Миссис Раймер тем временем активно передвигалась по своему кабинету, отделенная от меня всего лишь дверью и тонкой стенкой. Выдвигала ящики стола, включила компьютер, придвинув табурет и достала какой-то файл с верхних полок, уставленных делами учениц…
А что, если спрятаться за стол? На время — пока она не уйдет? Ведь Ник не узнает… Придет потом — а я все там же, где он и оставил меня…
В левом верхнем углу комнаты что-то мелькнуло, привлекая мое внимание. Я повернулась и ахнула — почти неприметная настенная камера! И судя по зажегшемуся зеленому огоньку — только что включившаяся!
Всеми камерами у нас в колледже заведует лично ректор по дисциплине — устанавливает, следит, дистанционно управляет. Если встану — можно смело помахать ему на прощанье ручкой.
Чувствуя, что отчаяние и безысходность затапливают мое сердце, я легла обратно на стол. И закрыла глаза, слыша, как миссис Раймер, что-то бормоча себе под нос, гремит ключами перед разделяющей нас дубовой дверью. Еще секунда — и я буду обнаружена, навсегда опозорена и изгнана из колледжа без всякого диплома, перспектив, да еще и с разбитым сердцем.
Уже почти вставив ключ в замочную скважину, миссис Раймер вдруг остановилась, и я услышала громкий шорох, как если бы кто-то копался в сумке.
— Слушаю, — сказала секретарша, и я поняла, что она отвечает на телефонный звонок, который я почему-то не услышала. Наверняка, ее телефон поставлен на вибрацию, без звука. — А… доктор Кронвиль, добрый вечер…
Я вздрогнула и навострила уши.
— Я как раз у директора в кабине… Что? Что вы говорите?! Я и не знала, что вы держите в кабинете утюг! Конечно, сейчас сбегаю, выключу! Все остальное подождет! Но как же это вы так неаккуратно?.. Пожарная безопасность, все-таки…
Снова шорох, и снова тишина.
Лежа на столе, я переваривала, что только что произошло. Значит, Ник следит за всем, что я делаю и всем, что происходит? И в любом случае, узнал бы, ослушалась я или нет? А тебя это удивляет? — съязвил внутренний голос. У человека камеры по всему колледжу, который он считает своим родовым поместьем. Даже кабинет этот, вполне вероятно, принадлежал кому-то из его предков. А, возможно, и этот стол, на котором тебя только что оттрахали до потери пульса.
Но чего он добился этим своим звонком? Миссис Раймер за пять минут дошлепает до его кабинета, убедится, что никакого утюга там нет, и, браня Кронвиля за рассеянность, вернется в кабинет директора. Ведь он не стоит за дверью, и в любом случае не успеет сюда вернуться, чтобы позволить мне уйти.
Незамеченный мной раньше, резко задребезжал на столе здоровенный, антикварный телефон. Мое сердце окончательно ухнуло в самые пятки.
Телефон звонил, не переставая — вероятно не имея в себе функции автоответчика. Слегка подуспокоившись, я задумалась. Кто бы это мог быть? Директор? Звонит самому себе в пустой кабинет? Зачем?
Начиная кое-что подозревать, я протянула руку, сняла трубку и осторожно поднесла ее к уху.
— Можешь уйти оттуда… — разрешил мне Ник приглушенным голосом, искаженным качеством аппарата.
Слава Богу…
Не помня себя от счастья, я слезла со стола и покачалась на затекших от неудобной позы ногах. Совладав с мышцами, бросилась к выходу… и застыла перед дверью в ужасе, мельком увидев в настенном зеркале свое отражение.
Ну и видок… По-быстрому натянула на плечи майку с лифчиком, огляделась в поисках остальной одежды… И не увидела ни своих джинсов, ни трусов, ни обуви.
— Что б тебя… — повернувшись к камере, сказала я по-русски, борясь с желанием показать ему средний палец.
Этот гад прихватил с собой все, что у меня было! Нет, я определенно не понимаю его «тонкий английский юмор».
Еще раз огляделась в поисках чего-нибудь, чем можно прикрыться… И сразу увидела светлый мужской пиджак, небрежно брошенный на диван. Подскочила, подняла его и покрутила в руках — точно не директорский, директор маленький и круглый, как шарик. Вероятно, Ник снял пиджак перед тем, как развалиться в кресле доктора Моррисона, в ожидании меня.
Примерив, можно ли обвязать этот пиджак вокруг пояса, я передумала и просто надела его, плотно запахнувшись. И выскочила из кабинета, а затем и предбанника.
— Мисс Красновская!
Возмущенный голос секретарши доктора Моррисона настиг меня уже в пустынном коридоре.
— Да, миссис Раймер.
— Как вам не стыдно, девушка? Что это на вас? Вы же практически голая!
О, миссис Раймер, вы даже не представляете себе, насколько я голая… Я одернула пиджак книзу — так, чтобы он доходил мне до середины ляжек.
— Простите, миссис Раймер — я не думала, что выйдет так коротко…
— Немедленно идите в общежитие и переоденьтесь! Что это за мода пошла такая?.. Мужской пиджак? В мое время девушке никогда не пришла бы в голову мысль надеть мужской пиджак… — ворча и качая головой, секретарша пошла обратно к директору в кабинет, выполнять «в лучшем виде» свое поручение.
