— Аве, дети, — взгляд Ге стал внезапно серьёзен. Она еле заметно нахмурилась и укоризненно посмотрела на Илью. — Ты ведь так и не отрывал учебник, оставленный мной? Совершенно напрасно. Иначе бы знал, какую магическую нагрузку несёт это древнее приветствие. Впрочем… — она сделала шаг вперёд, водружая на стол свою ношу и повернувшись к обоим спиной. — Сейчас вам будет явно не до этого. Ева, если ты всё-таки хочешь решить свой вопрос, то тебе снова нужно идти. Надеюсь, ты знаешь куда?
Ох уж эти оракулы. Вечно они изъясняются ребусами и головоломками. Ева вздохнула, закатывая глаза, но в это секунду поймала взгляд Змеева, направленный на неё, словно дуло заряженного пистолета, и замерла.
Драные яги, ну какая же она ослица. Он ведь всё слышал! Конечно, на остроту слуха Змеев не жаловался никогда.
Слова о любви прозвучали. Нелепо не вовремя и не по адресу. Илья им не поверил. В его светлом взгляде упорно стояли безмолвный вопрос и надежда. Робкая, как листочки на липах их сквера. Какой же он ещё… мальчик.
— Вы меня вообще слышите, детки? — голос Ге прозвучал раздражённо. — Ева, на сборы у тебя ровно час, сосредоточься уже.
— Да.
— Схема всё та же, — Ге тихо вздохнула и терпеливо продолжила. — Входной ритуал ты можешь не повторять, веретено его помнит. Для концентрации внешних энергий достаточно септаграммы. У тебя же она есть, стационарная?
— Зачем? — с трудом разорвав узел взглядов, Ева моргнула. — Я никогда здесь не колдовала. И нигде, и…
— Ясно. Вот и наложишь тогда, чтобы не прыгать опять по избушкам. Держи!
В руке у бессмертной возник странный предмет, чем-то похожий на чёрный обмылок.
— И постарайся без глупых помарок! — вручив его Еве, Ге поправила китель, плавным жестом откинула волосы на спину и шагнула к стене. — Вылавливать между мирами девицу с веретеном и обрывком портала будет попросту некому. У тебя ровно час. — Взглянув на Илью, она милостиво пояснила: — Нить между мирами можно прокинуть строго в определённое время, рассчитанное оракулом. Иначе она оборвётся. Ну… или вообще не протянется, как у Евы бывало не раз.
Сказала и вышла. Бессмертные в принципе очень не любят прощаться.
— То есть, рассчитывает оракул, а ошибается Ева? — фыркнул вслед ей Илья.
— Даже не спорь, — рассматривая очередной подарок, девушка хмурилась. — поговаривают, что Ге наша — богиня. Кто-то эпический из античного пантеона. Точно не Гермиона. Одно знаю точно: возражать ей бессмысленно. Всё получится именно так, как она и сказала.
— Она тут наговорила…
— И не только она? — Ева всё-таки окончательно развернулась и взглянула Змеёнышу прямо в глаза. Хватит самой себе лгать. Это глупо и малодушно.
— Ева, я всё понима…
— Заткнись, младший Змеев. Ты не понял вообще ничего.
Шагнула вперёд, повинуясь непреодолимой толкающей силе, остановилась вплотную. Подняла голову, в который раз пристально глядя на Илью снизу-вверх. Сунула руки под плотно прижатые к корпусу локти, ощущая недюжинную силу мужского тела, в ответ тут же окаменевшего. Крепко его обхватила, так плотно прижавшись, словно хотела врасти.
— Я рехнулась.
— Не выглядишь сумасшедшей.
Смотрел на девушку, не отрываясь. Только зрачок светлых глаз младшего Змеева вдруг стал вытягиваться вертикально. Девушка заворожённо наблюдала за удивительными метаморфозами.
— Я влюбилась в какого-то проходимца.
Илья, кажется, перестал даже дышать.
— Кстати, спросить всё хотела. У тебя там когда день рождения?
Спросила и прижалась щекой к его широкой груди. Сердце Ильи грохотало тревожным набатом.
— По документам — одиннадцатого ноября. А когда в самом деле, никто и не знает, — наконец, он вздохнул и, разом расслабившись, обнял Еву, носом уткнувшись ей в волосы. — Меня нашли в Рождество, отец присутствовал на каком-то там важном благотворительном вечере и толкнул речь о детях-сиротах. А когда сел в машину, нашёл там меня… Дальше я тебе всё рассказывал.
Она молча кивнула, прижавшись ещё даже крепче.
— Я был страшно хилым, но с четырьмя передними зубами. Дату рождения взяли с потолка. Просто цифра красивая. А почему ты спросила?
Похоже, что прав Павел Канин, и родились они в один день. В праздник осеннего равноденствия. Фатальное совпадение. Черты лица Змеева стали словно бы жёстче. Чеканные линии, гладкая кожа. Покажи он сейчас ей раздвоенный тёмный и длинный язык, Ева бы не удивилась. Прямо в эти минуты ей в лицо смотрел гладким веретеном вертикальный змеиный зрачок.
— Аве, любимый! — произнесла и, подняв подбородок, потянулась за поцелуем. — Это короткое слово — не просто обозначение добрых намерений или приветствие. Я свершила древнейший магический ритуал, произнесла нерушимую малую клятву. После того как она прозвучала, убить меня тебе будет намного сложнее. И наоборот.
— Хитрая щучка, — осторожно коснувшись губами самого краешка женского рта, Илья усмехнулся. — Только… мне не нужны эти слова. Кстати, раз ты уж спросила. У меня появились новости от отца. Очень несвоевременные.
