Но не успел пройти даже десятка шагов, как навстречу вылетел совсем молоденький французский солдатик.
– Стоять на месте, дед! – заорал азартно он и вскинул винтовку.
«Вот же млять!..» – я про себя выругался и повторил ритуал – то есть опять состроил гневную рожу и погрозился клюкой.
Но, в отличие от турка, на французика пантомима не подействовала. Вообще никак не подействовала.
– Что ты там бормочешь, старый пень? – презрительно скривился солдат, сдвинул на нос кепи и ткнул мне стволом в грудь. – А ну показывай, что тащишь!
«Прости меня, Господи…» – я переступил, становясь боком, с кряхтеньем поставил мешок на землю и, выпрямляясь, снизу вверх ткнул лягушатника набалдашником посоха в подбородок.
Звонко лязгнули зубы, солдатик приглушенно взвизгнул и, бросив винтовку, обеими руками схватился за челюсть.
«Да, братик, сочувствую, прикушенный язык – это реально больно…» – Клюка опять взмыла в воздух и с глухим стуком опустилась французу на затылок.
Убедившись, что правки не надо, я на всякий случай пнул его сапогом в висок, подхватил с земли трофей и быстрым шагом пошел по улочке.
По пути встретилось несколько человек, но, увлеченные обсуждением все еще продолжавшейся пальбы, они не обратили на меня никакого внимания.
К счастью, запряженная осликом небольшая двухколесная тележка, с гордо восседавшим на облучке вахмистром, оказалась на месте – то есть в глухом безлюдном проулке.
Походя, я сбросил ношу в телегу и негромко пробормотал:
– Трогай, братец…
– Угум-с… – без лишних слов Пуговкин притрусил мешок сеном, опять взобрался на свое место и тряхнул возжами. – Но, залетный…
Осел пошевелил мохнатыми ушами, неохотно поднапрягся и потащил поскрипывающую всеми сочленениями повозку.
Ну а я сам побрел на конспиративную квартиру.
Куда вскоре благополучно и добрался.
Глава 18
Бывшая Османская империя.
Константинополь. Район Ортакей
31 января по старому стилю. 1920 год. 14:00
– Но как? – Игнашевич не мог оторвать взгляда от брезентового мешка, опечатанного сургучными печатями. – Как у вас получилось, Георгий Владимирович? Ведь…
– Ведь нас кто-то опередил, – продолжил за него Синицын. – Правда, не знаю кто.
В отличие от эсера, штабс-капитан вел себя гораздо сдержанней.
– Может быть, дашнаки[49]? – предположил вахмистр. – Еще те головорезы.
– Нет, – мотнул головой сотник. – Турки это. Я их за версту различу. Кемалисты, они самые. Видать, информация о золоте не к нам одним ушла. Но все-таки, как вам удалось, Георгий Владимирович?
– Повезло, – коротко ответил я. – Пока один из них отстреливался, второй ухватил мешок, после чего сделал ноги. Ну и наткнулся на меня в переулке. Дальше, думаю, объяснять не надо?
– Не надо, господин капитан, – ухмыльнулся казак, подбрасывая на ладони складной нож. – Ну что, глянем? Может, гаек каких вместо золотишка французики отсыпали.
– Вряд ли, – возразил ему Синицын. – Если готовилась провокация с живцом, на прикрытие поставили бы больше людей. А так, скорее всего, просто лейтенант не смог избавиться от охраны.
– Вскрывайте, – приказал я сотнику.
Клинок с треском вспорол шнуровку на мешке. Тетюха засунул внутрь руку, помедлил, злорадно улыбаясь, а потом жестом фокусника извлек несколько небольших увесистых колбасок, завернутых в пергаментную бумагу, через которую хорошо просматривались грани монеток.
Я облегченно выдохнул. Нет, в подставу я не верил. Не верил по уже озвученным штабс-капитаном причинам. Не ждали франки нападения, иначе бы турок перебили в самом начале заварушки. Да и не стали бы они так рисковать своими же людьми. Впрочем, по последнему пункту я не особо уверен. Контрразведка всегда была грязным и не особо гуманным делом.
Пуговкин взял на себя обязанности бухгалтера и после виртуозно проведенного пересчета сухим казенным тоном объявил, что в мешке находятся монеты разного номинала на общую сумму ровно в пятьдесят тысяч золотых рублей.
– Етить! – восхищенно высказался Тетюха. – Я столько одним разом в глаза никогда не видел.
– И я тоже… – поддакнул ему Игнашевич, осторожно перекатывая в пальцах тускло отблескивающий кругляш. – На эти деньги можно… Э-эх… можно так развернуться…
– А я видел и больше, – спокойно пожал плечами вахмистр. – Когда… – но тут же запнулся и добавил: – Неважно, когда.
Синицын среагировал очень ожидаемо. Штабс-капитан, не скрывая своей озабоченности, заявил:
– Это все хорошо, господа. Но ведь придется оприходовать эту сумму. А как? Командование быстро все сопоставит. И тогда…
«А вот хрен тебе…» – подумал я. Но озвучил совсем другое.
– Значит, придется немного погодить с оприходованием, Алексей Юрьевич. Если что, проведем несколькими суммами. И под разные операции. Возможно даже разными валютами.
