новь молчим, жадно вслушиваемся друг в друга. Сердце колотится, а слух напряжен, чтобы уловить малейшее изменения на другом конце провода. Вот задерживает дыхание, кажется выдыхает воздух сквозь зубы. Я делаю вздох через открытый рот, Эмин кажется не дышит. Это напоминает мне игру влюбленных подростков, когда разговор не клеится, а положить трубку не хочется.
— Эмин! — слышу на заднем фоне женский голос. — Сколько можно тебя ждать?
— Иду! — в сторону он кому-то отвечает. — Мне пора, — это уже мне, и мерещится в голосе нотки сожаления.
— Да, слышу, мои пять минут уже на исходе. Спасибо, что позвонил и поздравил!
— Не хворай! И позвоню через пару дней. С Новым годом еще раз! — торопливо, как-то смазано прощается, я не позволяю себе обижаться, но обида рвется наружу, мне почему-то до скрежета хочется именно в эту минуту услышать от него что-то этакое, сказанное только для меня, не шаблонное.
— И тебя так же! — бодро подхватываю его прощание, сбрасываю вызов и перестаю улыбаться. Во время разговора мне казалось, что Эмин почувствует мое состояние, будет искать причину, а я еще не готова делиться со своими душевными тревогами.
Иду на кровать, ложусь на покрывало, не раздеваясь, натягиваю половину на себя. Лежу неподвижно, прислушиваясь к себе, к окружающему миру вокруг себя. Спать не хочется, думать тоже, но мысли все же заполняют мою голову.
Физически я почти пришла в себя, не так уж сильно Булат меня избил, синяки сошли с тела, губа почти заживает, к концу новогодних каникул внешне буду как обычно. А вот внутри… Я не могу пересилить свои страхи. Здесь в деревне первый день шугалась каждой тени за спиною, но постепенно успокоилась, зная, что никто меня и пальцем не тронет, но страх со мною уже жил, как постоянный спутник жизни. Решение, как избавиться от Булата, никак не приходило в голову, только одна нормальная мысль осенила меня недавно: попросить Гену меня отвозить-привозить домой и на работу, иногда по магазинам, выполняя функции и охранника, и водителя. Нанимать еще телохранителей не видела смысла, не такая я важная птица.
Еще поняла, что нужно с кем-то поговорить. Мне нужен просто один разговор в одностороннем формате, то есть монолог, советов и разбор полетов не требуется, я понимаю, что в случившимся моей вины нет.
К психологу не хотела, не представляла, как чужому человеку буду выворачивать свою душу, рассказывать о своем унижении. У меня прям барьер от самой мысли пойти к специалисту. Близких подруг вокруг не наблюдалось именно в Москве, которые поддержат, будут держать язык за зубами, и моя тайна останется между нами. Нет, таких людей у меня точно не было, там едва узнав, что со мною произошло, разнесут повсюду, еще и приукрасят. И данный слух может навредить репутации бизнеса, а этого я никак не могла себе позволить.
И кому бы я сейчас доверилась? Правильно, Алене, которой хочется верить и открыться, с которой хочется поделиться и самым радостным, и самым ужасным, что произошло в жизни. Оставалось только самой созреть на душераздирающий разговор, стараясь не приукрашивать и не скрывать правду.
Две недели пролетели, как один день, даже несмотря на то, что каждый день был похож на предыдущий. День сурка, даже фильм такой посмотрела. Кажется, я за эти каникулы пересмотрела все новогодние фильмы отечественного и зарубежного производства.
Жизнь в деревне имела свои прелести: тишина, я даже глохла первые дни от непонятной тишины вокруг, постоянно озиралась в удивлении. В столице такого нет, даже птиц не услышишь, а тут словно в сказке. Я стала долго и много гулять, жадно вдыхая свежий морозный воздух, от которого розовели щеки, перехватывало дыхание. Еще прелесть в этих каникулах в том, что здесь у меня проснулся зверский аппетит, я ела столько, сколько, наверное, в своей жизни не ела. Правда, потом меня клонило в сон, в чем себе не отказывала, но заставляла себя просыпаться по будильнику, иначе была бы мишкой в зимней спячке.
Иногда открывала электронную почту. Все срочные рабочие вопросы в праздники решали через Эмина, меня только ставили в копию письма, дабы я была в курсе, что происходит на работе. В социальные сети заходила без интереса, читала сообщения, а-ля подруги спрашивали, где я тусуюсь, в какой стране нахожусь и почему у меня с прошлого года нет ни одной новой фотографии на личных страничках. Ни одна не получила от меня ответа, было плевать, что обидятся, увидев, что прочитать-прочитала, а ответить поленилась. Или скажут в спину «сука», «выскочка», «стерва», пошлют на мою голову «ласковые» названия.
Листаю «Инстаграмм», лента заполнена новогодней тематикой. Вбиваю в поисковике тэг #семья. Хочется посмотреть милые, уютные фотографии семейной идиллии. Сразу же появляется калейдоскоп счастливых лиц, некоторые заставляют улыбаться, даже тихо посмеяться. Тут натыкаюсь на фото с выписки из роддома. Какой черт меня дернул зацепиться взглядом в разнообразии ленты именно за эту фотографию, не знаю, но нажимаю и перехожу на аккаунт. Он в открытом доступе у какой-то девушки из Чечни. Данное событие выставлено в карусели, смотрю каждую фотографию, только на последней палец замирает над экраном, читаю подпись и комментарии: «Забираем наследника Умаевых» с кучей радостных смайликов, а внизу все желают здоровья малышу, на незнакомом мне языке что-то радостное шлют автору поста, если верить рядом стоящим смайлам. Фото выставлено четыре дня назад.
