— Конечно. Когда Булат меня изнасиловал, у меня была задержка, — воздух сразу же тяжелеет, Эмин перестаёт улыбаться.
— Ты сделала аборт?
— Нет. Ребёнка не было, у меня цикл сбился из-за стресса. Врач прописал таблетки.
— Прости, — виновато вздыхает, обнимает меня. — Это я виноват.
— Нет, просто так получилось. Булат взрослый человек, он должен сам был отвечать за свои поступки, — заглядываю Эмину в глаза, он не согласен со мною. Он привык нести ответственность за каждого, кого ему доверили, навязали. — Ты не виноват!
— Давай позавтракаем и поедем покатаемся, — обхватывает мою голову, целомудренно целует в лоб, уходит. О Булате мне трудно говорить до сих пор. Поэтому отгоняю ненужные мысли, не хочу портить свой день. Приведя себя в порядок, возвращаюсь в комнату. Эмин уже одет, чёрные джинсы и белая футболка-поло. Белый цвет явно что-то новенькое.
— Я забыл про подарок.
Какой подарок? Напрочь забыла о том, что некоторое время назад сгорала от любопытства, что было в кармане джинсов у Эмина. Самый главный подарок — он, его присутствие рядом со мною. Подходит ко мне, держит в руках браслет, берет мою руку и защелкивает его на запястье. Разглядываю.
— Спасибо!!! Какой красивый и изящный узор!
— Это не узор! Это- арабская вязь. Цитата из Корана.
— Что за цитата?! Ты мне скажешь перевод?
— Всему свое время, Стелла, — заправляет мне волосы за ухо, чмокает в щечку.
Хочется топнуть ножкой и потребовать ответ, но молчу. Потом скажет. И на сердце становится тепло от мысли, что заранее позаботился о подарке. Что-то подсказывает мне, что браслет куплен не в магазине, а сделан на заказ.
— Я буду ждать тебя внизу.
— Я быстро!
— Хорошо.
Никогда не думала, что мороженое может быть таким вкусным, таким притягальным. Особенно на любимых губах. Я дурела от Эмина. В хорошем смысле слова. Он, конечно, не превратился в озорного мальчишку, но не отказывал мне в поцелуях, обнимал, держал за руку. И все это было на людях, не украдкой, не тайком.
Мы поехали в парк. Бродили по аллеям, ели мороженое, молчали. Мне хотелось задать тысячу вопросов на все темы. Например, сильно ли отличается Москва от Грозного. Еще хотелось знать, что ждет нас в нашем будущем. В сердце теплится надежда, что не просто так Эмин перестал себя сдерживать, что что-то хорошее будет у нас.
— Эмин.
— М?
— Можно тебя кое о чем попросить? — смотрит на меня спокойным взглядом, слегка улыбается.
— Единорогов искать не буду, луну с неба доставать тоже не собираюсь.
— Нет, — смеюсь, обхватывая его руку, прижимаю голову к его плечу. — Я хочу, чтобы ты завтра со мною съездил на кладбище к родителям.
— Хорошо. Я поеду с тобою.
— Этот год выдался тяжелым, — вздыхаю, украдкой поглядываю на Эмина, он поджимает губы, смотрит в сторону.
Этот год для нас двоих стал очень тяжелым. Я потеряла родителей, он потерял дядю, тетю, брата. Но все же было в его жизни и радостное событие: родился сын. И эта мысль вызывает у меня кривую улыбку, а совесть нравоучительным тоном напоминает мне, что этот мужчина совсем не мой, что через пару дней он уедет, оставит меня. Я все же мазохист, любитель ковырять свои раны до крови.
— И все-таки в этом году у тебя случилась радость! — Эмин заинтересовано смотрит, ожидая окончание моего пафоса. — У тебя родился сын! — в глазах сразу же появляется холодность, а на губах равнодушная улыбка.
— Действительно, — прохладно реагирует на тему, ставя своим тоном меня в тупик. Прикусила язык, кажется Эмин не из тез мужчин, которые гордятся и радуются своим первенцем. Может он вообще не хочет детей? В его народе там распространены многодетные семьи, один ребенок — это позор для родителей, соседи, родственники будут подозревать, что у них с этим проблемы.
— Ты не любишь детей?
— Почему же? Дети — это продолжение рода.
— И все?
— А чего ты от меня ждешь? — тон становится резким, почти агрессивным. — Что я буду с умилением показывать тебе фотографии ребенка? — выдергивает руку, нервно проводит ею по волосам, делает глубокий вздох, выдыхает. — Извини.
— Проехали, — скрещиваю руки на груди, обиженно засопев.
— Стелл, — удерживает меня за локоть, вынуждая остановиться, разворачивает лицом к себе. Обхватывает ладонями мое лицо, приподнимает его, смотрит мне в глаза.
— Прости! — целует, но я плотно сжимаю губы, сильнее прижав руки к груди. Обнимает меня за плечи, уткнувшись лицо мне в макушку. Некоторое время мы стоим, не шевелимся. От тепла его тела я расслабляюсь, все еще обижена, но руки сами обнимают его за талию.
— Я все понимаю, Стелл…Мне тоже не легко все дается в этой жизни, даже право быть сейчас с тобою… — заглядывает мне в глаза, грустно улыбаясь. — Давай мы не будем портить тебе праздник! — целует кончик носа. — Может заедем в ресторан, пообедаем?
