Он уже было решил для себя, лучше жены сегодня он для пары к танцам не найдет и после мазурки подойдет к Александре Федоровне, как вдруг его взгляд остановился на милом личике. Девушка, пролетевшая мимо него, мельком взглянувшая, показалась знакомой. Продолжая следить за юным созданием, Николай Павлович приходил к мысли, что даже знает ее, но откуда — не мог вспомнить.
На последнем круге, она вновь оказалась рядом. И в тот момент, когда девушка, откинув голову, с вызовом посмотрела на государя, он вдруг представил молодую барышню на Сенатской площади 14 декабря 1825 года, отобравшую корявое полено от студента и посмотревшую на него. Та же прическа, с волосами, обрамляющими лицо, и тот же взгляд.
Следом потянулись другие картинки: праздничные, радостные торжественного коронования в Успенском соборе, а потом — подготовка к народному празднику — выезд на широкое Девичье поле. И снова эта девушка, и снова они обмениваются с ней мимолетными взглядами.
Когда зазвучала греческая музыка танца котильон, едва сдерживая себя, чтобы не броситься к ней через весь зал, в беспокойстве, что девушку может пригласить кто-то другой, Николай Павлович направился к ней, стараясь взглядом заставить ее не трогаться с места.
— Я вас узнал, — сказал император, когда они вышли на середину зала.
— Я не ожидала, — проговорила она с волнением.
— Вы смелая девушка. Это я отметил сразу в декабре 1825 года, — продолжал Николай Павлович, — и не скрою, что ожидал увидеть вас вновь.
— Мы виделись на Девичьем поле, — проронила она.
Как много передумала Ольга Андреевна, собираясь на бал в Зимний дворец. Долго выбирали наряд. Все сошлись на белом платье. На этом настаивала Ольга, не объясняя Ивану Никифоровичу и Анастасии Петровне, да и самой Софье, что император любит строгие наряды.
— А вам это платье к лицу. Оно выражает ваш независимый характер, — немного откинув назад голову и оглядев напарницу, сказал император.
— Извините, ваше величество, но вы ошибаетесь, я вовсе не воинственная девушка, — смущаясь, ответила она.
— Как же, как же! Кто еще мог так отчаянно наброситься на студента и отобрать от него полено? Я, право, даже залюбовался вами и сам позабыл об опасности, — уверенным голосом, полным восторга, сказал государь.
— Сама не знаю, как получилось. Я увидела несправедливость исподтишка бить другого человека. Он бы попробовал с вами один на один, лицом к лицу, — запальчиво проговорила она.
— Я бы от него мокрое место оставил, — усмехнулся Николай Павлович, и тут же спохватился. — Чего это мы все о студенте. Скажите, вы где-то учитесь, служите?
— Занимаюсь музыкой. Сочиняю немного, — она покраснела и опустила голову.
— Я люблю музыку и сам тоже немного занимаюсь сочинительством, — заинтересованно проговорил император и тут же спросил: — Если не секрет, у кого вы занимаетесь?
— Мы давно дружны с композитором Львовым. Нас роднит любовь к скрипке. О! вы бы знали, как он играет! — в восторге сказала Ольга.
— Он бывал у меня, — сдержанно сказал император. Подумав, добавил: — Это на самом деле один из лучших музыкантов.
Николай Павлович не стал подробно говорить о композиторе Львове. С ним его связывали хорошие отношения. Молодой музыкант уже создал музыкальные произведения, прославившие его. Сейчас император ждал от него выполнения большой и очень важной работы. Именно Львову и поэту Жуковскому он поручил написать российский гимн.
— Я видел вас в Петербурге и Москве. Так где же вы живете? — поинтересовался император.
— Раньше жили в столице, потом папу перевели по службе в Москву, — сказала она грустно, понимая, что танец сейчас закончиться и она уже больше не будет приглашена.
— Разрешите, я приглашу вас на следующий танец, — сказал неожиданно Николай Павлович, стараясь заглянуть в глаза девушке.
Она вспыхнула от неожиданности и радости, залилась краской и, едва сдерживаясь, чтобы не воскликнуть от волнения, сказала:
— На вас будет сердиться императрица Александра Федоровна.
Ольга не понимала, как это у нее вырвалось. Может быть, в общении с обычными молодыми людьми ее сословия такой оборот заставил бы юношу понервничать. Но она бросила вызов не студенту, не фабриканту, не генералу, а самому императору! Украдкой Ольга посмотрела на Николая Павловича, и не заметив на его лице перемен, облегченно вздохнула.
— В таком случае, я буду танцевать с женой, — с усмешкой сказал Николай Павлович. — Вы этого сами захотели. И прошу не обижаться на меня, я всегда, насколько это возможно, стараюсь выполнять желания женщин.
Больше он не проронил ни слова. По окончанию танца, император проводил девушку до места, откланялся и прошел к колоннам, где в окружении фрейлин стояла Александра Федоровна.
Ольга Андреевна, как только император поклонился ей, выбежала из зала и уехала из Зимнего дворца. Всю ночь она проплакала в своей комнатке, кляня себя за несдержанность. Ранним утром Мещеринова уехала в Москву.