Я смотрю прямо в глаза Эмину. Он стоит по центру, не улыбается, никаких эмоций в отличии от окружения, а толпа собралась внушительная. Чуть ниже я нахожу ролик, понимаю, что не стоит его смотреть, не рвать себя на части, но перебороть желание все увидеть своими глазами не могу.
Музыка без слов с восточным мотивом. Много машин, все улыбаются, профессиональный фотограф фотографирует, а видеоператор это фиксирует. Среди встречающих как старшее поколение, так и молодое, впечатление, что родился очень-очень важный человек для этих людей. Тут камера выхватывает подъезжающий джип. Сжимаю зубы, когда вижу, как из него выскочил Булат с широкой улыбкой, судя по его виду, совесть не мучает и обо мне совсем не думает. Из машины выходят еще трое: двое незнакомых мне мужчин и один, из-за которого я сейчас судорожно сглотнула. Эмин совсем не смотрит на камеру, не улыбается, сдержан на эмоции. Только когда к нему подходит какая-та женщина, на губах еле заметная улыбка. На фоне всеобщей радости его сдержанность, холодность очень сильно бросается в глаза. Медсестра выходит из выписной комнаты вместе с Аминой, все подходят к ним, а он на секунду замешкался, пока его кто-то не подталкивает.
Амина сияет. Даже мне через экран мобильника больно смотреть на счастливую девушку. Ее улыбка не искусственная, не вымученная, она реально счастлива, Эмин…Эмин никак не проявляет своего отношения к такому трепетному событию, как первая встреча отца и сына. Мельком взглянул на ребенка в своих руках, скупая мужская улыбка, терпеливо сносил всю суету вокруг них. Ролик заканчивается, когда все рассаживаются по машинам, и в небо выпустили много-много разноцветных шаров.
Со злостью швыряю телефон на подушку. Кусаю губы и невидящим взглядом смотрю в окно. Обнимаю себя за плечи и тру их ладонями, будто мне холодно. Не смею плакать, но ком стоит в горле, мешая дышать, глаза щиплют от слез, словно только что резала лук.
Звонит мобильник, вздрагиваю, очнувшись от своих мыслей. Вытягиваю шею и вижу, что звонит Эмин. Каждая буква его имени раскаленным железом впечатывается мне в сердце, навсегда, насовсем, хочу я этого или нет. Он во мне, он всегда будет со мною, в моих мыслях, в моем воображаемом будущем, где нет никаких рамок, причин и моралей, где только мы с ним вдвоем.
Звонок смолкает, через пять минут опять звонит. Вновь Эмин. С неохотой беру в руки телефон. Будет трудно сейчас с ним разговаривать, эмоции еще не улеглись, хочется высказаться, придраться, кинуть ему претензии, и все равно не имею права, мне больно от того, что тот кто мне почему-то нужен, запретен, не мой!
— Алло.
— Привет, — голос с хрипотцой, до боли в пальцах стискиваю несчастный мобильник, грозясь его раскрошить в своих руках. Держись, Стелла! Держись! Не сорвись только при нем.
— Привет.
— Как праздники?
— Обычно, — смотрю на ковровый узор на стене, смахиваю слезы. Когда, черт подери, я перестану плакать из-за этой семейки??? Почему от одного сердце заходится в волнении, а от другого трясется в страхе? Когда смогу спокойно выдохнуть и перестать чего-то ждать?! Бог посылает испытания по зубам, видимо у меня слишком крепкие зубы, раз Бог решил испытать меня по всем фронтам.
— Ты какая-то грустная, что-то случилось? — хочется заорать на него за эту лживую участливость, грубо сказать «тебе какое дело», ему ведь все равно, что моя жизнь похожа, как после 45 года, все разрушено, и нужно составлять план пятилетки, дабы что-то восстановить для нормальной жизни.
— Все нормально, устала просто. На улице снег, а у меня видимо давление, — откровенное вранье, давления нет, а вот слабость, тошнота, боли в груди- это то, что меня беспокоит уже несколько дней. Неприятные мысли, как тараканы, закрадываются во все щели, но Эмину об этом не стоит знать, мне самой нужно решать свои проблемы.
— Когда вернешься в Москву, займись своим здоровьем, что-то ты совсем по голосу раскисла!
— Спасибо за заботу, от тебя ее только и жду, — иронизирую, Эмин не отвечает, а меня это молчание раздражает, действует, как тряпка на быка во время корриды.
Слышу на заднем фоне плач ребенка. Вздрагиваю и цепенею, полностью обратившись вслух, пытаясь представить, что делает в эту минуту Эмин. Прикусываю до крови губу, чтобы не заверещать, нервы лопаются, как струны у гитары от чрезмерного натяжения.
— Сын? — спрашиваю дрожащим голосом, запуская руку в волосы и стискивая их на макушке, впиваясь ногтями в кожу головы.