Для помещения училища принц купил дом Ивана Ивановича Неплюева на берегу Фонтанки, напротив Летнего сада. 23 ноября митрополит Московский Филарет освятил училищную церковь св. Великомученицы Екатерины, а 5 декабря в присутствии императора Николая I, наследника Александра Николаевича и великого князя Михаила Павловича состоялось торжественное открытие училища.
8 января 1836 года Императорская Академия Наук получила новый устав. К кафедрам исторической и физико-математической прибавилась кафедра наук филологических. Увеличены были штаты Академии, что позволило расширить академические музеи и коллекции. В ведение Академии поступила астрономическая обсерватория в Пулково.
В феврале Николай Павлович приглашает в Зимний дворец Павла Дмитриевича Киселева, с которым еще в прошлом году обсудил начало крестьянской реформы в империи. После обеда, на котором вместе с ними присутствовали граф Юрий Александрович Головкин и граф Александр Христофорович Бенкендорф, император попросил Киселева остаться и, посадив его напротив себя, завел разговор о реформе казенных крестьян.
— Я давно убедился в необходимости преобразования их положения; но министр финансов, от упрямства и неумения, находит это невозможным, — откровенно признал император и высказал предложение, которое вынашивал с первой встречи с Киселевым после его возвращения в Россию: — Я желаю, прежде всего, сделать испытание в петербургской губернии… Мне нужен помощник, и так как я твои мысли на этот предмет знаю, то хочу тебя просить принять все это дело под свое попечение и заняться со мною предварительным примерным устройством этих крестьян, после чего мы перейдем в другие губернии и мало-помалу круг нашего действия расширится… Поручить же преобразование петербургских крестьян военному генерал-губернатору Эссену — кроме вздора ничего не будет. А потому не откажи мне и прими на себя труд этот в помощь мне.
Николай Павлович посоветовал Киселеву увидеться со Сперанским и в завершении разговора сказал:
— Ты будешь мой начальник штаба по крестьянской части. Еще раз спасибо.
Император сдержал свое слово. Сразу после этой встречи было учреждено V Отделение Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, начальником которой назначался Павел Дмитриевич Киселев.122
Решительнее всего с крестьянской реформой император действовал в Юго-Западном и Северо-Западном краях, где после подавления польского восстания с местными помещиками можно было не церемониться. Польский мятеж привел к тому, что многие поместья помещиков были конфискованы. Они сдавались в основном в аренду польским шляхтичам с правом требовать панщину.
Польские управляющие постарались отомстить крестьянам, сослужившим добрую службу правительству России во время восстания. В их защиту вступился Павел Дмитриевич Киселев. В своей записке императору, напомнив, что крестьяне в западной России представляют силу в десять раз превышающую по численности помещиков и шляхту, он писал: «Низший класс, состоящий из крестьян, не по истинной преданности к России, но по ненависти к владельцам католикам, наложившим тяжкое на них бремя безучастием своим в их замыслах, дает собою важный перевес в пользу правительства. А потому само собою следует, что нужно обессилить связь и влияние первых классов, а с тем вместе утвердить права, благосостояние и преданность к правительству последнего».123
Мысль, высказанная Киселевым, нравилась государю, но методы решения крестьянского вопроса в его понимании должны были исключать опору на крестьянство, или какие-либо заигрывания с крестьянским населением в борьбе с помещичьей фрондой. Это касалось и западных, и прибалтийских губерний. Как и в вопросах внешней политики, император был принципиальным противником опоры на какие-либо массовые движения. Реформы, в его представлении, должны были проводиться только сверху и только законными методами.
В этом мнении он укрепился после откровенного разговора с Михаилом Павловичем.
— Александр Павлович в начале своего правления тоже болел освобождением крестьян, но вскоре излечился. А такие планы были, такой размах! — высоко задирая длинные руки, говорил великий князь, расхаживая перед столом, за которым сидел император.
— Ты не прав, Михаил, от планов он не отказался, а отложил их до поры до времени. И потом, неужели тебе самому не стыдно признавать, что у нас в России людей продают, как скотину. Где это еще видано? — проговорил Николай Павлович, продолжая следить за передвижениями брата по кабинету.
— Скотину, говоришь? — великий князь громко рассмеялся. — Ни в одной другой стране не живется народу вольготней, чем в России крепостному крестьянину. Работает он, не работает, или кое-как работает, помещик все равно его должен кормить, поить, одевать и место для спанья давать.
— Ну, это ты сие прибавил, — улыбнулся Николай Павлович.
