Что греха таить, Кирион оценил выбор матриарха. Этот политический брак имел все шансы стать счастливым со временем. И переписка с Сольвейг только подтверждала это.
Но прежде чем делать официальные шаги в сторону принцессы другого мира, как всякий благородный мужчина Кирион должен был завершить все необременительные отношения.
К сожалению, за последние несколько дней, архимаг пришел к выводу, что слово «необременительные» не подходят к его роману с Константцией.
Ах, сколько раз порывался он проверить всю подноготную девушки! Хорошо проверить, самому, а не как королевская гвардия. Кирион помнил все вскользь оброненные словечки, что царапали его спокойствие. Мелкие несостыковки, что то и дело находил пытливый ум.
Но, когда мы любим, мы слепы. И не потому что любовь дурманит разум, а потому что мы добровольно закрываем глаза.
И Кирион оре-Титалл закрывал. И закрывал бы дальше, если бы Навал не заговори. Если бы Констанция не оказалась причастной к покушению на сестру. И если бы не та судьбоносная встреча с Иштар.
Архимаг потратил уйму времени, сил и средств, чтобы перетряхнуть половину мира Железа и узнать о своей любовнице все. И этого «всего» было с лихвой, чтобы отрубить девушке голову без суда и следствия.
Но в память о той теплоте, что она дарила ему в самые печальные годы жизни. В память о собственной наивности, заставившей его поверить женщине. В память о тех чувствах, что он испытывал, Кирион ехал в подаренный им домик, чтобы поговорить с Констанцией начистоту.
В последний раз.
— Привет! — радостно воскликнул Констанция, кидаясь Кириону на шею. — Как я рада тебя видеть! Как соскучилась!
— И… я… — с трудом протолкнул слова принц. — Тоже рад тебя видеть.
Девушка звонко чмокнула его в щеку:
— Я приготовила твой любимый обед. Ты же наверняка ничего не ешь с этими своими очень важными королевскими поручениями!
Кириона хватило лишь на скупой кивок — обличительные слова застряли в горле, сердце ныло тупой болью. Лицемерие и предательство под такой удивительно красивой и душевной маской.
Пожалуй, не обнаружь в себе такую неожиданную сентиментальность, Кирион бы не согласился на обед. Но он, словно приговоренный к смерти, в тайне мечтал оттянуть неизбежное.
Они прошли в уютную гостинную, уже накрытую на двоих. Его любимое мясо, его любимые закуски, его любимое вино. Констанция знала его вкусы лучше его самого. Раньше это восхищало, сейчас же лишь навевало уныние.
— Все хорошо? Ты какой-то грустный, — заметила девушка, подливая вино Кириону.
— Да, есть от чего, — вздохнул он, откладывая приборы. — Нам нужно поговорить.
Девушка чуть нахмурилась и чуть подалась вперед, готовая внимать. Кирион глотнул вина и, глубоко вздохнув, произнес.
— Я пообщался с господином Строном. И вот какое дело, его племянница Констанция Строном умерла трех дней от роду.
— Дядюшка стар, и наверняка уже путается в годах и людях, — равнодушно пожала плечами Констанция.
— Ему сорок. — мрачно проговорил Кирион.
— Никогда не отличался крепким здоровье. Еще и пил.
— Ему сорок, и он может голыми руками гнуть подковы.
— Ну, сила есть — ума не надо…
— Констанция! — рявкнул архиаг. — Я. Все. Знаю.
В гостиной повисла нехорошая тишина. Девушка все еще немного хмурилась и все еще изображала внимание. Но теперь, вот лишь только теперь Кирион видел, что она лишь изображала.
— Если ты сейчас сама расскажешь мне все, я добьюсь снисхождения короны.
Констанция откинулась на спинку стула, оббитого шелком, приподняла бровь и посмотрела на Кириона каким-то чужим, высокомерным взглядом.
— Отпустишь меня?
— Казню быстро и безболезненно.
Глаза у девушки сквернули. Хищно, опасно, магически.
— Ты — маг? — не смог скрыть своего удивления Кирион.
— Естественно, — чуть скривила губы Констанция. — Мой род один из древнейших и сильнейших. Был. Пока у отца не взыграла мания величия.
— Расскажи мне все, — мягко попросил Кирион.
— Хм, — девушка приложила указательный пальчик к уголку рта, изображая глубокую задумчивость. — Даже не знаю, с чего начать. С того, что меня с детства хотели под тебя подложить? Или, нет, лучше с того, что моя семья страстно желала заполучить трон? Или, может быть, с того, что согласно планам Серого Совета, мир Железа должен был пасть следующим после мира Дерева, к ногам величайших умов и самых могущественных магов?
Кирион чуть прикрыл глаза, чувствуя отвратительную усталость. Он подумал, что и так уже все это знал, и слушать заново не было никакого желания. Не знал он лишь одного:
— Скажи, Констанция… — негромко произнес принц. — Ты когда-нибудь меня любила?
Девушка презрительно фыркнула:
— Ты просто оскорбляешь меня этим вопросом, Кирион. Я никогда и никого не любила, кроме себя. Знаешь почему? Потому что после всего случившегося с Серым Советом, бывшим вообще-то моей семьей, доверять я могу лишь себе. Себе одной. Я и только я желаю себе счастья, могу оценить себя по достоинству и добьюсь для себя лучшего.
