– Именно. К чер-ту!
Почему он не обнимает меня? Не целует? Он же так близко. Вон руки стену за мной подпирают. Дышит и моей грудной клетки касается.
Привстаю на носочки и первой касаюсь его губ. От них тепло растекается по всей коже до покалывающих ощущений. Прилипаю намертво и растворяюсь, как шипучка. Перед глазами сверкает, как сотни фейерверков зажглись и не гаснут.
Майк тормозится, а потом отвечает. Нагло, эгоистично. Сминает мои губы и в рот врывается, проведя по нижней губе языком.
Руку опускает на бедро, закидывает себе на поясницу и толкается бедрами.
Целуемся глубоко, яростно. Трогаю его плечи, Майк нагло мнет мою ягодицу. Еще чуть-чуть, и он прорвет оборону, я издам стон, после которого нас уже никто и ничто не остановит. Даже общие претензии и обиды.
Я чувствую его кожей, каждая клеточка топится от наших безумств. Останавливаемся, смотрим в глаза и как не узнаем друг друга. Снова накидываемся, терзаем губы, ласкаемся.
Слишком близко, слишком тесно. До боли и щемящего тепла под сердцем.
Неужели можно так любить и ненавидеть одновременно? Лучше умереть.
– Спишь с ним? – спрашивает, оторвавшись.
У меня во рту наш общий вкус. Его язык лизал мой, а губы пылают от голода, с которым мы врезались друг в друга.
Какой, на хрен, Алекс?
– Тебе-то что? – отвечаю.
Напряженная челюсть выдает неконтролируемую злость. Майк сильно зол.
На губы мои смотрит диким взглядом. Помада вся стерлась.
Дыхание не восстанавливается, силы не возвращаются. Тону.
Марино отходит от меня, пожирая глазами и стирая мою помаду со своих губ ладонью. Будто ему стало противно и мерзко.
– И что? Нравится?
– Нравится!
В аду для меня приготовили отдельное место. Для меня и моего вранья.
Майк издает короткий смешок, затем еще один и еще. Такие холодные они, что свитер не спасает, и я мерзну.
– Удачно потрахаться, жемчужинка.
Достает из заднего кармана один презерватив, силой берет мою ладонь и раскрывает. Я не сопротивляюсь. В желе превратилась.
Он кладет целлофановый квадратик в мою ладонь и сжимает пальцы, чтобы тот не выпал. Острые уголки покалывают, но я сминаю презерватив, чтобы боль отрезвила меня. Что мы делаем?
– Безопасный секс – основа всего.
Возвращаюсь в зал спустя минуту, а Майка уже нет. Как и его девочек. Меня только терпеливо ждет Алекс Эдер, который смотрит хмуро и с жалостью.
Не выдерживаю и срываюсь на плач. Алекс обнимает и дает что-то вроде защиты ото всех. Утыкаюсь носом в его широкую грудь. От него приятно пахнет. Но почему Алекс не вызывает столько чувств, как тот придурок?
– Он обидел тебя?
Алекс все понял. Все-все. Стыдно. Но врать и притворяться я больше не могу.
– Нет! Да! – выкрикиваю. – Прости меня.
– Хочешь, я ему морду набью?
Шмыгаю некрасиво носом, уставившись на Алекса.
– А так можно? – глупо спрашиваю.
Эдер чуть наклоняется, бросая взгляд на губы, и тут же с улыбкой останавливается. Помада стерта, и я целовалась с Майком. Так себе ситуация. Мы оба это понимаем.
– Mamma mia, какие вы милые, – невесело комментирует. – Телефон забыл, а вы… Продолжайте. Больше не отвлекаю.
* Принадлежит компании Meta, признана экстремистской и запрещена на территории РФ.
Глава 25. Таня
Мы приземлились в Шанхае под шум дождя. Крупные, назойливые капли стучали по борту. Казалось, они так и шептали, чтобы мы и не смели выбираться наружу.
Гонка обещает быть зрелищной и опасной. Ноги слабеют от этого открытия, и картинки аварии Марино перед глазами мелькать начинают. Наверное, я никогда не забуду те жуткие две минуты. Все застыли в ожидании чего-то страшного и необратимого.
Но Майку Марино сейчас весело. Он вообще все последние встречи и Гран-при довольно улыбчивый. Это раздражает, зная, как именно закончилось наше общение в ресторане.
На многочисленных интервью гонщик отсыпал огромную кучу шуток, безбожно флиртовал с журналистами. Одну успел пригласить на ужин, манерно подмигнув той. Бедняжка аж покраснела, я закатила глаза, и мои глазные мышцы готовы были порваться от натяжения.
Итальянец, блин, гонщик «Формулы-1»…
Выскочка! Все нервы вытрепал.
Я съедала себя ревностью, как ненормальная, лишенная рассудка и здравого смысла. Это, оказывается, отнимает столько сил, что я кошмарно устала. Как бы на паузу нажать, перезагрузиться?
– Завтра у тебя интервью «China Sports Daily» в десять утра… – монотонно перечисляю план на этот уикенд.
Майк расслаблен. Мы присели в ресторане при отеле, но я уже хочу в номер.
Мой взгляд то и дело останавливается на гонщике. Он стал больше? Шире в плечах, сильнее? Это невозможно. Парни следят за своим весом пристальней, чем модели на подиуме. Это банальная иллюзия.
