Княжна сидит на полу у камина, прижав ноги к груди. Без ножа, без маски, без платка она выглядит неожиданно человечной, удивительно хрупкой. Такой… беззащитной.
Мне не хочется смотреть на неё. Я не должен на неё смотреть, но, когда в гостиной собралось больше людей, не отрывал глаз, запоминая, как огонь придаёт медовый оттенок льняным волосам.
Анна Николаевна встала у камина, оглядывая нас всех.
– Ну, дорогие мои, что будем делать?
Я так разомлел, что не сразу сообразил, о чём речь.
– Графа пора остановить, – неожиданно грозно произнесла Клара. – Если мы напишем голове… Уверена, граф угрожал или ещё что-нибудь такое… он должно быть заставил папу… Папа не мог сам…
Никто пока что не рассказал ей, что случилось с доктором и Настасьей Васильевной. Не представляю, кто решится донести до несчастной девочки такие новости. Точно не хочу быть посыльным.
Никак не могу забыть статью, которую прислал Саша. Спросить об этом Стрельцовых будет неправильно. Может ли знать Клара?.. Маруся! Вот кто точно должен помнить все местные слухи и скандалы даже вековой давности. Такова уж её работа.
– Ни голова, ни сам император графа не остановят, – неожиданно строго, даже командирски сказала Анна Николаевна.
– Ферзен занимается всем этим по приказу императора, – добавил Николай с нескрываемой злостью. Могу понять, из-за графа старший Стрельцов потерял всё. – Или, по крайней мере, с благословения императора. Тот бывал в Курганово. Говорят, даже присылал своих людей в оранжерею.
– Вот именно. Оранжерея, – вдруг ледяным тоном, не отрывая глаз от огня в камине, произнесла Княжна. – Я была там под землёй и видела, каких чудовищ сотворил доктор. Пусть они и остановят графа. Это будет справедливо.
– Это как? – удивилась Арина Терентьевна.
Кстати, только сейчас подумал, что старушеньки в этот вечер даже не сказали ни одной занятной или потешной присказки и поговорки. Видимо, всё происходящее для них слишком тяжело. Бедные женщины. Неправильно, что им приходится иметь с этим дело.
– Нужно уничтожить всё, что создал доктор. Всё, что он узнал, – хмурясь, объяснила Княжна. – Миша, ты же читал его записи? Там много всего? Если это попадёт не в те руки…
– Да. – Каюсь, согласие я дал до того, как вообще успел подумать. – Надо её сжечь.
– Сжечь?! – возмущённо воскликнула Клара. – Мишель, что вы такое говорите?
– Княжна может сжечь всю оранжерею своей магией. – Не уверен, но вроде бы я улыбался, когда это говорил. Не знаю, почему. Наверное, всё-таки сошёл с ума. – Мы можем целиком сжечь лабораторию доктора и уничтожить все его наработки.
– А как же… кликуши? – Не помню, кто первым забеспокоился о них.
Но у Княжны и на них уже были планы.
– Пусть отомстят своим мучителям. Освободим их. Пусть разберутся с лесорубами и охотниками. Их слишком много, а моих волков слишком мало.
– Выпустить кликуш?! Они же чудовища и нападают на всех без разбору. Погибнут невинные люди. Что, если мой отец пострадает?
Мы переглянулись. Промолчали. Клара пыталась спорить, и Коля увёл её спать. Арина Терентьевна после бегала, отпаивала её какими-то травами, чтобы быстрее заснула. Говорит, Клара пыталась убежать, хотела предупредить отца.
Кто ей скажет?
Все ушли спать. Ближе к рассвету пойдём в Курганово: я, Княжна и Николай. Остальные пусть останутся в Камушке.
Княжна позвала меня погулять в саду. Мы долго бродили по заснеженным дорожкам, говорили о какой-то ерунде. Если честно, удивлён, что мне есть о чём говорить с дикой лесной девушкой.
Потом сидели пили чай на кухне, отогревались. На улице очень холодно.
Я наконец-то спросил Княжну про её имя, и…
В общем, передам эту сцену детальнее. Она… тронула меня.
Ох, Создатель, за что? Мне так отчаянно хочется избавиться от этих непрошенных, никому не нужных мучительных чувств.
Мы сидели, пили травяной чай. Пирожки у Стрельцовых, надо сказать, хорошие, но не как у Маруси. У той золотые руки.
– А у вас… у тебя нет имени?
– Есть. Но я никому его не говорю. Даже Дэгрун, хотя она мой самый верный и единственный друг.
– Эта безумная старуха?
Княжна тепло улыбнулась и покачала головой.
– Знаю, она для тебя, пожалуй, такое же лесное чудище, как и я для всех в Великолесье. Но для меня она стала дорогой подругой. Дэгрун заменила мне мать. Но даже ей я не скажу своё имя. Это не безопасно. Вештица смогла бы убить меня, зная настоящее имя. На самом деле… в Великом лесу людям не нужны имена. Там ты – это просто ты. Без имён.
– Это звучит… одиноко.
– Да, пожалуй…
Некоторое время она смотрела куда-то в темноту, на далёкие мерцающие огоньки деревни.
– Хочешь узнать моё настоящее имя?
Она назвала. Не буду записывать сюда. Нет, даже дневнику не доверю этот секрет. Вряд ли он изменит что-либо, вряд ли он возымеет власть над самой Лесной Княжной. Но это наш секрет – мой и её. Пусть так и останется навсегда. Пусть её имя будет только моим.