— Ясно. — глухо отозвался Кирион и оперся на стол, поднимаясь.
Но ноги не слушались.
Девушка хмыкнула, увидев эту попытку:
— Вот какая штука, Кирион. Пока ты узнавал все про меня, я узнавала все про тебя. И если ты думал, что наследницу самой влиятельной структуры Орихалковых миров можно застать врасплох, о, ты еще более бесполезен, чем я считала.
— Что ты… что ты со мной сделала? — плохо ворочающимся языком произнес архимаг.
— Всего лишь протерла дурман-зельем твой бокал изнутри, — мило улыбнулась Констанция, потягивая свое вино. — Потрясающая травка, правда? Кстати, смогла купить у одного из женихов твоей дражайшей сестрицы. Жаль, он тоже оказался слишком правильным и вздумал все растрепать. Врядли ты его найдут в трущобах Ирониума — поистине магическое место, там можно спрятать что угодно, не только труп.
— Что ты… чего ты…
— Что я с тобой сделаю? О, у меня было время обдумать! И уверена, тебе понравится. Это даже еще более щедрый подарок, чем обещанная тобой быстрая и безболезненная смерть.
Кирион почувствовал, как ему в шею впились сотни острых иголок, но уже не мог ни пошевелиться, ни призвать магию. Перед его расфокусированным взором появилось лицо его любовницы, расплывающееся в хищной улыбке.
И прежде чем окончательно потерять связь с реальностью, Кирион услышал злой смешок Констанции:
— Передавай привет Повелительнице Кошмаров.
Глава 41
Банк Киллинджера располагался в гильдейском районе, потому как умный лорд предпочитал делать ставку на средний класс. Средний класс был основой любой власти и хуже всего располагал к революциям. Люди, живущие в достатке, как правило боятся каких-либо перемен. Зато среди них чаще всего можно было найти единомышленников любых реформ. Довольно высокий уровень образования позволял жителям данного района думать не только о пропитании, но и предаваться размышлениям о судьбах миров.
Что, конечно, забавно с точки зрения власти в моем лице, ведь люди, не видящие всю картину полностью, не могут оценивать политическую и экономическую ситуацию в мире Железа, и, как следствие, зачастую имеют ошибочное суждение.
И тем не менее, недовольные волнения, начавшиеся в трущобах, медленно, но верно докатились и до района сытых горожан. Еще чуть-чуть, еще совсем немного, и на улицы Ирониума выплеснется Океан Хаоса.
Можно сказать, что мы успели вовремя.
Я шла с высоко поднятой головой по улицам столицы, окруженная бойцами Клэр, гвардейцами и продавцами кошмаров. Мы двигались единым организмом, шагая в ногу. Маги держали наготове щиты, гвардейцы — оружие, а продавцы кошмаров — заточки.
И я кожей чувствовала, как идущий рядом Вальтер, нагнавший нас уже на границе дворца, буквально фонит магией от напряжения. И это успокаивало.
В это же время ударные отряды гвардии начинали теснить митингующих, зачищая квартал за кварталом. Я запретила бить на поражение, только в случае непосредственной опасности своим бойцам. Но что им может противопоставить голытьба?
Ничего, кроме своего отчаяния.
Я шла и чувствовала такое лютое бешенство, какого, кажется, никогда не испытывала. Даже, когда вытаскивала Кириона с Фронтира. Самый обласканный властью человек, самый близкий друг матриарха пользовался всеми своими связями и силами, чтобы пошатнуть наш трон, мой трон. Вместо того, чтобы использовать все свои ресурсы во благо общества, он пытался его раскачать, надеясь на что? Что гражданская война его возвысит? Что кровь на улицах моей столицы все смоет? Что страх и отчаяние людей все окупит?
Здание банка было шикарным. Белокаменный, двухэтажным, с колоннами и лепниной, огромными окнами. Он ярко выделялся на общем фоне чисто аристократической изысканностью.
— Рассредоточиться, — скомандовала Клэр, и половина моего сопровождения моментально растворилась в воздухе.
В сам банк я вошла в компании Клэр, Вальтера и еще двух бойцов, тягавших сундук, битком набитый бумагами. Для запланированного мной представления, главный зал банка подходил идеально. Это было просторное помещение, по периметру которого стояли столы клерков для работы с клиентами. И забито оно было основательно — в периоды народных волнений, люди все время бегут в банки, правда, с разными намерениями. Кто — все забрать, опасаясь, что толпа ворвется в банк, а кто-то наоборот, все спрятать, опасаясь, что толпа ворвется в их дом.
— Ваше Высочество? — неуверенно спросил работник банка, за столом которого сидела очень встревоженная девушка с малюткой на руках.
Я обвела взглядом шушукающееся помещение и поинтересовалась:
— У меня ценные бумаги вашего славного банка. Я бы хотела их обналичить согласно рыночной стоимости, закрепленной утренними торгами.
Моментально стало тихо-тихо. Кажется, присутствующие даже дышать перестали. Я прошлась по отполированному до зеркального блеска мрамору пола. Стук моих каблуков разносился по залу, и с каждым шагом напряжение нарастало.