– Благодарю, молодой человекь, – произнёс он с таким спокойствием, точно мы разминулись на прогулке по аллее, развернулся и побежал к выходу, скоро растаяв в темноте.
Я зачем-то погасил газовый рожок.
В подвале вдруг стало тихо и пусто. Но сверху, из оранжереи, расположившейся над моей головой, доносился гул.
Без остановки звучали выстрелы. И вой. И рёв.
Медленно, едва волоча ноги, я пошёл вперёд, совсем позабыв обо всём на свете. Силы покинули меня.
– Поспеши.
От неожиданности я даже подпрыгнул. Над столом загорелся огонёк, повис в воздухе словно шаровая молния. На самом столе сидела Княжна. Она была обнажена, тело прикрывали лишь длинные волосы. Совсем как в нашу первую встречу. Я не смог отвести глаз, хотя должен был.
– Тебе лучше уходить, – сказала она, будто бы ничуть не стесняясь своей наготы.
Речь шла о другом: лабораторию стоило уничтожить, и Княжна, как мы и договаривались, собиралась её сжечь.
Но мне хотелось остаться, несмотря ни на что.
– А ты?
– Мне огонь не страшен. Я же чародейка. Пламя меня послушается.
– А потом?
Она склонила голову набок.
– А что бы ты хотел потом?
Ответить я не успел.
– Мишель! – раздался откуда-то от лестницы голос Николая. – Скорее!
– Иди, – поторопила Княжна.
Я бросился на зов. На руках у Стрельцова была Клара.
– Её ранили. Она много крови потеряла. Нужна помощь.
– Где-то тут её отец.
– Доктор? – нахмурился Стрельцов. – Ты же говорил, что он умер.
– А граф его оживил.
– Леший знает, что такое творится.
Я оглянулся назад, на «зверинец», где Остерман и проводил все свои опыты. Там должны были остаться инструменты, лекарства, всё, с помощью чего делали операции.
– Нужно вернуться.
– Унеси её отсюда, – решил Стрельцов. – Сейчас начнётся пожар. Унеси, найди доктора. Я достану инструменты.
Мне хотелось оказаться героем, который ринется в самое пекло. Мне хотелось поменяться с Николаем местами. Но я, если честно, ужасный трус. И я побежал вверх по лестнице, прижимая к груди Клару.
А в спину мне уже потянул дым. Над головой пролетала сова, указывая верный путь.
Мы ворвались обратно в оранжерею.
Чарующий сад превратился в бойню. Я никогда прежде не видел столько крови.
Уже наступил рассвет, и в тенях между деревьями видно было силуэты людей и волков. Слышно было оружейные выстрелы и рычание волков.
А на моих руках была беззащитная девушка в почерневшем от её крови платье. Пуля угодила ей куда-то в живот.
Я попытался заткнуть рану Клары.
Под моей ладонью запульсировала горячая кровь, и я нажимал всё сильнее, пытаясь остановить кровотечение, но рана… будто и вправду билась. Невольно я оторвал ладонь и увидел под ней чёрную бабочку.
От неожиданности я споткнулся, упал.
И в этот миг из темноты выскочило существо с красными глазами. Нечто, вырвавшееся из подвалов. Нечто, созданное доктором. Не помню, как освободил его из клетки, слишком торопился, когда нажимал рычаги.
– Прочь. – Оно оскалилось по-звериному. Зубы у него не человеческие. Клыки, как у кота.
Я остался на земле, накрывая своим телом Клару, глядя заворожённо в эти горящие глаза.
– Не трогай её, – попросил я как-то жалобно.
Как вдруг в стороне вспыхнуло пламя. Сад загорелся.
Я не успел ничего сказать или сделать. Княжна появилась точно из ниоткуда, дёрнула меня за руку.
– Клара! Мы должны… там Клара…
Но Княжна потянула меня дальше, по лабиринту оранжереи, среди пышных цветов и густых кустарников, что вспыхивали точно свечка и обращались в пепел. И огонь этот – настоящий огонь – вылетал из ладони Княжны и разлетался над деревьями, пожирал ветви, листья, стволы.
– Но Клара, – повторял я, а сам безвольно волочился за Княжной.
В этот миг раздался выстрел. Я успел оглянуться и заметил, как из-за горящих кустов на нас глядит дуло ружья. И точно из ниоткуда вылетел волк. Я видел, как он вцепился в руку охотника. Княжна отпустила меня, бросилась на помощь, и я остался один посреди горящего сада.
И тогда, оглядываясь назад, туда, где уже вовсю полыхал пожар, туда, где осталась Клара и где пропал Николай, я так и не сделал ни одного шага. Я не посмел, просто даже не подумал вернуться. Зная, что это правильно, понимая, что должен это сделать, я остался на месте и дождался, когда вернётся Княжна.
Она была окровавлена, но я не заметил ран. На голое тело она накинула мужской тулуп. Верно, сняла с охотника.
– Держи, – она впихнула мне в руки ружьё.
Я подчинился, повесил его через плечо.
Больше я не останавливал Княжну и сам не останавливался.
И когда мы выскочили из утонувшего в дыму огромного стеклянного колпака, окна, крыша, двери – всё в оранжерее лопнуло, и сотни тысяч осколков обрушились вниз.
После был лес. И погоня.
Мне чудилось, будто я снова в горах у Бездонного озера, загоняю добычу вместе с отцом. В волчьем вое мне слышался охотничий рожок. В стуке топоров по всей округе – топот копыт. В человеческих криках – ликующие возгласы княжеской свиты.
