Тебя же, как старого флигель-адъютанта покойного императора, допрашивать не хочу, не желаю слепо верить уликам на тебя, а с душевным желанием выслушаю твой откровенный рассказ о заблуждениях.
— Ваше величество! — снова картинно махнул руками Орлов. — Какой заговор? Какое общество?
— Прошу тебя говорить правду, — сказал император, нервно дернув головой.
— Я правду говорю, — буркнул Орлов.
— Я уже сказал, что не допрашиваю тебя. Расскажи правду. Просто расскажи, что знаешь, — Николай Павлович терял терпение.
— Я ничего об этом не слышал и если бы услышал, то не поверил, посмеялся бы над этим, как над глупостью, — продолжал Орлов насмешливым тоном.
— Прошу вас, Михаил Федорович, не заставьте меня изменить моего с вами обращения; отвечайте моему к вам доверию искренностью, — сделал еще одну попытку разговорить Орлова император.
Тот рассмеялся и еще язвительнее сказал:
— Разве об обществе под названием «Арзамас» хотите вы узнать?
— До сих пор с вами говорил старый товарищ, теперь вам приказывает ваш государь; отвечайте прямо, что вам известно, — повысил голос Николай Павлович.
— Я уже сказал, что ничего не знаю и нечего мне рассказывать, — прежним тоном ответил Орлов.
— Император поднялся с кресла. Под тонкой белой кожей заметно ходили желваки. Лицо его вытянулось к подбородку. С трудом сдерживаясь, император сквозь зубы процедил Левашову:
— Вы слышали? Принимайтесь же за ваше дело.
Обернувшись к Орлову, едко усмехнулся:
— А между нами все кончено.49
К письму Константину он мог вернуться после полуночи. Короткую приписку удалось сделать между допросами:
«В 12 1/2 часов ночи.
Чичерин не может еще отправиться к вам, дорогой Константин, так как ему нужно быть на своем посту. Все идет хорошо, и я надеюсь, что все кончено, за исключением расследования дела, которое потребует еще времени. Подвергните меня к стопам моей невестки за ее любезную память обо мне; прощайте, дорогой Константин, сохраните ко мне ваше расположение и верьте в неизменную дружбу вашего верного брата и друга. Николай».50
Допросы продолжались. Николай Павлович, читая записки мятежников, все больше укреплялся в мыслях, высказанных им при встрече с матушкой, о необходимости начать обобщение дельных предложений.
Кто будет разбирать бумаги императора Александра I, у него сомнений не было. Николай Павлович без колебаний назначил Сперанского. Михаил Михайлович был не так молод, как в годы своего карьерного роста при Александре Павловиче, когда работал над проектами государственного управления, экономики, финансов. Но замены Сперанскому не было. В государственном аппарате не находилось человека, который бы так хорошо разбирался в законах империи и умел логично выстраивать тексты.
Перед встречей со Сперанским, Николай Павлович побывал в кабинете Александра I.
На большом дубовом столе аккуратными маленькими стопками лежали бумаги. Пачки были почти одинаковые по высоте. Посреди стола высился черный прибор с несколькими ручками. Перед креслом, плотно придвинутым к столу, ровно посредине, лежал чистый лист бумаги.
Николай Павлович взял верхнюю папку из ближней к нему стопки. Красивым почерком на ней было выведено: «Предложения по укреплению финансового порядка».
«Это уже интересно, — подумал он. — Оказывается, брат готовился к серьезной работе. И кто же у него в советниках?»
Пересмотрев всю папку, где многое было непонятно, Николай Павлович нашел только одну фамилию — министра финансов Канкрина, назначенного Александром Павловичем после вышедшего в отставку Гурьева. Предложения Канкрина о сокращении бумажных денег, переходу повсеместно на металлические рубли заинтересовала императора.
«Итак, Канкрин, — подумал он. — Вот и второй, после Сперанского, член нового Комитета».
Положив папку на место, Николай Павлович взял другую. К обеду список статских сановников увеличился еще на два человека. Сюда вошли князь Александр Николаевич Голицын и Дмитрий Николаевич Блудов.
Откинувшись на спинку кресла, заложив руки за голову, Николай Павлович смотрел перед собой, переводя взгляд с одной папки документов на другую. Он уже знал в общих чертах их содержание и понимал важность задач, которые ставил перед собой умерший император. Многое сейчас было недоступно, но государь не отчаивался. Его никогда не пугало незнание. Оно его возбуждало, заставляло лихорадочно думать и даже радовало, что скоро он постигнет новые знания, узнает то, что никогда бы не узнал в своей жизни, если бы волею судьбы не стал государем российским.
За столом императора Александра I сидел молодой человек в военной форме. В детские годы, в годы юности его не готовили к царствованию. В предметы обучения молодого князя входили военные дисциплины. Всевозможные столичные и придворные празднества занимали много времени. Разводы и учения, посещения военных учреждений, отрывали его от и без того мизерных часов учебных занятий, а то и вовсе отстраняли от них на долгие месяцы.
Николай Павлович изучал финансы, но они преподавались ему в связи с военными науками. Близки ему были беседы инженерного генерала Карла Ивановича Оппермана, который не только учил его, но и советовал, что читать. Среди книг, необходимых к чтению, были описания знаменитых военных компаний. Серьезной литературы о финансах, экономике в списках не было.
«Я многого не знаю. Да и откуда знания? В детские годы наш главный наставник с братом Михаилом не был просвещенным человеком и не только не отличался способностью руководить нашим ученьем, но и не мог привить вкус к нему. В 18 лет я поступил на службу и с тех пор к учению не возвращался, — думал он, сосредоточив взгляд на документах. — У меня даже не было времени читать литературные произведения. Единственное, откуда я еще мог черпать знания, так это были встречи с умными людьми».
Продолжая сидеть неподвижно в кресле брата, Николай Павлович вспоминал своего наставника Петра Петровича Коновницына. На память ему приходили основные правила поведения, написанные для великого князя: постоянно «питать» разум и сердце, «исследовать каждый день свои поступки», «в рассуждениях общих оскорблять никогда не должно», «избегайте льстецов», «не будьте высокомерны», «не умеряйте честолюбивые желания», «украшайте себя познаниями военными по склонностям вашим. Подробности службы необходимо нужно знать по опыту; но до известной степени и для того более, чтобы уметь взыскать оную на подчиненных… Чтение лучших военных авторов приуготавливает вас в теории, а практика покажет вам дальнейшие познания на опыте».
Наставления Коновницына ему пригодились в дни междуцарствия. Проживание в днях, когда ты не знаешь, с какой стороны ждать подвоха, он сравнивал с детской игрой в прятки. Вот здесь- то, как никогда, вспыльчивому Николаю Павловичу приходилось умерять честолюбивые желания, отказываться от высокомерности в беседах с теми, кого он не считал силой против себя.
Потом наступило время новых испытаний. И тогда, в день противостояния на Сенатской площади, император выиграл, снова, следуя наставлениям Коновницына. Ему помогли прочитанные в молодые годы книги выдающихся военных авторов. Он в нужный момент нанес смертельный удар противникам.
«Лет десять назад я с улыбкой слушал наставление министра иностранных дел Карла Васильевича Нессельроде. Теперь они пригодились мне при допросах мятежников», — думал Николай Павлович и, закрыв глаза, вспоминал: «О стране, о народе можно сказать то же, что и о человеке. О человеке судят поспешно, сравнивая его с людьми, ему подобными, но когда судят о нем по его действиям, то есть когда его сравнивают с ними самими, то доискиваются до самых сокровенных его побуждений, чтобы судить о нравах, законах, администрации и политике страны с ее историей».