– Разве что так, – штабс мигом успокоился.
– Именно так. Но об этом подумаем позже. А пока поздравляю вас, господа, с благополучным окончанием операции. Но… на самом деле поздравлять нас не с чем… – я сделал паузу, подождал, пока на физиономиях соратников окончательно утвердится недоуменно-обиженное выражение, и только после этого продолжил: – Плохо работаем, господа. Очень плохо. Это касается всех, в том числе и меня. Увы, по всем показателям, эту операцию мы провалили. С треском провалили. И только лишь по счастливой случайности избежали окончательного позора. Будем делать выводы…
Честно говоря, меня все устраивало. Минимум телодвижений – и барыш в кармане. Что еще надо для полного счастья? Но если уж играть сурового и мудрого командира – так играть его до конца. М-да… вжился, называется.
Привычный к начальственным выволочкам личный состав воспринял критику должным образом: то есть изображая на мордах величайшее внимание и искреннее раскаяние. Но я прямо чувствовал, что их распирает один очень насущный вопрос. Какой? Конечно же: а перепадет ли чуток золотишка в виде премии? Ну что же, совсем не удивлен. Во-первых, все люди, а во-вторых, я их и так порядочно развратил внеплановыми дотациями, и собираюсь развращать дальше. Для чего? Опять же существуют два ответа. Я всегда делюсь с подельниками, это, так сказать, мой принцип, а вторая причина тоже весьма банальна – подчиненные весьма неохотно сдают и подсиживают щедрого начальника. Ну как ты сдашь, если сам уже давно соучастник его невинных шалостей. Как-то так. Но хватит разглагольствований.
– Думаю, господа, вам положена некая премия. На личные нужды и на оперативные расходы. Скажем… в размере пятисот рублей золотом каждому. Но вся сложность в том, что французы сейчас будут отслеживать в обороте любую российскую валюту, поэтому светить червонцы нецелесообразно. Немного позже я озабочусь их безопасной конвертацией, а премию выдам франками, благо некий запас у нас имеется. Возражения? Тогда, перед тем как перейти к следующему вопросу, можно пропустить немного коньяку. Антон Васильевич…
– Уже озаботился, – эсер подскочил и достал из шкафчика бутылку. – Вот. Французский «Реми Мартин». Сам не пробовал, но говорят, сущий нектар. Я взял целый ящик.
– Покажите… – я взял коньяк и невольно хмыкнул, потому что Игнашевич где-то разжился элитным «ХО». И похоже, не поддельным, а настоящим: – Хм… и во сколько вам он обошелся?
– Ну… – эсер слегка смутился. – Я не покупал. Скажем так… Им со мной расплатились за некую услугу. Фактически произошел обмен. А сам коньяк, скорей всего, затерялся при разгрузке какого-то корабля.
Синицын укоризненно покачал головой:
– Антон Васильевич. Смею предположить, эти ваши коммерции не имеют ничего общего со служебной необходимостью.
– Жить-то как-то надо? – беззлобно огрызнулся Игнашевич. – Ведь сам я не ворую…
– Разливайте, – скомандовал я, предупреждая возможные трения. – Кстати, здесь найдется укромное место, чтобы спрятать золото? Пока не уляжется суматоха, перебазировать его куда-либо будет неразумным.
– А как же, – эсер подал мне наполненную рюмку. – В подвале я оборудовал небольшой тайничок. Там же лежит оружие с боеприпасами.
– Отлично. Ну что, господа, с почином…
Коньяк действительно оказался весьма неплох. Но мы позволили себе употребить всего одну бутылку. Почему? Да потому что на сегодня, а верней, на завтрашнее раннее утро, была запланирована еще одна акция. Дело в том, что до сих пор осталась не оборванной одна ниточка, связывающая меня с разгромленной польской резидентурой. И эту ниточку требовалась как можно быстрее оборвать.
Мы обговорили дальнейшие действия, после чего разошлись по своим делам, условившись встретиться здесь же в двадцать ноль-ноль, как раз перед наступлением комендантского часа. В том, что он будет введен, никто из нас не сомневался. Пуговкин отправился договариваться об еще одной конспиративной квартире, а верней – целом доме в азиатской части Константинополя, а Синицын как на крыльях полетел покупать вторую машину. Тетюха и Игнашевич свои цели не озвучили, ну а я поплелся домой, для того чтобы банально вымыться, поесть и отоспаться. К тому же надо было наконец забрать у кожевенника готовые кобуры.
Для конца января погода стояла более чем приличная, поэтому решил прогуляться к пансиону пешим порядком. Благо идти предстояло всего около полутора километров. А свой маршрут спланировал так, чтобы пройти мимо антикварной лавки пана Опольского. Нет, ну интересно же: сработал наш ложный след или нет?
Однако ничего понять не удалось, потому что магазинчик оказался банально закрыт. А это, с довольно большой долей вероятности, позволяло предположить, что поляка до сих пор никто не хватился. А если хватились, то паники еще не подняли. Да и кому панику поднимать? Как я уже успел узнать, местная полиция – учреждение довольно специфическое, если не сказать больше. Но посмотрим. Поляки в любом случае работали в тесном контакте с оккупационными спецслужбами, а этих ребят недооценивать явно не стоит.