Сейчас уже выходим. Клара, слава Создателю, спит. Николай дал мне револьвер. У него ружьё. Княжна теперь, когда вештица мертва, сможет колдовать. Пора покончить с этим.
Я уговорил всех сначала заглянуть в Заречье и сказать Марусе с отцом, чтобы они надёжнее спрятались и предупредили людей в деревне. В Мирной этим займутся крепостные Стрельцовых. Клара всё же права: кликуши, вырвавшись на свободу, не нападут только лишь на графа и его людей. Они будут убивать без разбору.
Выходим.
Мы в оранжерее в Курганово. Здесь стук топоров стал невыносимым. От него раскалывается голова. Повсюду в саду люди графа. Все они вооружены. Мы ждём, не знаю чего. Княжна, верно, надеется, что охрану отвлекут волки. Я пока пишу, чтобы как-то справиться с беспокойством. Пока что всё идёт…
В общем, мы пришли в Заречье, чтобы предупредить Марусю. В деревне было тихо, ещё все спали.
Ступени глухо, громко отозвались, когда мы поднимались по крыльцу. Я шёл первым, распахнул дверь и успел удивиться, что та не заперта. Пока Матрёна жила тут, её надёжно закрывали. Но теперь не было необходимости, да…
Я сразу поёжился от холода.
Внутри было темно, и каждый шаг отдавался глухим эхом по стенам.
Казалось, мороз в избе был почти осязаемым. Он поднялся в воздух белёсой пеленой, коснулся моего лица и прошагал мимо к двери. Я оглянулся вслед. Княжна осталась чуть позади. Глаза широко распахнуты, рот приоткрыт. Она всё поняла чуть раньше меня.
А я, как дурак, с какой-то отчаянной, умирающей надеждой позвал Марусю.
Княжна замотала головой и вдруг заплакала. Медленно, точно сломанная кукла, она добрела хромой походкой до лавки, но села всё равно на пол, подтянула к груди колени и уткнулась в них лицом.
– Это из-за меня, – произнесла она почти неслышно.
Даже тогда я не догадался.
Я разрывался между тем, чтобы подойти к Княжне, и тем, что скрывалось в углу, где раньше жила Матрёна.
Зажигать свет не стал. Приоткрыл ставенку. И серый, пронизанный зимой и смертью свет вырвал из темноты Марусю и её отца.
Я узнал их только по одежде. Лица, тела… всё изменилось до неузнаваемости. Не разбираюсь в таких вещах, но…
В углу вдруг зашуршало. Я подскочил на месте, схватился за револьвер.
– Кто здесь?
Княжна вскинула руку, уставившись куда-то в угол. В глазах её дрожали слёзы.
– Не стреляй, – прошептала она, не взглянув в мою сторону.
Это походило на то, будто она и вправду кого-то увидела. Потому что губы её едва заметно зашевелились, но не прозвучало ни слова.
Не смея пошевелиться, я молча наблюдал. Наконец рука её медленно опустилась. Лицо Княжны побледнело, окаменело. Она перевела взгляд на угол, где лежали Маруся с отцом.
– Это сделал доктор. На рассвете. Несколько дней назад.
– Что? Это невозможно.
– Домовой их видел.
– Кто?
Княжна кивнула в угол, откуда раздавался шорох.
– Домовой. Хранитель этого дома. Он здесь. Всегда. Он всё видел.
Я крутил головой. Меня пробрал озноб. Всё это было невозможным. Даже теперь, когда я видел все эти странные, удивительные вещи, всё ещё считаю случившееся невозможным. И в то же время мне так отчаянно хочется увидеть мир, как видит его она. Понять всё, чем она живёт. Напугало бы это меня? Оттолкнуло ещё сильнее?
Всё слишком сложно.
– Я же видел её ночью.
– Что?
– Прошлой ночью… я видел Марусю. Она была в Курганово. Мы говорили. Она успокаивала меня.
– Миша…
Моё собственное имя прозвучало так нежно, с такой болью, такой жалостью, что сердце забилось, словно открытая рана, из которой лилась кровь.
– Ох, Миша… это же была Ночь костров.
– Да, я…
– В эту ночь границы между мирами стёрты. И мёртвые, и духи могут приходить к живым…
И Маруся вернулась в Курганово, чтобы утешить меня.
Она лежала здесь, на полу своей избы, но вернулась из мира мёртвых, чтобы успокоить меня, пожалеть, утешить. Её раны – настоящие, кровоточащие, горячие – были ещё свежи, когда она пыталась залечить моё сердце.
– А озеро… это ваше волшебное золотое озеро? Нужно отнести туда Марусю!
Княжна вскинула взгляд на меня. В глазах серебрились слёзы. Она ничего не сказала. Губы дрожали.
– Озеро, – сказал я беспомощно. – Оно же… заколдованное. Ваш заколдованный лес… он же должен…
– Она мертва.
– Но озеро… – Я повторял это раз за разом, хотя уже всё понял. Было поздно.
Я опустился на пол рядом с Княжной. Мы долго молча сидели. Нужно было бежать, что-то делать, а мы сидели, не в силах пошевелиться, и тишина сгущалась вокруг. В избе было пронзительно холодно, ещё холоднее, чем на улице.
– Это из-за меня, – прошептала Княжна. – Они помогали мне, и поэтому граф их наказал. Из-за меня…
Знаю, она вспоминала заброшенный город посреди Великого леса. Я тоже думал о заросших улочках и накренившейся крыше башни чародеев. Об опустевших дворах и тридцати домовинах на границе леса, куда маленькая девочка вместе с двумя старушками из усадьбы пыталась положит