— Я тоже проголодалась! — выдавливаю из себя улыбку, хоть и скребут противные кошки на душе. И, правда, чего это я? Знаю же, что женат, знаю, что есть ребенок, зачем полезла в эти темы? Шла бы рядом с ним и наслаждалась тем, что дают! Но, как и все девушки, я хотела быть единственной.
— Шампанское пить будем вечером? — Эмин смотрит на меня поверх меню.
— Одна я пить не буду.
— Тогда вопрос решен, — захлопывает папку, диктует официанту наш заказ, я, подперев ладошкой голову, любуюсь им. Приняв заказ, официант удаляется
— Ты так смотришь на меня, будто готова съесть вместо обеда!
— Да! Я готова пообедать тобою! — двусмысленно улыбаюсь, Эмин оттягивает ворот футболки, берет стакан с водою. — А давай приготовим вдвоем ужин и проведем его на террасе?
— Повар из меня никакой, мне проще в дом принести деньги, чем попросить почистить картофель!
— Все настолько печально?
— В семье всем хозяйством заведуют женщины, в моем доме — это мать, а сестры, жена подчиняются ей.
— Феодальный строй!
— Матриархат, я бы сказал, но этот уклад не меняется веками.
— То есть у вас на Кавказе глава семьи — мать?
— Я разве так сказал?
— Матриархат.
— В переносном смысле, конечно, мать может командовать только на женской части, в остальном она, как и все остальные женщины, подчиняются мужчинам.
— Я знаю, что у Булата есть сестры, с кем они сейчас? Или одни живут, как я?
— Они живут в моем доме, и такой вольности, как у тебя, у нас недопустимо, Стелла. Как и работать во главе компании.
— Ты их тут же выдашь замуж, как только закончится траур?
— Иман попросила разрешения учиться дальше на медика, Сана — да, ждет, когда я приведу ей жениха, учиться она не хочет.
— Ты ж сам только, что сказал, что работать нельзя!
— Ты все переворачиваешь с ног на голову, — смеется, покачивая головой. — Можно, конечно, но я не вижу смысла работать моей жене, если есть я, это моя обязанность обеспечивать женщин моей семьи.
— А если б я была твоей женой, ты бы тоже запретил мне работать? — со смешком спрашиваю, а у самой сердце замирает от ответа. Эмин крутит пустой бокал.
— Да, Стелла, я бы и тебе запретил работать.
— И заставил бы меня рожать без конца детей?
— Обязательно.
— И все бы они были мусульманами?
— Естественно.
— А если мы бы развелись?
— Они бы остались со мною.
Все. Вопросов нет. Кажется, из этих коротких ответов стало понятно, что мы явно из разных планет и будущего у нас нет. Улыбаюсь Эмину, радуясь, что подошел официант с подносом. Какой-то нехороший осадок от этого разговора у меня на душе, хоть потом его накрыл восторг, от возникшей вновь мысли, что надо ловить момент сейчас, а грустить будем потом.
— Это самый лучший день рождения! — довольно бормочу, утыкаясь лицом в грудь Эмина, сидя с ногами рядом с ним на диванчике.
После прогулки по городу, которая прошла не только в парке, но на теплоходе. Эмин сам предложил прокатиться по реке-Москве, потом мы со смехом добирались до места, где оставили его машину, и все это сопровождалось объятиями, поцелуями, легкими разговорами. Я много его фотографировала на свой телефон, без остановки делала наши общие фотографии на память, знаю, что потом буду их пересматривать, улыбаться и плакать. После обеда в ресторане, я сознательно избегала затрагивать что-то серьезное, Эмин молчаливо меня поддержал.
Возвращаясь домой, обнаружили приготовленный Галиной Ивановной праздничный ужин. Не стали накрывать в столовой, хотелось на улице, ловить последние минуты этого теплого чудесного вечера.
— Тебе еще вина? — Эмин ставит бокал на рядом стоящий столик, одной рукой наливает себе немного вина, вторая рука обнимала меня за плечи. Заметила, что к алкоголю он совершенно равнодушен. Больше я налегала, хоть и пыталась ограничить, но аргумент, что это мой день действовал безотказно.
— Давай! — протягиваю ему свой бокал. Мне хорошо, я пьяна от вина, от счастья, от мыслей, что сейчас меня обнимает любимый.
Именно его присутствие радует больше всего, не букеты и подарки, которые до позднего вечера курьеры приносили от друзей, от сотрудников, партнеров. Дашка звонила, интересовалась, приду я к ним или нет, но услышав мой счастливый голос, все поняла без долгих объяснений, пообещав мне потом допрос с пристрастием. Звонила Алена, поздравляла, грозилась приехать ко мне на лето, я сказала, что не боюсь ее угроз и жду в любое время суток. Было приятно получить поздравления от ее родителей, теплые пожелание были искренними и звучали, как от родных людей.
Эмин наливает вина чуть-чуть мне, а остатки доливает себе в бокал. Улыбаюсь, посмеиваясь, беру свой бокал.
— Боишься, что пьяная буду приставать к тебе?
— А ты будешь приставать?
— Хочешь проверить?
— У нас свечки на торте не задуты. Потом можно и проверить.
— Хм, ты и торт, думаю это будет вкусно.
— Проверим? — Эмин встает с дивана, берет мою руку и тянет на себя. Я еле удерживаюсь на ногах, бокал опасно наклоняется. Он забирает его у меня из рук, ставит возле своего. Внезапно взвизгиваю, когда теряю твердость земли и мир переворачивается с ног на голову.