– И что же вам сказал доктор? Что это проклятие лесной ведьмы?
– Он считает это заболеванием…
– Вот именно. Заболеванием. Здесь, на болотах, любой готов сойти с ума. – Она не смотрела на меня, и я мог судить о её чувствах только по наклону головы и резкому голосу. – Жизнь у местных кметов тяжёлая. Особенно у женщин. Лесной Княжне, если она и вправду существует, и не снились ужасы, что переживают деревенские девки. Да каждый кмет тут сталкивается со смертельными испытаниями с наступлением морозов. Вот-вот придёт зима, и до весны в Заречье умрёт не один человек…
Она приблизилась к стеклу почти вплотную.
– Какая тёмная сегодня ночь. Ни звёздочки на небе… Хотите страшную сказку, мой дорогой князь? Что же, тогда послушайте сказку, которую однажды рассказал мне случайный путник. Это сказка о ведьме, что крадёт месяц и звёзды с небосклона.
– О Лесной Княжне?
– Нет, – решительно отрезала она. – О вештице.
Я записал её сказку как можно детальнее, стараясь ничего не пропустить.
Настасья Васильевна Ферзен
Это случилось четверть века назад в начале осени, когда зашёл в Заречье босоногий старец. Был он седым, бородатым, сгорбленным до земли и опирался на согнутую, как и его спина, клюку.
Сел старец прямо посреди дороги, положил рядом с собой мешок и стал рассказывать сказки. Одну из них я запомнила лучше остальных. Она о вештице. Чувствуете, насколько чудное слово? Не наше. Так называют ведьм в горах к югу отсюда. Там живёт народ, чей язык похож на наш, но всё же отличается. И вештицы от наших ведьм отличаются тоже, я попозже объясню, чем.
Так вот, сел старец на дороге, вокруг него стал собираться народ. Говорил он весь день напролёт до поздней ночи. Ночь наступила безмятежная, тёмная, точно в начале лета. Светили редкие звёзды, а месяца совсем не было видно.
Старец допоздна рассказывал сказки, а народ не расходился по домам, наоборот, собирался, слушал внимательно и угощал путника кто чем мог.
И вот какую сказку он рассказал последней.
Далеко на юге отсюда, в горах, где люди живут поближе к небу, в звёздную ночь отправился мужик к куму в соседнее село. Засиделся он допоздна за работой, вышел уже на закате и у колодца посреди деревни столкнулся с нищенкой.
– Подай, – говорит, – на пропитание, добрый человек.
Мужик смотрит: темнеет уже, солнце низко над горизонтом. Ему бы до кума скорее добраться, пока совсем не стемнело, а деньги он с собой не взял. На кой в дороге до соседнего села деньги? Возвращаться и терять драгоценное время мужику не хотелось.
– Нет у меня лишних денег, отстань, – отмахнулся он от нищенки.
А сам мужик был пусть не богат, но и не беден. Поделиться с нищенкой так точно было чем. Да и разве сердобольный человек не поделится последним с тем, кому нужнее? Что вы скажете, князь?
Что ж, не буду отвлекаться.
Отказал мужик в подаянии нищенке. Идёт дальше. На перекрёстке снова видит – та же нищенка.
– Подай, – говорит, – на пропитание, добрый человек.
Мужик оглядывается на деревню. Думает, вот шустрая баба. Подшутить над ним вздумала.
– Нет у меня лишних денег, – повторил он уже с опаской и пошёл дальше.
Доходит мужик до узкого ущелья, смотрит, а там сидит всё та же нищенка.
– Подай, – говорит, – на пропитание, добрый человек.
Ничего не сказал мужик. Осенил себя священным знамением и прошмыгнул в ущелье.
А когда вышел из него, глядит – а вокруг тёмная непроглядная ночь.
Ни звёздочки не светит, ни месяца, хотя облаков нет.
А идти мужику по узкой горной тропинке, по самому краю ущелья. Хотел несчастный уже обратно повернуть, а смотрит назад – в ущелье стоит нищенка и ему вслед смотрит. Глаза горят точно звёзды. Помолился несчастный и пошёл вперёд.
Час шёл, два шёл, а нет конца дороге. Ветер завыл, пытаясь сбросить его с тропы. Дождь пошёл, и дорогу развезло. Завыли волки, подгоняя его вперёд. А мужик шёл, молился, молился без остановки.
Как вдруг стало светло. Мужик смотрит на небо – месяц летит криво, косо, точно пьяный, и по небу пляшет, с места на место скачет.
Упал мужик на колени, как начал молиться. Глядит на небо, а прямо над его головой нищенка летает на помеле, и у неё в руках месяц.
Захохотала ведьма, налетела на мужика, и он от ужаса забыл слова молитвы, покачнулся, успел схватить ведьму за подол, чтобы не упасть. А она взяла да взлетела ещё выше. Мужик держался изо всех сил. Понимал, что раз отпустит, то всё, разобьётся о скалы. А ведьма кружила на помеле, вырывалась, кричала, пинала его. Мужик не будь дурак цеплялся ей за юбку сильнее. И пришлось ведьме отпустить месяц, чтобы ударить мужика.
Месяц на небо вернулся, и тогда-то ведьма мужика сбросила в пропасть. Так в свете месяца его тело кум и нашёл.
Вам страшно, мой дорогой князь?
Нет-нет, это не конец сказки…
Так закончилась сказка старца, что пришёл в Заречье. Но случилась другая сказка, не менее страшная, потому что она произошла на самом деле.