А я с облегчением вздохнула. Кронвиль бы мне так быстро не спустил, нет… В прежние времена, по крайней мере. Сейчас… что ж, проверим, что он скажет по поводу моей новой манеры одеваться. И ходить босиком.
Запахнувшись плотнее, злая, как черт, я направилась прямиком к маленькому флигелю с западной стороны поместья.
— Он в М-москве… — сходу, прям с порога, объявила я, переминаясь с босой ноги на ногу и подпрыгивая от холода. Пока шла, так замерзла, что и ругаться передумала. Лишь бы пустил.
— Кто? — ошарашенно спросил Ник, глядя на меня так, будто увидел ангела и черта в одном лице. Потом вдруг опомнился, помотал головой и прошипел, понизив голос. — Что ты здесь делаешь? Я разве сказал тебе приходить сюда?
Высунувшись, он огляделся и быстро втащил меня внутрь.
— Мне что… в этом идти в общагу? — зло спросила я, распахивая его пиджак. — Это не я, между прочим, забрала все мою одежду и заставила саму себя шлепать по улице босиком, без штанов, без трусов и в пиджаке, еле закрывающем мою задни…
Не дослушав, он вдруг подхватил меня и буквально впечатал в стенку долгим, жгучим поцелуем.
— Так кто там… в Москве?.. — прерывисто дыша, оторвался он от меня минуты через две. И тут же спустился ниже — терзать мою шею, одновременно стаскивая с меня собственный пиджак… и все остальное.
Интересно, в сорок лет все такие дикие? — неотчетливо подумала я, подставляя все, что только можно было подставить… Попыталась расстегнуть на нем рубашку, но дрожащие пальцы не слушались… Плюнула, бросила это бесперспективное занятие и дернула рубашку за воротник, посылая пуговицы прыгать по комнате.
— Компромат… в Москве…
Черт, да что ж это такое… Под рубашкой — майка! Начала задирать и не успела — он приподнял меня, посадив себе на пояс… Потом наклонился, схватил мою грудь ртом… и сам застонал, обдавая сосок горячим, влажным дыханием…
— Анжи…
Стискивая его бедра, цепляясь рукой за вешалку у себя за головой, я уже ничего не соображала — все мысли сосредоточились на кончике его языка и на горячей твердости, трущейся о мою промежность…
— Сладкая… такая сладкая… — лизнув напоследок, он накинулся на мою вторую грудь, всосал и слегка прикусил сосок… Вскрикнув от неожиданности, я зарылась лицом в его волосы… И вдруг, сама не поняв как, оказалась в кресле — том самом кресле, у камина — а он между моих ног, стягивая то немногое, что еще оставалось на мне… И сам уже голый по пояс! Какой красивый… как бог, римский бог…
— Что значит… в Москве?
Все остановилось. Ник замер надо мной, тяжело дыша.
— Потом… потом поговорим… — заныла я, не веря, что он опять это делает.
Но он уже отстранялся, меняясь во взгляде — глядя на меня суженными глазами, как на чужую.
- Так… ты — шпионка? Российская шпионка?
Нет, он точно псих.
— Какая шпионка? Ты сдурел, что ли?
Все еще подозрительно щурясь, он встал, подтянул штаны, сдернул со спинки кресла плед и накинул на меня.
— Тогда объяснись.
Прикрывшись до пояса, я открыла было рот, чтобы рассказать ему все, что натворила с компроматом… и вдруг поняла, что безумно хочу курить. До одури, до дрожи в руках. Стиснула зубы, стараясь не думать, насколько прекрасна в такие моменты может быть в руках хорошая, вкусная сигарета.
Наверняка думая о чем-нибудь похожем, Ник прошел к бару и налил два бокала скотча со льдом. Принес, протянул мне один и спокойно уселся на диван напротив, положив ногу на ногу — прям ожидание во плоти. Будто и не собирался только что надеть на себя презерватив.
Ну что ж, скотч, конечно, не сигарета, но сойдет. Выдохнув, я закинула в себя сразу полстакана — он даже поморщился от такой манеры уничтожать дорогой алкоголь — и рассказала ему все, что произошло.
Как, разбушевавшись, дала приемщику в мастерской электроники адрес своей московской квартиры, и как позвонила потом из Убежища, в ту же мастерскую — потребовать, чтобы выслали телефон мне на дом, в Москву. А под конец рассказа клятвенно пообещала привезти компромат, как только последний прибудет в Москву. Что, с тяжелой руки Почты России, произойдет где-нибудь примерно… месяца через два. Как раз под конец моих летних каникул. Вот, заберу его и сразу же приеду обратно в колледж.
Качая головой, Ник глядел на меня уже не на как чужую, а как на откровенно ненормальную. Наконец, одним глотком допил свой стакан и резюмировал.
— Нет, ты не шпионка. Ты — просто дурочка. Обыкновенная, маленькая дурочка.
Я вконец обиделась. Совсем. Что было довольно странным — потому что до сих пор он делал много чего, на что действительно стоило бы обидеться. В частности, только что заставил меня три часа пролежать голой на директорском столе. Но вот ведь, за директорский стол не обиделась, а от «дурочки» на глаза сразу же навернулись слезы.
— Наивная, глупая дурочка, — не отрывая от меня глаз, повторил Ник. Поставил пустой стакан на каминную полку, подошел, опустился на колени и сорвал с меня плед. — К тому же, довольно безалаберная… — приблизившись, притянул к себе и обнял мое лицо