А уж сколько презабавнейших словечек да прибауток они знают! Кажется, могут говорить одними только поговорками. Так, например, когда я собрался искать игошу, услышал:
– Не спеши в Лепеши, – осадила меня Анна Николаевна.
– Я туда совсем не спешу, – растерялся я.
Стыдно признаться, но то, что ратиславский язык не мой родной, до сих пор мешает в работе. Сколько лет живу в Белграде, до сих пор порой теряюсь, когда слышу какое-нибудь редкое слово.
– Правильно. Всё равно в Сандырях ночуешь.
Эта поговорка означает, что торопиться бесполезно. Оказывается, по дороге из Заречья в Златоборск есть две основные остановки, где чаще всего ночуют: некие Лепеши и Сандыри. Не помню, чтобы проезжал их по дороге из Орехово.
Точно, игоша! Из-за него я и остался ночевать в Камушке. Стоило старушкам узнать, что я собираю фольклор, они радостно рассказали мне о своём местном чуде-юде.
– Завёлся он у нас год назад, – пояснила Анна Николаевна. – Видимо, кто-то из крепостных ребёночка потерял.
– Это как? – ахнула Клара.
Она не знает ничего об игоше. Было неловко объяснять особенности появления этого существа незамужней девице, поэтому, кажется, все мы дружно и совершенно не договариваясь оставили её вопрос без ответа.
– Ведёт себя игоша безобидно, но по ночам часто плачет и кричит. Слуги говорят, что сами его не слышали, а вот мы втроём едва спим.
– Пресветлого Брата вызывали, – продолжила Арина Терентьевна. – Только никакого толку.
Даже говорят старушки с одинаковыми интонациями. Наверное, стоит закрыть глаза – и можно подумать, что они близняшки.
– Но сколько времени прошло, ничего дурного не случилось, поэтому мы нашего игошу не трогаем. – Анна Николаевна так улыбалась, словно говорила о любимой кошке, а не о страшном умертвии.
Арина Терентьевна достала платочек и смочила уголком намокшие глаза.
– Пусть себе живёт. И без того настрадался несчастный.
– Но вам, Мишенька, будет крайне любопытно за ним понаблюдать. Это крайне полезный при вашей стезе опыт. Оставайтесь ночевать у нас.
– Только не обижайте его, пожалуйста, – попросила Арина Терентьевна. – Ребёночек всё же…
Так мы и остались ночевать в Камушке. Честно скажу, не очень верю в эти россказни. Сколько путешествую, ни разу не видел ни домового, ни лешего, ни русалку…
А то, что я видел в детстве, только лишний раз подтверждает, что был я нездоров.
Мы отправили весточку в Курганово, чтобы доктор Остерман не беспокоился за дочь. Нам с Кларой выделили отдельные гостевые спальни. За ужином досидели до поздней ночи.
Стоит отметить, что Камушек вдвое, а то и втрое меньше Курганово, что само здание усадьбы, что поместье. И дом тут старый, деревянный, очень тёплый, уютно скрипящий, точно живой.
Всё здесь в светлых тонах. Повсюду узорчатые салфеточки, платочки, скатерти, гобелены с цветами, пейзажи, семейные портреты цветущих, по-весеннему прекрасных юношей и девушек.
Родители Николая живут в столице. Его отец служит при императорском дворе, но, насколько можно судить по состоянию усадьбы, не в близких кругах. Стрельцовы род очень древний. Анна Николаевна сказала, что живут они в округе ещё с века пятого и когда-то им принадлежали почти все окрестные земли.
Угощают здесь не так изысканно, как у Ферзена, зато до отвала. И еда традиционно ратиславская: все эти соленья, пирожки, копчёности.
Наелся я, хотел отказаться от чая, но старушки меня уговорили.
– Ешь, пока живот свеж. Завянет – не заглянет.
Ужасно переживаю, что позабыл больше половины их присказок, но был слишком занят едой, чтобы писать.
Расспросили меня и про графа, но я не сказал ничего, что могло выставить его в неприглядном свете. Почти ничего не сказал на самом деле. Впрочем, Анна Николаевна при одном упоминании Ферзена сморщилась и выдала такое, от чего я покраснел. Но звучит настолько смачно, что запишу.
– С ним водиться – как в крапиву срать садиться.
Я едва не прыснул со смеху, так неожиданно слышать подобные слова от милой старушки. Не сдержался и спросил, чем так прогневал её Ферзен.
– Да с тех пор как тут поселился, всё и началось.
– Что – всё?
– Да все бесовские штуки. – Анна Николаевна осенила себя священным знамением. – Молодёжь не застала, а я вот отлично помню, как… ух…
Она схватилась за голову и побледнела. Арина Терентьевна вскочила с места и поднесла нюхательные соли.
– Родимая, не переживай ты так. Уж всё быльём поросло.
– Для кого поросло, а я до сих пор вспоминаю, как Лесная Княжна плакала. Сердце кровью обливается. Бедная малютка.
– О чём вы?
Клара и Стрельцов, кажется, тоже не понимали, о чём речь. Старушки переглянулись.
– Рассказать? – спросила у своей подруги Анна Николаевна.
– К чему былое вспоминать?
– Он не местный. Всё равно уедет. А так… запишет. Пусть в истории останется.
– Как по мне, так лучше вовсе забыть.