Глава шестаяВОЙНА С ПОЛЬШЕЙ
По прибытии в Петербург из Варшавы 24 июня 1830 года императора настигла неприятная весть — в южных губерниях империи началась холера.
Страшная болезнь, известная только по названию и по описаниям производимых ею опустошений, наводила ужас на население России. Никто не знал и не мог указать против нее ни медицинских средств, ни санитарных и полицейских мер. Бытовало мнение, что с холерой надо бороться, как с чумой, карантинами и оцеплениями.
Следом за вестями о холере, стали поступать тревожные новости из Парижа. Николай Павлович еще с весны молил Бога, чтобы он отвратил Францию от новых несчастий.
Ближе к лету новости о волнениях в Париже поступали уже каждый день. Опасения Николая I подтверждались — Карл Х с трудом удерживался на троне. Он умышленно нарушил хартию и данную им клятву, тем самым спровоцировав переворот, чтобы укрепить власть. Король не рассчитал своих возможностей и вынужден был отречься от престола в пользу своего внука.
Николай Павлович не стал отменять поездку в Финляндию, намеченную им ранее. Как и было задумано, государь, вместе с сопровождавшим его генерал-адъютантом Бенкендорфом, в простой крестьянской тележке прибыл в Пютерлакс, где находилась каменоломня артели Суханова.
Бородатый мужик высокого роста, представившийся Самсоном, водил гостей мимо огромных кусков гранита, рассказывая о секретах ломки камня. Он показывал пустоты, откуда были вынуты заготовки колонн для Исаакиевского собора, рассказывал, как делал базы для колонн подкупольного барабана.
— Вот и пьедестал под памятник императору Александру, — уважительно сказал он, когда они подошли к гранитной заготовке в человеческий рост.
Николай Павлович и Бенкендорф переглянулись.
— Ваше величество, вы того, не смотрите, что он не баской. После отделки, особенно после шлифовки, глянете — заиграет, — тоном знающего себе цену человека поведал Суханов.
— Я и не сомневаюсь, — качнул головой император. — Хотел только Александру Христофоровичу сказать, мол, вот тебе обычный кусок камня, а поработают с ним мужики — будет постамент. Опередил ты меня, Самсон.
— Прошу простить, ваше величество, поторопился, язык больно чесался похвастать, — широко и добродушно улыбнулся Суханов.
— Видел я твои работы и на Казанском соборе и на Исаакиевском, любовался Стрелкой Васильевского острова, а про ванну в Царском Селе и вовсе молчу — чудо, а не ванна, — сказал государь, любовно посматривая на мужественное лицо Самсона, напоминающего ему древнего воина.
— Чем еще занимаешься, кроме постамента под памятник императору? — спросил Бенкендорф, подходя ближе к камню, трогая его.
— Мечтаю выиграть конкурс на изготовление постамента под памятник Минину и Пожарскому в Москве, — сказал Суханов, стрельнув глазами на императора.
— Дело серьезное, — покачал головой Бенкендорф.
— Ну и хитрец ты, Самсон, ну и хитрец, — император погрозил пальцев. — Эвон, как с боку зашел ко мне, вроде за просто так!
— Потратился я здорово на соборе, работая с Монферраном. Сколько камня утопил. Надо бы чуток восполнить потери, — хитро улыбаясь, сказал он.
— Ладно, Господь с тобой, помогу, — государь протянул руку. — Но прежде, чтобы этот постамент у меня, как ты сам говорил, — заиграл.
Поздно вечером, располагаясь на ночлег, Николай Павлович, после разговора с Бенкендорфом о положении дел в Европе, снова вернувшись к встрече с Сухановым, сказал:
— У европейцев каждое малое изобретение превозносится, будто они забрались на самую вершину совершенства. Наши русские люди творят чудеса и считают это делом обыденным. Ну, скажи, где ты еще видел, чтобы человек, без каких-то особых приспособлений, ломал такой мощный камень, как гранит, и создавал из него творения искусства. Я помогу ему получить право на изготовление постамента под памятник Минину и Пожарскому. Он уже стар. И может быть, это станет для него последним сильным творением.
На следующий день, 5 декабря, возвратившись в Петербург, император остановился во дворце на Елагином острове. Здесь его застала весть — отречение Карла Х в пользу внука герцога Бордоского не доставило наследнику престола, королем французов стал герцог Орлеанский Людовик-Филипп. Людовик-Филипп обманул депутатов. Он огласил только первую часть письма о передаче престола, скрыв, что Карл Х предлагал ему быть регентом у внука.
Высочайшее повеление российского императора последовало сразу после получения известия из Парижа — ни под каким видом не допускать кораблям французским, плавающим под флагом трехцветным, а не белым, вход в Кронштадтский порт. Однако, несмотря на грозное заявление, государь на разрыв с Францией не пошел. У него родилась иная мысль — стать во главе крестового похода против Франции.
Узнав о намерениях державного брата, забеспокоился цесаревич Константин Павлович. Он присылает в Петербург письма, в которых красноречиво просит брата отказаться от намерений вернуть во Францию законного наследника.