Прозвучало настолько пугающе, что русалка его отпустила, отступая на шаг.
— Не тяни, изверг. Или на кухню пойдём, ты же голоден?
— Нет, — он вздохнул, на мгновение задумался и, нахмурившись, облизнулся. — Я в душ, срочно сделать вид если не цивилизованный, то хоть чуточку приличный, и за завтраком поговорим. Час — это очень немного.
— Ещё выжигать эту чёртову септаграмму! — подкинув на ладони чёрный обмылок, Ева поморщилась. Любит “бабуля” подбрасывать сложности. Чем ей не пришёлся по вкусу примитивной одноразовый контур? Славно же всё было, функционировало и без ненужных затей. Нет, ей потребовался стационарный. Можно подумать, что они будут строить портальную линию к сиротливому острову-скале.
— Завтрак точно не отменяется, — резко разворачиваясь, строго пробурчал ей Илья. — Он убыстряется и переходит в авральный режим.
Слава Создателю, духовка у новой плиты выделялась прекрасным характером и памятью совершенно не девичьей. Пицца не высохла, не подгорела и послушно стояла, блестя лоском расплавленного сыра, живописными помидорными пятнами и россыпью морепродуктов.
На то, чтобы вынуть из духовки тучный увесистый блин и разрезать его специальным ножом, круглым колёсиком с длинною ручкой, понадобились минуты. Часы на стене глумливо продемонстрировали первую четверть девятого. Выложив на большую тарелку одуряюще пахнувшие треугольники, на плиту водрузила блестящую кофеварку.
Прислушалась к звукам за дверью ванной. Обыкновенно Илья напевал в душе нечто бравурное. Эдакое фривольное попурри из обрывков воинственных гимнов и маршей. Теперь доносился только лишь шум струй воды. Что-то у Евы под ложечкой засосало тревожно. Наверное, голод. Поймав на себе понимающий взгляд из аквариума, отмахнулась от злобного роя пугающих мыслей.
Потянулась к панели новенького телефона. Надо Пашку предупредить об отсутствии на работе. Увидела извещение от начальства, открыла. “Даю отпуск тебе за свой счёт на три дня. И не больше! Не вздумай сорвать мне двадцатый этап. Выдеру как сидорову козу!” Усмехнулась, задумчиво перечитывая сообщение, и подпрыгнула, когда струйка горячего кофе устремилась в довольно высокую чашку, стоящую перед носом.
— Что ты постоянно подкрадываешься, Змеёныш?! — фыркнула громко, но совершенно беззлобно. — Ты меня напугал.
— Просто кто-то был так погружён в переписку с воздыхателями, что не заметил прихода соседа.
Слово “сосед” прозвучало вдруг до такой степени неприятно, что Ева едва заметно поморщилась. На долю секунды. Но Змеев увидел, конечно, он всё и всегда замечал.
— Прости… — налил себе кофе и занял высокую табуретку напротив. Именно занял, словно перед Ильёй стоял переносной миниатюрный престол. — Не хотел, чтобы ты…
— Фантазировала о себе неведомо что? — она вдруг рассердилась. — Жуй, давай и рассказывай.
Метнув на неё нечитаемый взгляд, Илья аккуратно взял порцию пиццы с тарелки. У Евы самой в жизни не получалось есть так… филигранно. Изобильной дорожкой она тут же рассеяла морепродукты, попыталась поймать их ладонью и, конечно же, промахнулась. В довершение перформанса русалка хлебнула горячего кофе и по закону незыблемой подлости им поперхнулась.
— Отец в Мариинке, — поймав недоумённый взгляд Евы, Илья еле слышно вздохнул и терпеливо пояснил: — не в театре, конечно, в больнице. Центральная на Литейном.
Иные не пользовались услугами заурядных врачей. На случай серьёзной необходимости усилиями Инквизиции был выделен корпус в каком-то там госпитале. Ева слышала краем уха, в каком, но информацию эту из головы просто выкинула.
Не болели простудами азеркины. А записываться в боевики ей бы и в голову не пришло.
— Что-то случилось? — вопрос выпал россыпью громко и глупо стучащих горошин и покатился по кухонной тишине.
— Да, инфаркт. Не смотри так, сам в шоке, — отрешённо глядя в окно, Илья методично живал свою пиццу, совершенно не чувствуя вкуса, — Вчера вечером. Начальник охраны сказал, что на сердце он жаловаться начал ещё с конца марта.
— Тебе нужно ехать к нему! — решительно доедая кусок, Ева пила остывающий кофе. — То, что вы в ссоре, неважно. Поверь сироте, собственными отцами не стоит разбрасываться. Если бы вдруг мой нашёлся случайно, то я…
Поймав на себе очень внимательный взгляд светлых глаз, русалка на полуслове неожиданно остановилась. Что бы она? Взяла и простила бы долгие годы забвения и одиночества? Сиротские детство и юность? Слёзы в подушку и зависть? Это легко говорить, исполнять же куда как труднее.
— У него штат персональных помощников и баб этих… — Илья кисло скривился и отвернулся. — Целый гарем.
— А ради чего же к тебе приходили? — прищурилась Ева, бросая взгляд на стену. Часики тикали. Времени оставалось всё меньше.
— Сообщили о том, что счета разблокированы. Я закинул в ЧС всех его жалких прихвостней и на сообщения не отвечал.
Илья злился. Зрачки снова вытягивались вертикально, лицо каменело. Нервно постукивая по столу длинными пальцами, он развернулся движением медленным и тягучим, совершенно змеиным. На Еву смотрел его зверь.