Народ засиделся, загулялся. Все старца угощали и сами угощаться не гнушались. Пиво полилось рекой. Захмелели люди.
Подошла женщина на сносях. Старец и посмотреть на неё не успел, а сразу сказал:
– Верни месяц.
Женщина смутилась, заозиралась по сторонам, мол, с ней ли он разговаривал, а старец, всё так же не оборачиваясь, повторяет:
– Ты, бесноватая, верни месяц.
Народ зашептался, от женщины отходить стали. А старец твердит и твердит своё:
– Ты зачем месяц забрала? Дитятю своему бесовскому поиграть?
Несчастная возражать пыталась, отнекивалась от обвинений. Разве может простая баба, да ещё и непраздная, украсть месяц с небосвода? Все в деревне её знали, была она достойной женщиной, никому зла не делала и не говорила. Даже слишком правильной была, слишком хорошей. Такого не прощают.
Вы не согласны, мой дорогой князь?
Народ смотрит на небо – а и правда месяц пропал. Кто-то вдруг и говорит:
– Я видел, она мешок несла. Там месяц спрятала.
Женщина отнекивается, мол, не было у неё никакого мешка. Мужу она ужин носила, тот в полях на работах до поздней ночи.
А старец не унимается:
– Верни месяц, ведьма. Отдай месяц людям!
Налетели на беременную бабы, требуют: верни месяц! И всё ей припомнили. И избу чистую, и мужа работящего, и достаток, и красу женскую, и свадьбу пышную, и приданое богатое, и детство счастливое, и даже каждый удачный стежок, каждую радость, что ей, а не другим досталась.
За всё получила женщина. А старец не унимался.
– Верни, – кричал, – месяц людям.
Побежала женщина в поля, к мужу за защитой, а народ за ней, и не оставили в покое, пока она не упала бездыханная.
Родила она прямо там, в поле, тогда пришёл к ней старец, говорит:
– Дочка твоя тоже умрёт, коли не отдашь мне душу. Отдай душу, так хоть дочка твоя жить будет.
Женщина заплакала, запричитала, но делать нечего. Из неё самой жизнь утекала, так хоть дочкину спасёт. Согласилась она, отдала душу старцу.
Он превратил душу той женщины в чёрную бабочку, отправил в небо звёзды сторожить, а дочка её стала вештицей – ведьмой, что рождена умирающей в крови и боли. Она летает по ночам, собирает звёзды, всё ищет на небосводе свою матушку, а найти не может.
А старик, прежде чем уйти из Заречья, открыл мешок, который всё с собой таскал, и выпустил месяц на волю.
Вы побледнели, мой дорогой князь. Что, вам не по нраву моя сказка? Зато теперь разве усомнитесь вы, что кликушами становятся не от колдовства. Любое горе на этой земле чинят люди.
Она слегка наклонилась, заглядывая в мои записи.
– О, мой дорогой князь, тут сразу ошибка. – Улыбнулась она печально.
Я ужасно перепугался.
– Как же так? Я всё слово в слово за вами… Может, конечно, где-то сократил, чтобы успеть.
– Нет-нет, дорогой мой князь. – Настасья Васильевна улыбнулась так ласково, что я обмер, а она взяла лист и поднесла к моему лицу. – Я верю вам, что даже если вы как-то иначе передали мои слова, то не исказили смысл. Не вижу нужды проверять. Дело в другом. Я вовсе не Ферзен. Это фамилия графа.
– Что? Как же…
От осознания я лишился дара речи. Не Ферзен.
– Как же ваша… фамилия?
– У меня нет фамилии, князь. Я дочь кузнеца Василия. Да хранит Создатель его душу. – Она осенила себя священным знамением. – Если хотите, запишите меня Васильевой дочерью.
Настасья Васильевна говорила об этом спокойно, с удивительным достоинством, без капли смущения, а я весь покраснел и не мог выговорить ни слова. Как же так? Она, эта восхитительная женщина, прекраснее любой графини и княгини – крепостная? Безродная? И – что ещё хуже и совершенно немыслимо – не жена князя?! Она жила с ним во грехе и, зная нравы ратиславских дворян, можно было утверждать почти наверняка, против своей воли. Я не раз слышал, как жестоки дворяне к своим рабам, как они издеваются над юными девушками, и, зная нрав графа, не стоило сомневаться, что он сотворил с Настасьей Васильевной.
– Настасья Васильевна, – проговорил я с трудом, – могу ли я помочь… защитить вас от…
– От чего, князь, вы собрались меня защищать? – улыбнулась она.
– От графа. – У меня даже произнести твёрдо это не вышло, я закашлялся, засипел.
– От графа? – Улыбка её вдруг треснула, словно узор на фарфоровой чашке, брови изогнулись, и тёмные глаза заблестели. – Дорогой князь, прошу, ради меня и ради себя самого держитесь подальше от графа.
Неожиданно она наклонилась к моему лицу, положила ладонь поверх моей руки, и я весь задрожал от её прикосновения.
– И спасибо…
Я не смел пошевелиться, а она легко, смазано, так быстро, что и нельзя было поверить в случившееся, провела губами по моей щеке, оставив влажный горячий след.
Зашуршали юбки, едва слышно скрипнула дверь, и наступила оглушительная тишина. Я сидел, держась за свою горящую, точно от оплеухи, щёку.