— Я проснулся 18-го ноября в изумлении… Когда мы собрались, стали успокаивать, нас обвинили в предательстве… Какой я предатель, если хочу мира стране? Вы же мне верите? Они — не верят. Благоразумных людей много. Их надо сплотить вокруг себя. Здраво ведет себя диктатор Хлопицкий. Он настаивает на сохранении констуционной монархии. Будьте так великодушны, ваше величество, простите народ польский за безумие черни!
— Я прощу, дам возможность очиститься, но прежде вы должны обратиться ко мне с покаянием, — произнес Николай Павлович, отчетливо выделяя каждое слово.
— Поверьте, ваше величество, — голос князя дрогнул.
— Верю! — сказал государь громко и, подняв вверх указательный палец, продолжил торжественным тоном: — Я знаю, не вся польская нация виновата в содеянном преступлении, наказания требуют главные виновники восстания, убийцы своих генералов и офицеров. Я имею право миловать и помилую, но прежде всего поляки должны загладить преступление немногих заблудших людей немедленным и безусловным восстановлением законного порядка. — Он прервался, затем с силой, надавливая на каждое слово, заключил: — Передай, князь, там, в Варшаве, если же поляки дерзнут поднять оружие против России и своего государя законного, в таком случае сами они и их пушечные выстрелы ниспровергнут Польшу.
Следующим к императору вошел граф Езерский. Ступив несколько шагов по красной дорожке, он пал на колени, зарыдал.
— Перестань, граф! — крикнул ему Николай Павлович. — Я найду средство не только простить, но и дать войскам случай очистить себя в своих собственных глазах.
— Но как? Такое горе! — всхлипывая и поднимаясь с колен, вопрошал Езерский.
— Как? — улыбнулся император. — У меня сегодня в карауле стоит Гвардейский экипаж, тот самый, который 14 декабря 1825 года восстал против меня, был в числе самых отъявленных мятежников. Все они, за исключением нескольких бунтовщиков, прощены.
— Тогда вы, ваше величество, посоветуйте, как нам быть? — поникшим голосом спросил Езерский.
— Вернувшись в Варшаву, вы нунций, устройте же таким образом, чтобы окончательно утвердили диктатора. Сделайте более, если вы уверены в большинстве своих сотоварищей, предложите и даже потребуйте от диктатора, чтобы он покарал виновных, то есть тех, которые убили своих начальников и нарушили все требования дисциплины. Поверь, граф, вы мне окажете величайшую, какую только можно, услугу, потому что, повторяю вам, роль палача отталкивает меня, и я хочу пользоваться лишь правом миловать.
— Я хочу смыть пятно позора с Польши, — переполненный чувствами воскликнул граф.
— Если вы дорожите тем, чтобы смыть с себя пятно, марающее вашу армию, ваш народ, то вы очистите себя в глазах вашего государя, вашего Отечества и всей Европы! — на одном дыхании сказал император.
— Ну, так я сделаю это, — сказал граф с жаром.
— И вас повесят, — с сочувствием заметил Николай Павлович.
— Все равно я это сделаю, — торжественно ответил Езерский.
Усилия Езерского были напрасны. Его выступление в сейме о безумстве сопротивляться могуществу России были встречены недовольным гулом. Езерского не повесили, как предсказывал Николай Павлович, но и он ничего не сделал, чтобы предотвратить войну.
Диктатор Хлопицкий, потеряв всякую надежду образумить соотечественников, сложил свои полномочия. На его место был избран князь Радзивилл. 13 января 1831 года сейм объявил династию Романовых лишенною польского престола. Император Николай I ответил на вызов манифестом.
Высочайшій Манифестъ о вступленіи Дѣйствующей Арміи въ предѣлы Царства Польскаго, для усмиренія мятежниковъ (1831 г., Января 25).
БОЖІЕЮ МИЛОСТІЮ
МЫ, НИКОЛАЙ ПЕРВЫЙ,
ИМПЕРАТОРЪ И САМОДЕРЖЕЦЪ ВСЕРОССІЙСКІЙ,
и прочая, и прочая, и прочая
Манифестомъ НАШИМЪ, отъ 12 Декабря минувшаго года, МЫ объявили вѣрнымъ НАШИМЪ подданнымъ о возникшемъ, въ Царствѣ Польскомъ, возмущеніи. Тогда, въ самомъ праведномъ НАШЕМЪ негодованіи на мятежниковъ, готовясь смирить и наказать ихъ, МЫ еще утѣшали СЕБЯ надеждою спасти заблуждающихся и обольщенныхъ. Гласомъ истины и новыми знаками милосердія, МЫ хотѣли возвратить ихъ къ долгу, и съ тѣмъ вмѣстѣ оживить бодрость въ благомыслящихъ, устрашенныхъ первыми ужасами бунта, дать имъ возможность остановить успѣхи онаго, и счастливымъ противодѣйствіемъ, доказать свѣту, что не весь народъ Царства Польскаго достоинъ презрѣннаго названія измѣнниковъ. МЫ и нынѣ удостовѣрены, что сей народъ несчастный есть токмо слѣпая жертва не многихъ злодѣевъ. Но сіи вѣроломные продолжаютъ имъ властвовать: они готовятъ оружіе на Россію, въ безъумствѣ своемъ призываютъ вѣрныхъ подданныхъ НАШИХЪ къ предательству, и наконецъ, 13 сего мѣсяца, среди мятежнаго противозаконнаго Сейма, присвоивая себѣ имя представителей своего края, дерзнули провозгласить, что Царствованіе НАШЕ и ДОМА НАШЕГО прекратилось въ Польшѣ, и что Тронъ, возстановленный ИМПЕРАТОРОМЪ АЛЕКСАНДРОМЪ, ожидаетъ инаго МОНАРХА. Сіе наглое забвеніе всѣхъ правъ и клятвъ, сіе