— Немножко прибавил, — повел широкими плечами Михаил Павлович. — Но если серьезно, — он подошел к столу, посмотрел пристально на государя. — Если серьезно, то у твоего Сперанского была правильная мысль освобождать крестьян обратным путем тому, как они переводились в крепостничество. С одним условием — с разрешения помещика. И не таким способом обмана, как покойный Виктор Павлович Кочубей придумал, который будучи Председателем Государственного совета, закон о непродаже крестьян без земли предложил растворить в комплексе мер помощи и предоставления льгот дворянам. Помещики эту хитрость поняли. Их и дальше не обманешь. Дворян надо убеждать примерами. Когда они поймут, что это выгодно, что эти самые крестьяне от них никуда не денутся, будут приходить наниматься на работу, тогда пойдут на освобождение крестьян с землей. И делать сие дело надо неторопливо, начиная с западных губерний…
Слушая брата, а говорил он долго и подробно, Николай Павлович невольно возвращался мыслями к первым ограничениям крепостного права. Когда великий князь закончил назидательную речь, он ответил ему:
— Ты же сам знаешь, Михаил, через год после вступления на престол я учредил 6 декабря 1826 года секретный Комитет, которому было поручено рассмотреть предположения относительно улучшения различных отраслей государственного устройства и управления и, между прочим, относительно изменения быта крестьян. Прежде чем комитет закончил свою деятельность, по высочайшему повелению был учрежден особый комитет для составления закона о прекращении продажи людей без земли. При разногласии в Государственном совете относительно продажи крестьян на своз, я примкнул к большинству, высказавшему за запрещение безземельной продажи крепостных. Однако проекты комитета одобрены не были вследствие протеста цесаревича Константина Павловича. В 1835 году мною учрежден новый секретный комитет, одной из задач которого является принятие мер для улучшения состояния помещичьих крестьян. Я опасаюсь, если так неторопливо и дале пойдет, то мне и жизни не хватит на освобождение крестьян от рабства.
— Зато ты создашь прочную основу, которая поможет наследнику, цесаревичу Александру Николаевичу, без потрясений завершить сие сложное дело, — заметил Михаил Павлович.
— Я бы хотел крестьян освободить сам, — недовольно проговорил государь.
Великий князь Михаил развел руками.
Испытывая возвышенные чувства от предстоящих преобразований в империи, Николай Павлович 15 февраля 1836 года написал письмо князю Паскевичу:
«Кажется мне, что среди всех обстоятельств, колеблющих положение Европы, нельзя без благодарности Богу и народной гордости взирать на положение нашей матушки России, стоящей как столб и презирающей лай зависти, платящей добром за зло и идущей смело, тихо, по христианским правилам к постепенным усовершенствованиям, которые должны из нея на долгое время сделать сильнейшую и счастливейшую страну в мире. Да благословит нас Бог и устранит от нас всякую гордость или кичливость, но укрепит нас в чувствах искренней доверенности и надежды на милосердный Промысел Божий! А ты, мой отец- командир, продолжай мне всегда быть тем же верным другом и помощником к достижению наших благих намерений».124
Провозгласив себя реформатором, новым Петром Великим, Николай Павлович то и дело срывался с места и скакал то в Финляндию, то к Черному морю, то в Польшу, то в Москву… Летом 1836 года государь вновь отправился с инспекционной поездкой по империи. Место в дорожной карете подле императора, как обычно, занимал Бенкендорф, с которым его связывала не только служебная приязнь, но и теплые чувства доверия.
В сословном быту даже мимолетный разговор с государем считался высшей честью. О нем вспоминали, его передавали потомкам. Граф беседовал с царем днями, неделями, из года в год. Эта поездка в Пензу и Тамбов оказалась для Бенкендорфа одной из последних.
Отдохнув в доме губернатора Пензы, Николай Павлович в 5 часов пополудни 25 августа выехал по направлению к небольшому уездному городку Чембар, расположенному от губернского центра за 125 километров.
Из села Мочалейки государь в сопровождении генерал-адъютанта Бенкендорфа выехал в 12 часов ночи. На 17-й версте от станции в селе Кевдогершине сменили лошадей. До Чембара оставалось 14 верст. Дорога шла ровная и лишь впереди виднелась длинная совершенно отлогая гора. Начинала всходить луна. Ночь обещала быть безоблачной. В коляске зажгли фонари. На козлах экипажа сидели ямщик и камердинер. Впереди экипажа скакали трое конных с горящими факелами, вселяя в кучера азарт погони.
Император дремал. Заснуть ему мешало неожиданно появившееся волнение. Он изредка с трудом открывал слипающиеся ресницы, охватывая взглядом бледную луну, катившуюся по небосклону вровень с коляской, и опять погружался в покой. Когда Николай Павлович приоткрыл глаза в очередной раз и не обнаружил луны, он в беспокойстве заерзал на сиденье, потянулся было всем телом к дверце, как вдруг коляску тряхнуло, потом еще раз, еще…