– Это говорит всего лишь о том, что Георгий Владимирович прекрасно осознает, где и в каком качестве он находится… – сухо перебил Синицына Пуговкин. – В отличие от некоторых. Я не раз повторял и повторю еще. Контрразведка это тебе не по небу на этажерке рассекать и не в атаку с сабелькой наперевес ходить. Работа разведчика – в первую очередь лицедейство и сдержанность в поступках. На фронте будешь трупами раскидываться, а здесь головою больше работать надо.
– Дык, контузия опять же может быть… – неожиданно поддержал его Игнашевич. – У нас прапорщика Милютина как шваркнуло, так он как очухался, сразу на непонятном языке заговорил. То ли китайский, то ли еще какой. Даже глаза косить начали. И стал коньяк ведрами хлестать. Хотя всегда блевал с него дальше, чем видел.
– А девка его? Ясмина та, – Синицын даже не подумал сдаваться. – Да настоящий фон Нотбек ни одну бабу к себе, окромя бл**ей в борделях, не подпускал. Убежденный холостяк был.
– Дурак ты, Юрьевич… – вахмистр снисходительно покачал головой. – Уж извиняй меня, но дурак. Сие чувство речется любовь и рано или поздно случается с каждым. Вот возьми меня. До таких годков дожился, а нет, окрутили. И радуюсь, да-с, ибо мужик без бабы рядом, как хрен без яиц, Господи прости. Так-то. И тебя сия участь не минует со временем.
– Это точно, – опять поддакнул Игнашевич, отчего-то смутился и покраснел.
– Пускай так! – зло буркнул Синицын. – Но и это не все. Настоящему фон Нотбеку даже в голову бы не пришло скрывать трофейное золото от непосредственного руководства. Тем более проводить с ним сомнительные махинации.
– Опять двадцать пять… – хмыкнул Пуговкин.
– Так вроде никто и не скрывает, – удивленно наморщил лоб Игнашевич.
– Господа… – я слегка прихлопнул ладонью по столу, привлекая к себе внимание. – Мне, конечно, лестно ваше заступничество, но уж позвольте самому ответить на вопросы Алексея Юрьевича. Благодарю. Ну что же, похвально, похвально, штабс-капитан. Вашей наблюдательности можно позавидовать. И вы совершенно правильно высказали свои сомнения, ибо было бы гораздо хуже, если между нами поселились недоверие и недомолвки. Итак, кто же я, по-вашему?
– Не знаю, – упрямо мотнул головой Синицын. – Но не фон Нотбек это точно.
– Возможно, красный шпион в гриме? – предположил я. – Не изволите проверить мой парик? Ладно, не кривитесь. А теперь внимательно меня слушайте. На первый ваш вопрос я уже ответил, а что до смены моего поведения, так я сознательно изменил свои некоторые привычки, так как одно дело командовать ротой в бою и совсем другое дело заниматься нелегальной разведкой. Хотя и контузия тоже сказалась, в некотором роде. Но признаю, утопить красных в крови мне до сих пор невыносимо хочется. А трупов вы еще дождетесь. Уверяю. Теперь о золоте. Скажу честно, подобное против всей моей сущности, но, увы, поступать таким образом меня вынуждают обстоятельства. В первую очередь осознание того, что все усилия пропадут даром, если мы просто отдадим трофей. Как говорится, жизнь такая, не мы такие. Да что я вам говорю, уверен, вы сами все понимаете. И самое последнее…
Я встал, не спеша подошел к Синицыну и от души врезал ему под дых. А потом склонился над упавшим на колени штабс-капитаном и процедил:
– А это за «девку». Еще раз услышу подобное, вспорю пузо и повешу сушиться на солнышке, как карася. Теперь узнаете меня, Алексей Юрьевич?
Не знаю, возможно, я угадал с фразой, либо подобное поведение было характерно для фон Нотбека, но Синицын отчаянно закивал и просипел, хватая воздух ртом, как рыба на суше:
– Д-да… п-прошу извинить меня, господин капитан… Бес попутал. П-право, я не хотел… Готов дать вам любое удовлетворение. Прошу перевода из резидентуры. Хоть на фронт…
– Обойдетесь. А здесь служить кто будет? Считайте, что ваши извинения приняты, – сухо ответил я ему, помедлил секунду, потом четко развернулся и шагнул к Игнашевичу. – Теперь вы…
Эсер, не спуская с меня взгляда, шарахнулся назад и гулко хлопнулся спиной об стену.
– Что за фортели, Антон Васильевич? За каким чертом вам понадобилось влезать в дела с золотом? Деньги нужны? На обмене заработать решили? Отвечать, вольноопределяющийся! – прикрикнул я, в упор посмотрев на Игнашевича.
– Я… я…
– На сделку требуется? Или задолжали кому? Сколько?
– Триста золотых рублей… – с мрачной решимостью ответил эсер. – С возвратом. На дело надо.
– Хорошо, – буднично сказал я, делая вид, что потерял интерес к нему. – Но из подотчетных денег вы не получите ни копейки. Я ссужу из личных средств. На возврат – месяц. По целевому использованию – отчитаетесь письменно. Устраивает? Вопросы? А теперь, общая команда, становись!
Соратники немедля выстроились у стенки по ранжиру. Игнашевич, принявший образцово-показательную строевую стойку, за ним все еще скрюченный Синицын, а замыкающим пристроился самый низкорослый Пуговкин, смотревшийся довольно комично с выпущенной из штанов нательной рубахой до колен.