Клара не выдержала их таинственных разговоров и всплеснула руками:
– О чём вы, Анна Николаевна, Арина Терентьевна?
– Бабушка, нянюшка, при чём тут Лесная Княжна? – Стрельцов, получается, тоже ничего не понимал.
– Так их… лесных ведьм… раньше много было, – тихо, отворачиваясь в сторону, проговорила Арина Терентьевна.
– Пока Ферзен не появился, – процедила сердито Анна Николаевна. – Тогда-то наше Великолесье и прокляли.
– Кто?
– Все лесные ведьмы, которых он сжёг.
– У вас в Великолесье жгли ведьм? – поразился я.
Помню, как, изучая тему охоты на ведьм, удивился, что в Ратиславии задокументированы единичные случаи расправы над колдунами, в то время как в Рдзении некоторое время официально существовал орден Холодный Горы, который по королевскому приказу осуществлял поиск, допросы и казни ведьм. Впрочем, протоколов допросов сохранилось весьма мало. Обычно с подозреваемыми расправлялись на месте.
– Ферзен жёг ведьм, – сердито пояснила Анна Николаевна. – За это Лесная Княжна и мстит. Она осталась совсем одна.
– Кто такая Лесная Княжна?
Точно нарочно в этот миг завыли волки.
– Не упоминайте её к ночи, – пробормотала Арина Терентьевна.
– Но я так часто о ней слышу, очень интересно послушать, – почти с отчаянием попросил я.
– Не теперь. – Анна Николаевна тоже вдруг сделалась строгой и почти сердитой.
Клара и Стрельцов выглядели подавленными, но ничего не сказали. Начинаю думать, что все вокруг сошли с ума из-за этой Княжны. Охотно делятся байками о ком угодно, кроме неё. И если бы… если бы только у меня ещё оставалась надежда, я бы поверил, что наконец-то достиг цели своих поисков. Но это не может быть правдой. Она не может существовать.
Мне стоит повторять себе это каждый день. Если бы мог, то схватил бы себя за грудки и тряс, пока из головы бы не вылетели все дурные мысли.
Её не существует. Её не существует. Её не существует. Её не существует. Её не существует. Её не существует. Её не существует. Её не существует. Её не существует. Её не существует. Её не существует. Её не существует. Её не существует. Её не существует. Её не существует. Её не существует.
Стали собираться ко сну. Клара запереживала. Кажется, она почти всерьёз поверила в игошу. Старушки тоже верят в его существование, но говорили о духе с такой любовью, точно о родном человеке. Поэтому перепуганными они не выглядели. Наоборот, хихикали без остановки, когда мы собирались ко сну.
– Глаза в пучок и в кабачок, – сказала одна из них, уже не припомню кто.
– Глаза в пучок и на бочок.
– Клара, Мишенька, ждём на завтрак, – ласково потрепала меня за щёку Арина Терентьевна.
– Будем пить игристое вино! – пообещала Анна Николаевна.
– С утра? – опешил я, на что мне выдали в ответ:
– Чай да кофе не к нутру, пьём винцо мы поутру.
Клара хихикала, но она явно не впервые слышала эту поговорку, потому что сама продолжила:
– Коли делать нечего, допиваем к вечеру.
Ну что за поразительные люди в Великолесье! Прелесть, а не люди. Как будто и не ратиславцы.
Выходил подышать свежим воздухом. Стоит остаться наедине с собственными мыслями, и снова вижу её и чувствую запах волос… насколько нужно быть больным, несчастным и одиноким, чтобы любить того, кого не существует? Насколько нужно отчаяться, чтобы помнить запах волос, который на самом деле никогда не ощущал, чтобы слышать голос, который никогда не мог услышать?
Если бы я поговорил обо всём с каким-нибудь доктором, он бы, пожалуй, сказал, что всё из-за полного одиночества. Родителям на самом деле никогда не было до меня дела. Матушка была занята хозяйством и важной ролью знатной богатой женщины. Отец пил, охотился и гулял с друзьями. Я был предоставлен нянюшке, гувернёру, книгам и собственному воображению. Даже друзей в детстве не имел, от чего, впрочем, никогда не страдал. Но вот какие последствия это возымело. Теперь я живу в мире собственных фантазий.
Вернусь в Белград и начну ухаживать за какой-нибудь девушкой. Сушкова весьма хороша собой и знатна. Она, конечно, ужасная зазнайка и глупая как пробка, но надо с чего-то начинать. Может, я даже привыкну к ней? В конце концов, много говорить с ней не обязательно. Можно просто танцевать, гулять… зато смотреть на неё приятно. Интересно, как она пахнет? Никогда не обращал внимания.
Рано или поздно образ забудется, и однажды я влюблюсь в кого-нибудь другого. А если и не влюблюсь, то даже к лучшему. Все эти чувства ужасно мешают работать.
На улице, пока гулял по саду Стрельцовых, неожиданно повстречал знакомую из Заречья.
– Князь? – позвала она меня из темноты.
Я сразу узнал голос, но всё равно сначала испугался.
Из окон усадьбы лился свет, но он едва был способен развеять темноту вокруг, поэтому лица девушки, вот ирония, снова не получилось разглядеть. Она осталась в стороне.
На самом деле это ужасно меня беспокоит, потому что дурацкая искра надежды в груди начинает разгораться от этого ощущения тайны, а глупое воображение дорисовывает недостающие черты, придавая кметке