Нужно смыться быстрее, чем Марино, чтобы не видеть, как он будет заманивать в свои итальянские сети стюардессу.
Что я творю? Меня на свидание зовет известный гонщик, а я удираю. Хотя… Один уже звал, и чем все закончилось? Разбитым сердцем, раздавленным эго и потерей веры в мужчин. Особенно в пилотов «Формулы».
Алекс помогает достать мои вещи с верхней полки, при этом мило улыбается. А Алекс Эдер не улыбается просто так. Он вообще почти не улыбается.
– Я могу проводить тебя до дома, – говорит близко.
Фыркаю, отворачивая взгляд.
– Не то имел в виду.
Посмеиваемся одновременно.
Мне кажется, я вижу, как щеки австрийца покрываются стеснительным румянцем. Вот, человек хоть чего-то стесняется. Например того, что недвусмысленно выразился. А этот?
– Спасибо, Алекс. Но я сама.
Мы выходим из самолета, забираем багаж. Марино и след простыл. Одна мысль, что он застрял где-то со стюардессой, поджигает изнутри. Я настоящая канистра с бензином, которая опасно полыхает.
Будто бы ревную…
Эдер берет такси и едет в гостиницу. Я жду свое.
Нервно закусываю губу. Всю уже искусала.
– Я думал, он никогда отсюда не уедет! – Марино выходит из такси и нагло берет мои сумки, чтобы положить их в багажник довольно неплохого авто.
От его прямоты задыхаюсь настоящим итальянским воздухом, который должен к жизни возвращать разбитые сердца, а не наоборот.
– Что ты здесь делаешь, Марино? – хватаю ручку своего чемодана в бессмысленной попытке вытащить его из багажника.
Завязывается борьба. Мы пыхтим как два дурака.
– Тебя жду. В бар едем. Совсем меня не слушаешь!
Борьба заканчивается. Майк победил, и я слышу громкий хлопок – он закрыл багажник. Мои вещи в плену у гонщика и его водителя-таксиста.
Но, получается, он не поехал со стюардессой, а стоял и ждал меня. Жалобу все равно накатаю, отправлю, правда, анонимно.
– Va fa'n'culo! (Итал.: Иди в задницу!)
– Разрешаешь? – хрипло смеется на ушко. Рука на талию ложится, и Майк слегка подталкивает к двери. В одно мгновение открывает ее, и я плюхаюсь на сиденье.
Не успеваю реагировать на все его движения и слова. Гонщик слишком быстр.
– Так что ты там говорила про задницу? Повтори, – садится рядом и скалится. Дышит глубоко. Наша борьба все же забрала немного сил.
Его напор снова выбивает все пробки. Я теряю терпение и вместе с тем нахожусь в полном замешательстве. Как реагировать? Что делать?
Майк Марино сумасшедший!
А я не лучше, раз замолчала и пялюсь на автостраду Рома – Фьюмичино, по которой мы едем.
И, по всей видимости, мы едем в бар. Но спрашивать не буду.
– Тебе кто-нибудь говорил, что ты невыносим? – срываюсь. Удержать язвительность внутри оказалось непосильной задачей.
– Говорил, – самодовольно отвечает и вновь на меня смотрит. Взгляд опускается к моей шее и идет ниже. Как целует.
Наверное, то же самое и со стюардессой проделывал.
– Ты итальянский придурок!
– Уф! Как грубо, жемчужинка.
С водительского сиденья покашливание. Последние часы постоянно намекают, что находиться близко друг к другу нам нельзя. Мы как уксус и сода, «Кола» и «Ментос», газ и спичка.
– Упрямый гонщик.
– Тебе же нравилось?
Поворачиваю голову, натыкаясь на самодовольное лицо Майка. Он еще и с кубком. Приподнимает одну бровь, улыбается так, что все белоснежные зубы видны.
– Никогда. Не люблю навязчивых людей.
Сглатываю свое вранье. Майк ведь прав. Благодаря его упорству я и согласилась на свидание с неугомонным пилотом «Феррари». Потом на второе, третье…
Бар, куда нас привезли, в центре Рима. Здесь полно людей, но Майка это нисколько не трогает. Ему нравится его известность, он даже готов раздавать автографы. Достал уже свой любимый маркер, снова успев подмигнуть мне.
Так и происходит. Марино окружают, с ним фотографируются, выкрикивают его имя. На Гран-при происходит все то же.
Майк расписывается на груди одной девчонки и подмигивает ей так же, как и мне минуту назад.
Случайно наступаю ей на ногу, когда прохожу в сам бар, и нам отдают пару мест за барной стойкой.
С одной стороны, приятно, когда ты как бы вип. Приди сюда обычная Таня Жемчужина, не было бы такого приветствия, как для менеджера известного итальянского пилота Майка Марино.
– Я выпью с тобой сок и поеду к себе, – говорю, перебивая музыку.
Неприятные воспоминания холодят кожу.
– В ту маленькую коморку?
Помнит? Поджимаю губу, подавляю порыв ответить утвердительно. Больше Майка это не касается.
– Водку с соком? – спрашивает.
Тошнота подкатывает к горлу. При слове «водка» воспоминания возвращают в тот день, после которого все изменилось.
– Я не пью, – сухо отвечаю, быстро взглянув на Марино. Он смотрит на меня пристально и с другим выражением лица. Обвиняет будто бы…
– Ага… – странно отвечает и заказывает нам кофе.
Все делает по-своему.
