Николай Павлович с неудовольствием подумал: «Я же ей говорил, чтобы перестала меня преследовать. Ну сколько еще можно повторять».
Государь ускорил шаг. Надо было спешить, пока возле входа никого не было. Ему хватит двух-трех минут, для того чтобы коротко объясниться с Ольгой Андреевной, если она опять его ослушается, то всякие отношения между ними будут прерваны.
— Извините, ваше величество, — чужой нервный женский голос прозвучал столь неожиданно, что император, едва приготовивший сказать грозную речь, так и остался с открытым ртом.
— Не гоните меня. Я пришла исполнить последнюю волю Ольги, — всхлипнув, продолжила незнакомка.
— Какой Ольги? Какую волю? — не терявший присутствия духа в самых критических ситуациях, Николай Павлович смешался.
Перед ним стояла молодая женщина. Она была не дурна собой, прилично одета. В ее фразах, в том, как она их произносила, как держалась, чувствовалось хорошее воспитание. Возможно, они виделись где-то и даже беседовали меж собой. Но причем здесь Ольга?
Позднее до него дошло — женщина говорит об Ольге Андреевне Мещериновой, но он не мог никак сообразить, почему Ольга вдруг прислала к нему кого-то на переговоры. В нем опять закипела злость, и Николай Павлович, теряя терпение, подумал: «Недоставало еще посредников в наших отношениях!»
— Бедный мальчик… — дрогнувшим голосом сказала женщина. — Вот ее записка. В ней все написано. Извините.
Он огляделся. Со стороны набережной никого не было. Навстречу по аллее сада неторопливо шла молодая пара. Молодые люди о чем-то громко разговаривали меж собой, смеялись.
Взяв лист бумаги, сложенный пополам, Николай Павлович быстро отошел от ворот и, не заходя в сад, направился далее по набережной.
Предчувствие чего-то нехорошего с первых минут разговора не отпускало его. Такое поведение Ольги Андреевны никак не вязалось с ее образом. Он не знал ее, как свою жену или как Нелидову, но и тех встреч, тех отношений между ними было достаточно, чтобы понять — Ольга решительный человек и одновременно стеснительный. Она за кого-то может постоять, за себя же слова не проронит. Не могла она, если желала сказать что-то серьезное, послать вместо себя переговорщицу.
«Не с сыном ли что случилось?» — тревожная мысль заставила его остановиться.
Николай Павлович оглянулся, поискал глазами женщину, передавшую записку, но не найдя ее, продолжил путь. Страшная мысль, возникшая в голове, теперь не отпускала его. Она усилилась после того, как попытавшись представить себе своего сына Андрея, он обнаруживал пустоту. Государь расстегнул ворот гимнастерки. Холодный северный ветер обжог горло.
Отдаляясь от Летнего сада, Николай Павлович так и не мог прочитать письмо. Навстречу постоянно кто-нибудь попадал, раскланивался, и он вынужден был отвечать на приветствия. Наконец, улучив момент, он развернул лист бумаги и начал читать: «Я сдержала слово — не искала встречи с тобой, даже когда мне было плохо. Сейчас понимаю, что зря слепо следовала твоей воле. Теперь я умираю и ни в чем не виню тебя. Прошу лишь исполнить мою последнюю просьбу. Знаю, ты хотел, чтобы Андрей стал военным. Пожалуйста, умоляю, оставь эти мысли. Не ищи сына. Пусть он не знает, кто его отец. Так будет лучше и тебе и ему. Хорошие люди воспитают Андрея честным гражданином Отечества. Прощай, милый».
Николай Павлович перевернул лист бумаги в надежде прочитать продолжение. Еще до конца не осознавая, что Ольги больше нет, он подумал о сыне. Ведь Мещеринова в своем письме ясно дала понять — Андрея уже нет в том доме на Литейном, где для нее с ребенком была снята уютная квартира.
Он тогда ушел с Новогоднего бала, покинув Зимний дворец вместе с Бенкендорфом сразу после того, как жена Александра Федоровна, пожаловавшись на головную боль, отправилась в свою половину. Вместе с множеством подарков в большой коробке лежал солдатский мундир лейб-гвардии Измайловского полка, предназначавшийся для Андрея. Сколько трудов стоило уговорить Ольгу разбудить сына!
Малыш плакал, просился обратно в постель, но когда окончательно проснулся, облачился в военную форму, его было не удержать. На какое-то время он остался без внимания родителей, забрался на стол и покидал с него всю посуду. Ольга принялась ругать ребенка, но вступился Николая Павлович, убеждая, что с таким характером Андрей непременно станет хорошим командиром.
Уходя, он просил Ольгу не искать с ним встречи, объясняя большой загруженностью работой, но обещал навещать ее сам. Она вышла провожать. Дул северный ветер со снегом. Ольга была в одном платье с наброшенной на шею кашемировой шалью…
«Надо срочно найти женщину, передавшую записку», — подумал Николай Павлович, резко развернулся и направился к Летнему саду.
«Андрея необходимо скорее забрать и передать в надежные руки. У Бенкендорфа есть адрес родителей Ольги. Через них можно узнать о ее подругах, — продолжал размышлять он. — Среди них… О чем это я? Бенкендорф свое дело хорошо знает. Он без моей подсказки справится».