Я прошелся вдоль строя, отметил, что личный состав ест слегка очумевшими глазами начальство, то есть меня, и только потом, старательно копируя своего ротного в военном училище, начал говорить. А точнее, рычать, аки зверь лесной:
– Что, господа офицеры, совсем распустились? Доброго отношения не понимаем, командир вам уже не тот, личные делишки проворачиваете, на дисциплину хрен положили… Бл***, сущие дети, и от них отличаетесь только размером хрена и возможностью неограниченно жрать водку. Ну ничего, я вас научу родину любить, мать вашу. Кто не желает служить под моим началом, шаг вперед.
«Господа офицеры» дружно уткнулись взглядами в пол.
– Надо понимать, что желающих нет? Хорошо, значит, будем заново учиться службу служить…
Вспомнил все известные армейские завороты, выдумал несколько новых, но в конце концов выдохся и распустил просветленный личный состав. Будя, переигрывать тоже не стоит.
Домой меня подкинул Синицын на своем тарантасе. А вот по пути в пансионат произошел еще один разговор с ним.
– Отпустите меня, ради Христа, Георгий Владимирович… – тихо и угрюмо попросил штабс-капитан.
– Еще раз, – занятый своими мыслями, я сразу не понял, о чем ведет речь Синицын.
– Отпустите меня, говорю! – уже с нотками злости произнес штабс-капитан. – Отпустите…
По инерции я было собрался взгреть его за такое вопиющее нарушение субординации, но различив в голосе Синицына жуткое отчаяние, передумал.
– Куда, Алексей, тебя отпустить? Остановись, остановись, говорю. Вот так… Теперь давай поговорим. И без чинов.
– Не могу уже… – штабс-капитан дернул ручной тормоз и обернулся ко мне. – Понимаешь, не могу…
– Если ты о сегодняшнем недоразумении, то забудь.
Синицын медленно покачал головой:
– Нет, я не о том.
– А о чем?
– Уйти я хочу. Давно хочу. Нет мочи уже. Летать хочу, жить своей жизнью. Думаешь, отчего я на тебя сегодня накинулся? Потому что дурею. Вот почему. Не мое это…
– Похлопотать о переводе в действующую армию?
– Нет… – тихо, но твердо сказал Синицын. – Скажу честно. Разочаровался я. Не верю. Ни в нас, ни в красных. Вообще ни в кого. И класть свою голову неизвестно ради чего тоже не хочу. А теперь хочешь казни, хочешь милуй…
– Так чего ты от меня хочешь?
– Просто скажи, что отпускаешь… – с мольбой в голосе попросил штабс-капитан. – Тогда я не буду считать себя дезертиром. Оправдаюсь перед своей совестью.
– Допустим. Что собираешься делать дальше?
– Уеду. В Европу… – убежденно зачастил Синицын. – Стартовый капитал у меня теперь есть. Куплю самолет, открою свое дело. Это для начала…
Выслушав, я задумался. Ну что тут скажешь… Толку от него теперь никакого не будет, при таком-то настроении. Сломался человек… Хорошо, что нашел в себе силы признаться. А мог бы наворотить дел. Так что почему бы и нет, тем более что наше взаимовыгодное сотрудничество подходит к концу. Хватит. Наслужился и я уже досыта. Пора осваивать другие угодья.
– Ладно, Алексей. Я понимаю и отпущу тебя. И денег подкину на обзаведение. Но чуть позже. Наклевывается одна операция, где ты можешь пригодиться как водитель. После нее уходи. Договорились?
Словно не веря своим ушам, Синицын удивленно мотнул головой.
– Ты действительно сильно изменился, Георгий. Я думал, пристрелишь меня. На крайний случай по морде дашь.
– Вы чем-то недовольны? Мне изменить решение?
– Никак нет, господин капитан! – радостно отрапортовал Синицын. – Разрешите продолжить путь?
Вот и ладно. На самом деле я просто перестраховался, никакой операции не планировалось, разве что только та, что могла предложить Кетеван. Но пусть немного подождет. А вдруг пригодится? А потом пусть катится на все четыре стороны.
– Продолжайте.
За воротами пансиона уже дежурили два здоровенных молодых детины, заросших бородами до самых глаз. Уже что-то. Вид угрожающий, охотничьи двустволки присутствуют, так что сойдут на первое время. А там посмотрим.
Добравшись до своей комнаты, я быстро вымылся, переоделся в домашнее, потом спустился во двор ужинать.
– Устал, да? – Ясмина стрельнула глазами по сторонам и обожгла меня поцелуем. – Но ничего, сейчас поешь и отдыхать будешь.
– Подожди. Я хочу поговорить с тобой.
– Хорошо, – Ясмина послушно села на стул рядом со мной, аккуратно расправила передник на коленях и сложила руки на нем, как примерная школьница. – О чем?
– Я скоро уеду.
– Езжай, – спокойно сказала гречанка. – Но знай, я тебя буду ждать. Столько сколько надо. Пускай даже очень долго.
«Ну вот… Не теряйся, болван! – резанула в мозгах мысль. – И врать не надо. Она уже все сама поняла. Скажи, что вернешься при первой возможности и все. Ну зачем тебе этот груз? Опомнись, мудак…» – Но сказал совсем другое:
– Не надо ждать. Хочу, чтобы ты поехала со мной.
– Ты точно этого хочешь? – переспросила Ясмина, смотря мне в глаза.
Я прислушался к себе и понял, что действительно хочу: