Вместе с ней.
— Я пойду? — внезапно осипшим голосом тихо спросила Ева. — Если что-то вдруг случится, просто представь себе веретено, оно сразу явится к тебе в руки. Нить тебя точно узнает. Спокойно уйдёшь, не заблудишься.
Сказала и о словах пожалела. Кто за язык-то тянул? За всё время знакомства ехидный Змеёныш её ни разу не подвёл. Не бросал и не уходил. А она снова и снова кусалась. Как будто он был виноват в её бедах. И как он её терпит?
— Рехнулась совсем, — Илья обречённо вздохнул. — С такими мыслями только топиться. Иди, разберусь я уж как-нибудь тут.
Руку высвободила осторожно, взяла артефакт и шагнула назад. Илья всё смотрел. На фоне белого камня скал острова он выглядел великолепно. Статный, высокий, широкоплечий. И корона ему очень шла. Острые длинные уши немножечко подкачали, но это дело привычки.
И взгляд. Только сейчас Ева вдруг поняла, что глаза у Ильи совершенно русалочьи. Кошачий разрез, чуть раскосый. И цвет. Просто светлые? Нет. Взгляд лучистый, серебристо-жемчужный и тёплый, как полуденный бриз. Девушка замерла, дыхание затаив и не в силах разорвать цепь прочно сцепившихся взглядов. Кто ты, Змеёныш?
Что в тебе так тревожит?
— Иди, — он выдохнул и, наконец, отвернулся. — И помни… — он на секунду замялся и гулко сглотнул, словно хотел ей сказать что-то важное, да слова в горле застряли. — У Серёжи еды на три дня. Ты же сама себя не простишь. Возвращайся ко мне. И к Серёже.
И хмыкнул, пытаясь ей искренне улыбнуться. Шутил же. Возможно. Ева молча кивнула, стремительно развернулась и быстро сбежала по узкой тропинке к обрыву. Внизу — пенистые шапки морского прибоя, над головой синее небо и яркое солнце. Или что тут у них в этом мире.
Шаг вперёд, и она полетела со скал прямо в пену прибоя. Безумие? Нет. Она знала, что делала. Помнила? Вероятно. Зелень глубин океана её тихо звала, обещала свободу. И не солгала.
Войдя острым лезвием в воду, Ева стала вдруг частью подводного мира. Как стайка рыб, бросившаяся врассыпную от неё, или морские ежи, медленно шевелившие длинными иглами между прибрежных камней. Она не могла утонуть или о камни разбиться. Как не может морская вода или тёмный песок.
Разрезая своим гибким телом слой тёплой воды, как пирог, Ева летела, скользила. Словно ракета неслась, отталкиваясь перепонкам от упругой среды. Воля. Зачем останавливаться? Почему она рвётся куда-то? Что может быть лучше полёта свободной русалки?
Может… Яркое, как огонь, воспоминание. Горячие губы, накрывшие рот. Сильные руки, толкающие на поверхность. Длинные музыкальные пальцы, хищная грация зверя. И глаза. Они завораживали, манили, словно ныряльщика драгоценный серебряный жемчуг.
Возвращайся ко мне.
Ева словно очнулась. Она ищет кольцо, путь к заветной свободе. Первый шаг к главной цели. Безделушка позволит найти ей того, кто сломал Еве жизнь. Она справится.
На минуту остановилась, разглядывая артефакт на ладони. Стрелка всё ярче светилась, вибрируя. Уже очень близко. Девушка оглянулась. Песчаное светлое дно лежало неглубоко. Лучи солнца, пронизывающие зелёную толщу воды, падали длинными яркими копьями, освещая его бархатную поверхность. Стайки рыбок резвились, похожие чем-то на рой диких пчёл.
В нескольких метрах от Евы на дне возвышалась огромная продолговатая тень. Сердце дрогнуло. Вдруг это хищник? Не хотелось бы стать чьим-то сытным обедом. Калорийности в Еве немного… Обидно бы вышло. Тащиться в другие миры и накормить собой местного крокодила.
Но стрелка неумолимо указывала в его сторону. Придётся потратить резерв героизма.
Осторожно зажав в руке артефакт, русалка скользнула ко дну. Не так всё и страшно. Обычный корабль, затонувший давно. Деревянный, обросший ракушками, как опятами пень. Мачты давно превратились в огрызки. Пугающая дыра в днище. Налетели на скалы? Не было здесь камней. Скорей, получили из пушки ядром. Или что там у них в этом мире стреляет и убивает. Неважно.
Поборов липкий страх, Ева нырнула в провал, и стрелочка артефакта вдруг вспыхнула, ярко сверкая. Её свет озарил чёрные стены. Какая-то круглая дверь… Хорошо бы не встретить скелетов. Плохо так думать, но Ева надеялась, что акулы давно уже растащили все кости покойного экипажа.
Обведя артефактом пространство крохотной и убогой каюты, русалка заметила блеск на стене. Пара движений руками, и она уже рядом. Так просто? На вбитом в стену гвозде, обильно покрытом крошащейся ржавчиной, ярко поблёскивая, висела старинная золотая цепочка. Колечко подвешено было на ней. Тоненькое, золотое, изящное. Жлоб. Мог бы невесте и поувесистее подарить, раз уж влез в приворот.
Возвращайся ко мне.
В мыслях вдруг прозвучало отчётливо.
Быстро схватив находку, Ева рванула обратно. Как там Змеёныш?
Что-то ей неспокойно. Совсем. Бросила парня в чужом мире на голой скале посреди океана. А вдруг ему солнцем макушку уже напекло? А вдруг дождь пошёл или шторм разразился? Русалка откуда-то знала, в каком направлении этот остров. И стрелой полетела сквозь толщу воды. Быстрее, быстрее! К нему.
Ей вдруг захотелось всегда возвращаться…
17. Жадная Ева
“Мудрость змеина, кротость голубина”. В. И. Даль Пословицы русского народа.
Белые скалы торчали из волн неприступными башнями. Ева устала, смертельно, по-человечески. Вынырнув из глубины, она ощутила, что задыхается. Сердце едва билось, словно зимняя муха в промёрзшем окне. Руки дрожали, на ногах будто камни повисли. Тянуло на дно.
С неимоверным трудом она выползла на крупную гальку у подножья обрыва. Почему нет Змеёныша? Зная его… Уже должен бегать по узенькой полосе мокрого пляжа и нервно ругаться с прибоем. Где он? Неужели её не дождался?
Зелёная идиотка, поверила младшему Змеёву. А он тут же взял и свалил. Поделом тебе, глупая Ева. Все мужчины такие… Нет. Упав на холодные камни, русалка закрыла глаза. Быть такого не может. С ним что-то точно случилось. Не зря она волновалась.
Перевернулась, скрипя зубами, встала на четвереньки и поползла. Лбом больно тыкаясь в отвесную шероховатость скалы. Обдирая ладони. Плевать, зарастёт. Главное, Пашкин артефакт не потерять по дороге наверх и кольцо, а то глупо выйдет.
Метр за метром ползла, мысленно чертыхаясь и робко надеясь на чудо. Ну пусть он на солнце уснул. Напекло с непривычки, бывает. Она даже не будет ругаться. Укусит легонько и всё. Потом крепко возьмёт его за руку и уведёт белого принца обратно, в земную избушку свою, по дороге на Север.
Последние метры прошла уже на ногах. Не то чтобы гордость её поднимала на подвиги, нет. В сомнительной ситуации руки лучше освободить. А происходящее Еве уже очевидно не нравилось. Змеёныша не было. Он как будто впитался в скалу.
— Змеёныш… — позвала осторожно, хотя ей хотелось орать на весь мир.
Истерика тут не поможет. Сил и так оставалось немного. А кто его знает, что здесь творилось… Внезапно и остро возникшее ощущение взгляда заставило оглянуться. И от увиденного содрогнуться. Спасибо, Илюша, ты оказался хорошим парнишкой. Когда всё закончится, Ева тебе голову оторвёт.
Белое тело торчало нелепым куском в глубокой скальной расщелине. Коса расплелась, снежно-белые волосы знаком полной капитуляции развевались по ветру. Он точно был жив, длинные бледные пальцы цеплялись за камни, на землистом лице застыла гримаса мучительной боли. Живописная сцена.
Второй участник которой держал одной лапой несчастного, вглядываясь в его лицо с холодным любопытством патологоанатома.
Птица? Перья в наличии, крылья и хвост. Кокетливый хохолок на затылке, глазки навыкате, пасть от уха до уха. Человеческое лицо без малейшего признака разума. Гарпия? Очень похоже. Здоровая, как птеродактиль, зараза. Как же, Илюша, ты вляпался?
— Ей, ворона! — набрав воздуха в грудь, проорала русалка. — Верни, что взяла!
Воровка не обернулась, она была занята. Приноравливалась к Илюше, протягивая к красивому восковому лицу когтистую левую лапу. То ли сожрать собиралась, то ли покрепче вцепиться. Оба предположения Еве категорически не нравились.
Подобрав из-под ног увесистый осколок скалы, русалка прицелилась и со свистом швырнула в птицу. Попала. От увесистого подзатыльника монстрица пошатнулась, неловко захлопала крыльями и оглянулась. Увидела Еву, наморщила лоб и скривилась.
— Хочешь ещё получить? — подняв второй камень, Ева ей ослепительно улыбнулась. Судя по вытянувшейся морде гарпии, клыки у русалки смотрелись что надо, вполне угрожающе.
— Вернул-о-о-ос! — прокурлыкала птица утробно. — Не дам!
— Перья повыщипаю! — не выпуская из рук тяжеленный булыжник, русалка шагнула навстречу крылатой. Их разделяли какие-то метры. Главное не смотреть на Змеёныша, иначе она просто сдохнет от ужаса. А гарпии чувствуют страх.
— Жадная! — рявкнула хищница.
Или гаркнула? Ева тоже так может.
— Ещё какая! — грозно шурша чешуёй, она подступала к самому краю обрыва.
Вот заодно и проверим, умеет ли эта ворона летать.
— Сильная… — прозвучало внезапно, и сиськастая птица прищурилась зло, — и живучая.
— Проверить тебя на живучесть? — выпустив когти, русалка подчёркнуто-равнодушно рассматривала хищный свой маникюр.
— Сосёт он тебя, — в тоне птицы отчётливо прозвучало сочувствие. — Зачем ему двое, отдай!
— Что? — прозвучавшее Еве совсем не понравилось. — Кто?
— Зло-о-у-й!— гукнула “добрая” птица и покосилась на Змеева.— Холодно-о-у-о-й!
— Своего никому не отдам,— теряя терпение, Ева вдруг рыкнула. Сама для себя неожиданно.— Вот только попробуй. Сожру.
Прозвучало внушительно. Гарпия содрогнулась и медленно отстранилась, из лап выпуская Змеёныша. Только бы он с обрыва не сверзился, непутёвый. И зачем он попёрся сюда?
— Кыш!—когтистая лапа русалки угрожающе замахнулась.
Птицедева расправила крылья, взглянув на Илью с явно гастрономическим сожалением, и тяжело спрыгнула со скалы.
— Я отсюда не вылезу… Уходи, — беззвучно, одними губами прошептал Змеев, но чуткая Ева услышала.