– Как у тебя дела? – с особой интонацией спрашивает. Наконец-то Майк обращает на меня свое внимание, поглаживая нахальным взглядом всю меня. Температура за нашим столиком меняется. Дождь и прохлада за стенами отеля не кажется мне проблемой. Проблема сейчас между нами, она в нас.
Я просматриваю меню и ни черта не вижу. Да и не хочу ничего заказывать.
– После интервью у тебя съемки разных роликов для соцсетей с другими пилотами, – монотонно продолжаю, – это займет часа два, не меньше.
Меня разрывает изнутри, но внешне я остаюсь на редкость спокойной.
– Меня просили не говорить, что вас ждет, но если тебе любопытно, я готова уточнить.
– Кажется, я спросил, как у тебя дела, – с неким наездом спрашивает. Чашка с эспрессо со звоном опускается на крошечное блюдце. Китайский фарфор еще никогда не встречал нелюбви к себе.
Поднимаем оба взгляды и встречаемся на полпути. Меня пронзает, как стрелой, его спесь, которая душит тонкой удавкой, сама бью Марино своим наигранным равнодушием.
Мы же и не общались после того, как Майк увидел нас с Алексом обнимающимися. Со стороны могло показаться, что Эдер собрался меня поцеловать, но это не так. Объяснять что-то было глупо. Или Майк думал, я буду оправдываться? Только не я. А сам Марино отвесил злобный кивок и ушел. Улетел.
На этом все. Даже морковь в холодильнике завяла на следующий день. Выкинуть рука не поднялась. Так и лежит, как напоминание, что все в нашей жизни проходит и увядает.
– Может, мне уволиться? – сжимая салфетку в руках под столом, спрашиваю.
– Может.
Его спокойствие бьет под дых без всякой жалости.
– К Эдеру пойдешь? Вы же с ним… – потирает два указательных пальца между собой.
Я краснею. Не от стыда, а от возмущения. Потом вспоминаю, что сама пустила его по неверному следу.
Но неужели он такой слепой, что не видит: между мной и Алексом ничего не было и не будет? Мы разные, мы настолько далеки друг от друга, что нам светит разве только искренние пожелания с Рождеством по почте.
Майк больше не улыбается. Он сверлит меня взглядом и будто бы… Ненавидит. Комната вращаться начинает, стены сужаться. Это самое ужасное чувство, которое можно испытывать рядом с человеком, который так много оставил внутри.
– Хорошо, – хлопаю ладонями по бедрам, поднимаясь с места. – Я увольняюсь. Не могу тебя видеть каждый день.
– Мне казалось, я ничего такой, – ухмыляется, но делает это с ядом. Впрыскивает его в каждый свой выдох, каждое слово и движение. – Девчонки тают. Одну тебя что-то не устраивает, Та-ня.
Из-за прерывистого дыхания начинает покалывать сердце. Мы все ждем дальнейших фраз от другого. Я молчу, вспоминая его губы на своих, Майк… Не знаю, что у него на уме, но явно ничего хорошего.
– Придурок.
Майк тоже встает с удобного дивана. Несколько пар глаз прикованы к нам. И хорошо, что отель закрывают для участников чемпионата и их команд. Иначе наутро были бы очень интересные заголовки.
– Ну давай, – раскрывает руки. Почти объятия. – Нам обещают дождевую гонку. В стену влететь на этот раз будет раз плюнуть. Жги, жемчужинка! Страх как хочется услышать новую порцию проклятий.
– Снова придурок! – выкрикиваю, смятую салфетку в него кидаю. Она, понятное дело, не долетает. Марино смеется озлобленно, а потом резко прекращает и становится серьезным. Замученным и уставшим. Как я.
– Проваливай. Или желай удачи Алексу. А меня, – запинается. Облизывает губы и пятерней волосы назад прочесывает, – а меня оставь в покое.
Я делаю вдох, который раздирает горло от сухости, и ногтями врезаюсь в свою же ладонь.
Так сложно открываться и говорить правду.
– Между мной и Алексом…
– Не интересует! – грубо отшивает и отворачивается спиной.
Скольжу взглядом по нашим свидетелям. Стыд-то какой. Они же все здесь знают и меня, и Эдера. Но до жгучего желания хочется, чтобы меня услышал и понял только один человек.
– Майк, – шепчу, зову.
Руку кладу на его плечо, чувствую огромную силу. Правда, Майка потряхивает. Настоящая лихорадка. Он разворачивается резко, как будто его кто-то укусил. Я вижу его лицо, которое все эти дни было просто маской веселого и открытого парня. Внутри него кровопролитная гражданская война.
– Уходи, жемчужинка. Уходи, прошу. Невыносимо видеть тебя. Ты же под кожу заползаешь без спроса, а я так больше не могу. Не вывожу.
!!!! Глава 26. Майк
Гран-при Китая. Шанхай. Гонка
Натягиваю комбинезон поверх белья, следом обувь. Беру с полки шлем с балаклавой и по дороге в боксы надеваю.
Нам объявили, что температура воздуха какие-то девятнадцать градусов. Это на пять меньше, чем мы ожидали. К тому же в Шанхае сегодня ветрено и обещают дождь. Ливень.
В любом случае тучи только начинают сгущаться, асфальт сухой – гонке быть.
Вижу Эдера. Кивает, приветствует. Меня отбрасывает волной гнева на километры. То, что чувствую, неописуемо. Я не могу ненавидеть Алекса за то, что он с Таней, но иначе не получается объяснить, почему хочется укатать его в асфальтную крошку.