Внимательно слежу, как Майк берет в свои руки белую салфетку и складывает из нее фигурку. Он при этом сконцентрирован и совсем не замечает ничего вокруг.
Вены на тыльной стороне выделяются, тонкие русые волоски на предплечьях совсем выгорели на солнце и кажутся почти белыми на загорелой коже.
– Что? – откладывает салфетку и смотрит, прищурившись. Вновь улыбается, но по-другому. Мягко.
Качаю головой. Сказать, что балдела от его рук на своем теле, и сейчас я все это некстати вспомнила?
Лучше выпить водки.
– Спасибо, что помогала мне, когда я был после аварии… – показывает свои руки.
Сердце заныло. Это были тяжелые недели.
– У Майка Марино снова этап перемирия?
Мы… Флиртуем? Час назад он проделывал похожее со стюардессой. Имени ее уже наверняка не помнит.
– Если скажешь, что там было про задницу.
Закатываю глаза, не в силах подавить рвущуюся улыбку.
– Меня заинтересовало твое предложение, Жемчужина, – сам улыбается. Да он смеется. И я… Смеюсь.
Взгляды скрепляются, мы не в силах порвать что-то прочное, что рождается, когда мы, не моргая, смотрим в глаза друг другу. В груди горит. Я скучала каждый день, даже когда ненавидела заносчивого придурка.
Связь разрывается, когда нам приносят кофе, а у Майка просят автограф. Марино радостно кивает и расписывается на плакате с болидом «Серебряных стрел».
– Ну что, танцевать пойдешь?
Вообще-то, я устала. Страшно устала и мечтаю оказаться в своей кровати и проспать дня два, может, и три.
– Пойду.
Спрыгиваю с барного стула, поправляю юбку. Все нормальные люди в полет надевают что-то удобное, штаны, например, а я нацепила юбку.
– Ты только больше никому таких соблазнительных предложений не делай, хорошо?
Ну что за человек, а?
С кофе точно что-то не то, раз я не кидаюсь на Майка с кулаками за подобные слова, а тихо посмеиваюсь.
– Отбивай потом тебя. А я драться не умею, – кричит вслед, но я прекрасно все слышу. Музыка играет громко, биты барабанные перепонки трескают, а я слышу…
Глава 21. Таня
Танцую я недолго и то и дело чувствую на себе взгляды Майка. Они рассыпаются по всему моему телу, как мурашки.
Очевидно, в воздухе распыляют что-то запрещенное, раз чувствую себя захмелевшей. Медленной, кошачьей походкой иду в сторону Марино. И да, как здорово, что я в юбке. Майк ведет взглядом от щиколоток до груди. На его лице полуулыбка. Он расслаблен, словно тоже пьян.
Может, и возбужден вовсе. Да, я ощущаю это каждой клеткой своего тела.
– Воды? – спрашивает, когда я занимаю место.
– Пожалуй.
– Или чего-то покрепче?
Усмехнувшись, качаю головой. Между нами и правда перемирие на грани флирта.
– А что? Напьешься, я тебя к себе увезу. У меня, кстати, новая кровать.
Пересчитываю бутылки на стенде в баре и прокручиваю в голове то, что сказал Майк. Так просто у него получилось. Впрочем, как и всегда. Встретил, сводил на свидания, поулыбался, влюбил… А потом бросил.
Выхватываю бутылку воды у бармена и присасываюсь к ней. Пластик запотевший. Хочется приложить к грудной клетке и успокоить колотящееся сердце и разыгравшееся воображение.
Секс с Марино это… По-итальянски охренительно.
– Новая кровать, – повторяю последние слова, – испробуешь ее с… – щелкаю пальцами.
Игра выходит на троечку. Меня выдают волнение и обида за дешевые намеки. Я постоянно увожу взгляд.
– Сильвия, – говорит Майк.
А когда взгляды встречаются поверх бутылки, которую я допиваю до дна, вся кровь бьет в голову и между ног. От выпитого кофе мучает сухость во рту.
– Да-да, с ней, – поджимаю губы. Майк прикусывает свои. Хочется услышать очередную шутку в стиле Майка Марино, но чую, ее не будет.
Свет софитов на мгновение падает на лицо итальянца. У меня возникает желание узнать, почему Майк со мной так поступил. Желание такой силы, что я открываю рот, делаю глоток воздуха.
Что, если мы сейчас расставим все точки?
– Я не был чутким? – перебивает своим вопросом, который как стена, а я летящий с размаху мячик. Встречаемся, и я отскакиваю на сотни метров назад.
– Сейчас уже нет смысла вспоминать.
Отворачиваюсь. Как назло, музыка еще сменилась. Теперь она медленная, почти романтичная.
И да, я хочу, чтобы сейчас Майк развернул меня к себе, посмотрел в глаза и просто признался, что совершил ошибку, что скучал… А потом поцеловал бы. Но я, конечно, сразу бы дала ему пощечину.
Последний наш с ним поцелуй вышел по-настоящему прощальным. Наши губы сталкивались, языки сплетались, дыхание – одно и сплошное, частое. Грудь жгло от нехватки кислорода, и я царапала плечи Майка.
– И ты не вспоминаешь? – слышу близко.
Марино резко хватается за края моего стула и разворачивает меня к себе. Наши носы почти соединяются. Майк продавливает своим телом, своей силой и желанием докопаться до правды, зачем-то. Будто ему есть до этого дело.
Приоткрываю рот. Марино все ближе.