упорство, въ зломысліи исполнили мѣру преступленій; настало время употребить силу противъ незнающихъ раскаянія, и МЫ, призвавъ въ помощь Всевышня-го, Судію дѣлъ и намѣреній, повелѣли НАШИМЪ вѣрнымъ войскамъ идти на мятежниковъ. Россіяне! Въ сей важный часъ, когда съ прискорбіемъ ОТЦА, но съ спокойною твердостію ЦАРЯ, исполняющаго священный долгъ СВОЙ, МЫ извлекаемъ мечь за честь и цѣлость Державы НАШЕЙ, соедините усердныя мольбы свои съ НАШИМИ мольбами предъ олтаремъ Всевидящаго, Праведнаго Бога. Да благословитъ Онъ оружіе наше, для пользы и самихъ НАШИХЪ противниковъ; да устранитъ скорою побѣдою препятствія въ великомъ дѣлѣ успокоенія народовъ, Десницею Его НАМЪ ввѣренныхъ, и да поможетъ НАМЪ, возвративъ Россіи, мгновенно отторгнутый отъ нея мятежниками край, устроить будущую судьбу его на основаніяхъ прочныхъ, сообразныхъ съ потребностями и благомъ всей НАШЕЙ Имперіи, и положить навсегда конецъ враждебнымъ покушеніямъ злоумышленниковъ, мѣчтающихъ о раздѣленіи. Вѣрные подданные НАШИ! Сія цѣль достойна вашихъ трудовъ и усилій; вы привыкли нещадить ихъ за НАСЪ и Отечество.
Данъ въ Санктъ-Петербургѣ, 25 Января, въ лѣто отъ Рождества Христова тысяча восемъ сотъ тридцать первое, Царствованія НАШЕГО въ шестое.
На подлинномъ подписано Собственною ЕГО ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА рукою тако:
«НИКОЛАЙ»86
Пушкина манифест застал в Москве. Прочитав его, Александр Сергеевич стразу отписал дочери фельдмаршала Кутузова Елене Михайловне Хитрово:
«…Последний манифест императора удивительно прекрасен. По-видимому, Европа останется только зрительницей наших действий. Великий принцип возникает из недр революций 1830 года: принцип невмешательства, который заместит принцип легитимизма, поруганный от одного конца Европы до другого; не такова была система Канинга. — Итак, г-н Мортемар в Петербурге, а в Вашем обществе еще один любезный и исторический человек; как мне досадно, что я еще не там, и как я пресыщен Москвой и ее татарским ничтожеством. Вы говорите мне об успехе „Бориса Годунова“; по правде, я не могу этому верить. Успех совершенно не входил в мои расчеты, когда я писал его. Это было в 1825 году — и понадобилась смерть Александра, неожиданное благоволение ко мне нынешнего императора, его великодушие, его широкий и свободный взгляд на вещи, чтобы моя трагедия могла выйти в свет….»87
В день издания манифеста, главные силы русской армии под командованием графа Дибича вступили в Царство Польское. Пруссия, которая поддерживала Россию, сосредоточила возле границы с Польшей корпус генерала Кнезебека.
Польская армия отступила на Гроховскую позицию, прикрывавшую Варшаву. Перед русскими войсками простиралась территория с многочисленными малыми речками, канавами с водой, болотами.
8 февраля 25-я дивизия 6-го корпуса по собственному почину атаковала Гороховскую позицию, но была поляками отбита. Потери дивизии составили около 1620 человек убитых и раненых.
Дибич предполагал атаковать основными силами 14-го февраля, направив главный удар на слабый пункт польской позиции — их левое крыло. Сломив сопротивление на левом фланге, русские войска отбросили поляков от моста через Вислу, их единственного пути отступления. Однако утром 13-го услышана была канонада со стороны селения Белоленки, возле Ковенского шоссе. Вскоре выяснилось — наступал гренадерский корпус под начальством князя Шаховского. Опасаясь, чтобы поляки не окружили гренадеров, командующий армией, успевший к тому времени сосредоточить главные силы на левом фланге, атаковал неприятеля с фронта.
Фронтальная атака шла тяжело. Преодолевая речки, канавы, болотистую местность, русские войска несли большие потери. Поляки отразили три атаки. В очередное наступление повел 3-ю гренадерскую дивизию сам фельдмаршал Дибич. Русскими войсками, наконец, была занята ольховая роща, находившаяся в центре польской позиции и являвшаяся тактическим ключом обороны.
После занятия ольховой рощи на поляков бросилась русская кавалерия. Бой длился до вечера. Во время сражения был тяжело ранен генерал Хлопицкий. Его удаление с поля битвы лишило поляков общего управления. Главнокомандующий армией Радзивилл совершенно растерялся, шептал молитвы. Малодушный Шембек плакал. Уминский ссорился с Круковецким. Единственный из польских командиров Скржинецкий сохранил присутствие духа и поддерживал порядок в войсках. С наступлением сумерек поляки дрогнули и начали отступать. С каждым часом поток отступающих войск к единственному мосту через Вислу возрастал. Почти все стремились к Варшаве, полагая там найти убежище.
Возле моста в беспорядке собирались пехота, артиллерия, обозы. Мешая друг другу, они задерживали движение. За паникой возле переправы с тревогой следили жители Варшавы. В столице появились первые беглецы. Они вносили ужас и сумятицу, рассказывая о больших потерях. Бойцы национальной гвардии срывали с себя мундиры, стараясь смешаться с населением города.