Наша стая уничтожала всё на своём пути. Она рвала людей в клочья, натравливали чудовищ на охотников и лесорубов. Я увидел столько крови, но впервые она меня не напугала. Нет, я вовсе потерял жалость, страх, сочувствие. Я потерял все мысли, все чувства. Осталась только дикая охота.
И нас вела за собой сова, летевшая впереди. Я видел её то здесь, то там. То в обличье человека, то птицы.
И повсюду тела. Чудовища, созданные доктором, не разбирали, на кого напасть. Кого-то из оборотней разорвали напополам, и я заметил, как дёргались на снегу, точно ещё пытаясь убежать, задние волчьи лапы, оторванные от передней части туловища.
Но стая всё же была быстрее, умнее, хитрее. Она держалась всегда где-то рядом. Я легко узнал Дэгрун, она бежала впереди. Вой отгонял чудовищ, напротив, звери обратились в охотников, они загоняли чудовищ, направляли.
Царил хаос, и невозможно было никого отследить. Княжна, Дэгрун, Катажина, Якуб, Марек – все они то появлялись, то пропадали за деревьями.
И топоры замолкали один за другим. Раздавались крики. Выстрелы глохли.
Наконец мы оказались у домовины, той самой, где я нашёл первое тело убитой девушки.
Из-за деревьев показались двое волков, и даже в зверином обличье я узнал Дэгрун и Катажину.
У домовины собрались охотники. Перед ними лежало с десяток убитых волков. Но я знал точно, что это были всего лишь звери. И оборотни, которых вела Дэгрун, это тоже знали. Но их желание отмщения оттого не стало меньше.
Я старался не смотреть, что происходило на поляне. Отвернувшись, я увидел сову, опустившуюся на дерево на опушке. Она взирала на бойню за моей спиной не моргая, не двигаясь, и только перья слегка колыхались на ветру.
Кто-то пытался убежать, и волки бросались в погоню. Не знаю, сколько тогда осталось на поляне. Плохо помню, да и старался не смотреть.
Кричали люди, рычали звери. Слышно было, как плоть разрывали на куски, как хрустели кости и лилась кровь, но я не смел обернуться. Только поэтому – из-за своей трусости, из-за природной, врождённой слабости, в которой вечно упрекал меня отец, – я и заметил графа. Ферзен выглянул из-за деревьев, целясь из ружья.
Не верю, до сих пор не верю, что сделал это, но я выстрелил. Граф тоже. Он упал. Упала Дэгрун.
Закричала Княжна по-птичьи звонко. Сова спикировала вниз, прямо на раненого графа. Он так заревел! Вместо глаз у него остались кровавые дыры. Я не желал смотреть. Не хотел.
А граф всё не сдавался. Он схватил с земли ружьё, выстрелил вслепую раз, другой. Мне пришлось выбить из его рук оружие.
Он кричал, проклинал нас. Я заметил, что Княжна, уже обратившаяся человеком, нагая, беспощадная, схватила нож у одного из погибших охотников, но осталась стоять в стороне.
В то утро пролилось слишком много крови.
Поэтому, когда из-за деревьев на поляну вышел доктор, мы не стали ему мешать.
– Где Клара? – спросил он своим новым жутким голосом.
– Её… простите, доктор. – Я потупил взгляд. – Её утащило нечто… то, что было в подвалах. Простите, если сможете. Клянусь, я пытался. Она осталась там, в оранжерее.
Как и Николай.
Остерман долго смотрел на меня, а я на него. Мы оба держали в руках оружие. Мы оба могли выстрелить. Знаю, он хотел меня убить. Я тоже почти был готов убить его. Никто так и не произнёс ни слова. Всё так же молча доктор увёл ослепшего графа с собой.
Мы собрались вокруг ведьмы-волчицы: я, Катажина и Княжна. Дэгрун уже не дышала, граф и вправду оказался отменным стрелком. Но это к лучшему. Я рад, что она не мучилась.
После смерти ведьма-волчица так и осталась в зверином обличье. Человеком она уже не стала. А мы, её стая, встали вокруг и завыли, прощаясь. Я тоже завыл.
Сова опустилась на крышу домовины. Она молчала и казалась вовсе неживой. И после пронзительной, ослепляющей, беспощадной резни вдруг наступила оглушительная тишина.
Княжна снова стала девушкой, я отдал ей свой плащ.
– Сколько смертей, – проговорила она.
Больше никто ничего не сказал. Это было не нужно. Лес провонял кровью и смертью. Я мечтаю о скором снеге, чтобы он замёл следы горя.
Почему я не ощущаю победу? Почему мы сбегаем в лес?
Мы положили Дэгрун в домовину. Ту самую, осквернённую, в которой я впервые обнаружил останки убитой девушки.
– Сегодня уже не Ночь костров, – разочарованно вспомнил я.
– Неважно, – ответила Княжна. – Просто… так правильно. Дэгрун принадлежит Великому лесу. Он стал её домом. Она должна остаться.
И она завыла, подняв лицо к небу. Катажина завыла с ней, а следом присоединился и я. И сквозь крики, стук топоров и оружейные выстрелы прорвался со всех сторон волчий вой. Оставшаяся стая пела песню по ведьме-волчице.
Мы прощались.
Княжна коснулась окровавленной ладонью каменной плиты домовины.
Точно из ниоткуда перед нами возникла тропа. Великий лес приглашал нас войти в свои владения. Я замешкался, оглядываясь. Но разве был у меня на самом деле выбор?