Возле входа женщины не было.
«Может, ее вообще не существовало? — вдруг радостно подумал он. — Может, это у меня от переутомления и ничего с Ольгой не произошло?»
Сунув руки в карманы шинели, Николай Павлович стал искать записку. Записки в карманах не было.
Глава девятаяВПЕРЕД, РОССИЯ!
Статный мужчина в визитке серого цвета и фетровой шляпе, из-под которой выступали завитки черных волос, прохаживался возле железнодорожного полотна, время от времени посматривая на вход в сад. На два часа пополудни в саду, примыкающем к дому, у него была назначена встреча с австрийским инженером Францем Антоном Герстнером, прибывшим в Санкт-Петербург для обсуждения строительства первой железной дороги империи с государем Николаем I.
Зная о хороших отношениях с российским императором сына генерал-майора Алексея Бобринского, рожденного во внебрачной связи Екатерины II и Григория Орлова, графа Алексея Алексеевича Бобринского, Герстнер намеревался склонить его на свою сторону. Австрийский инженер был наслышан о предпринимательской жилке графа. Ему рассказывали о чудачествах Бобринского, построившего у себя в саду показательную железную дорогу, по которой курсировала специальная платформа, перевозящая около 500 пудов груза.
Они увиделись в Зимнем дворце, после того, как Герстнер побывал на аудиенции у Николая Павловича. Инженер получил одобрение государя и теперь должен был представить ему конкретный план действия с указанием источников средств на строительство железной дороги из Петербурга до Павловска. Алексей Алексеевич, прослышав от графа Адлерберга о зарубежном госте, специально выждал его в приемной императора. Там-то они и договорились о встрече возле дома Бобринского на Галерной улице.
Одноместный возок подкатил к воротам парка неслышно. Откинув дверцу, спрыгнув на землю, стремительной походкой навстречу Бобринскому прошел, уже знакомый ему, худощавый мужчина средних лет, облаченный в длинный сюртук.
— Вы точны, милостивый государь, — протягивая руку гостю, любезно поздоровался Бобринский.
— Так и подобает поступать человеку, связанному с железнодорожным строительством, — с легкостью ответил Герстнер и, продолжая улыбаться, добавил: — Надеюсь, в недалеком будущем по прибытию поездов на станции железной дороги люди будут сверять время.
— Пройдем в дом, или… — граф широким взмахом руки очертил территорию сада.
— Здесь гораздо лучше. Тем более рядом с железной дорогой, — качнул головой Герстнер в сторону путей.
Они подошли ближе к несуразному сооружению из железа и дерева. Австрийский инженер заглянул под платформу, потрогал ось, колесо. Вытерев руки платком, спросил:
— Какова практическая цель вашей конструкции?
— Лично мне надо было убедиться в способности платформы перевозить большие грузы. Если я правильно понимаю цель устройство железных дорог, она заключается в быстрой доставке наибольшего количества грузов из одного пункта в другой. А так, — он потер ладони, — увлекательное зрелище для любопытных и людей, интересующихся железной дорогой.
— Вот о них-то мне и хотелось с вами поговорить, — поспешно сказал Герстнер.
— Надо было меня предупредить, они бы сегодня могли здесь собраться, — покривился лицом Бобринский.
— Вовсе не обязательно, — махнул рукой инженер, — для меня главное — вы.
— Тогда слушаю.
— Для строительства дороги в первую очередь нужны деньги, — продолжая следить за лицом собеседника, начал неторопливо Герстнер. — Чтобы создать капитал, нужно выпустить акции, а чтобы выпустить акции, надо создать акционерное общество. Я предлагаю вам, Алексей Алексеевич, возглавить эту частную акционерную компанию, а затем получить от правительства исключительное право строить на означенном расстоянии железную дорогу. Поверьте, граф, — он крепко сжал руку Бобринского, — мы беремся не только за интересное, полезное, но и прибыльное дело. Здесь, насколько я наслышан о вас, вы можете в полной мере проявить свой талант предпринимателя.
— Мы непременно сделаем хорошие вокзалы. Там будет играть музыка, — уловив паузу, вставил Алексей Алексеевич.
— С вокзалами тоже определимся, — кивнул в знак согласия Герстнер.
— А машины, которые будут таскать вагоны? Они должны иметь увлекательные названия, не правда ли? — не унимался Бобринский. — Вагоны должны быть, как в Германии разных классов. Я там был, видел. Но мы сделаем интересней.
— По моим расчетам на строительство Царскосельской железной дороги потребуется капитал в три с половиной миллиона рублей, — пытаясь остановить Бобринского, Герстнер перешел к расчетам.
— Я лично приобрету акций на 200 тысяч рублей, — сказал Алексей Алексеевич, но сразу поправился. — Нет, нет, на 250 тысяч.
— Это замечательно!
— Что до частной акционерной компании, то прямо с сегодняшнего дня берусь за дело.
— Я был уверен, что найду в вас единомышленника!
Они продолжали разговор, проходя мимо железнодорожного полотна. Останавливались, когда возникали спорные вопросы, приходили к согласию и следовали дальше. Софья Алексеевна, жена Бобринского, несколько раз выходила на террасу за тем, чтобы позвать мужа и гостя к обеду, но замечая, что они по- прежнему увлечены беседой, возвращалась в дом.