– Ты всегда так волнуешься, когда Тимур садится в эту адскую машину? – шмыгая носом, быстро кошусь на Варю. Долго смотреть в глаза не хочу. И так по мне все видно – я по-прежнему влюблена в несносного эгоистичного гонщика, который заплатил за наш последний секс с ним.
– Волнуюсь, но все же привыкла, – Варя, тем не менее, меня разглядывает как через микроскоп, – у меня папа бывший гонщик, Сафин гоняет с шести лет. Тебе все это в новинку, да?
– Да я вообще далека от этой темы, – отмахиваюсь.
Варя, наконец, снимает наушники, я повторяю за ней. Рассматриваем друг дружку. Она модель. Красивая, стройная, девушка чемпиона. Настоящая WAGs (от автора: аббревиатура, используемая для обозначения жен и подруг известных спортсменов).
С такой заговорить-то привилегия. Ей не кинешь тысячу евро за секс, и она не пойдет покупать презервативы в ближайшую аптеку.
В каком-то смысле хочется стать, как она. Независимой, шикарной. Королевой.
Церемония награждения проходит вновь под дождем. Я становлюсь недалеко от пьедестала и вижу каждую крапинку пота на лице Марино.
Майк весь мокрый. Волосы взъерошены, влажные. На лице заломы от шлема, кое-где непроходящая краснота. Защита слишком тесно крепится к голове.
Я стою, и у меня больше нет возможности скрывать свои чувства. Улыбаюсь широко. Наслаждаюсь каждой секундой.
Марино счастливый, как никогда.
Наши взгляды пересекаются пару раз, и мир вокруг застывает и глохнет. Мгновение, за которое мое сердце совершает оборот вокруг оси, отрываясь от артерий.
По глазам его читаю, что мы испытываем нечто похожее. Так и хочется прокричать на весь Шанхай: «Ты чувствуешь? Я тоже. Я тоже это чувствую».
Под звуки гимна пробираюсь сквозь толпу и иду прямо в бокс нашей команды. Меня трясет от пережитых эмоций, мыслей, нерастраченного волнения. А еще от Майка.
Он такой там на этом подиуме… Классный!
В комнате отдыха Майка Марино тихо и царит беспорядок. Джинсы, ремень, недопитый кофе на полке, какая-то книга. Беру в руки футболку и подношу к носу. Закатив глаза, вдыхаю. Преступница.
Слабая, бесхребетная нарушительница.
– Ты?
Майк открывает дверь и теряется, когда видит меня около его кровати с футболкой в руках. Отбрасываю ее и убираю ладони за спину.
От Марино исходит холод. Он только что был в ванной со льдом. Охлаждался. Его волосы все еще влажные, и гонщик часто их трогает.
Ни сколько не стесняясь, Майк снимает с себя одежду. Его кожа покрывается мурашками, а грудная клетка то и дело раздувается и высоко поднимается. Мышцы выглядят напряженными и крепкими. Они как натянутые канаты и стальные прутья.
Бутылка, стоящая на столе, осушается в два глотка. Майк сминает ее и выбрасывает в урну одним броском. Я по-прежнему ему неинтересна.
– Между мной и Алексом ничего нет. И никогда не было, – спотыкаясь на каждом слове, говорю.
Марино хмыкает, демонстративно поворачиваясь ко мне спиной.
Не верит. Я бы тоже не поверила.
Подхожу на негнущихся ногах. Комната небольшая, но чтобы сделать злополучный метр, что нас разделял, я будто пересекла пустыню.
Кладу руку на плечо Майка. Он не дергается, не смахивает ее, лишь застывает и становится каменным, как глиняное изваяние.
До сих пор горячий, когда еще несколько минут назад в ледяной воде купался.
– Майк, – тихо зову.
Обернись, обними…
Реакция Марино убивает. Он молчит и не делает ни единого движения. Только дышит шумно, с помехами.
Я ведь первая пришла. За него болела, переживала. Думала, умру, пока он финиш не пересек. Живой, целый, здоровый. Кубок вон взял.
Убираю руку с плеча и медленно отхожу к двери.
Это был последний наш разговор. Возможно, и встреча. Я как часть сердца отгрызла и оставила здесь.
Хватаюсь за ручку двери, делаю вдох. Перед глазами мушки разлетались. В ушах громкие возгласы толпы, которые твердят имя Майка. Когда уже стихнут?
– Стой!
Воздух раскалывается. Я зажмуриваюсь.
Звуки шагов заставляют сердце участить свой ритм. Стать неукротимым и болючим.
Оборачиваюсь медленно. Каждая клетка в моем теле в ожидании чего-то. Поднимаю взгляд на Майка, который стоит близко. Он все еще без футболки, сверкает своим телом и светит нахмуренным лицом.
– Я пришла тебя с победой поздравить, – мямлю.
– Волновалась? За меня?
– Сильно.
Майк снимает резинку с моих волос, распуская волосы. Потом кладет ладонь на шею, а большим пальцем поглаживает линию скулы. В глаза мне смотрит, молчит.
Ну да, я не королева.
Взгляд опускается на мои губы, я рефлекторно их приоткрываю.
Наш последний поцелуй сбивал с ног, как мощная волна. Цунами. Сейчас все сильней. Мы одновременно обрушиваемся на губы друг друга. Пожираем. Языками яростно сталкиваемся.
Марино как пушинку подхватывает меня и прижимает к стене. Ноги закидываю ему на поясницу, икрами надавливаю на таз, вынуждая сильнее прижаться ко мне.
Мычим от яркости момента и в бездну ощущений проваливаемся.
Грудная клетка наполняется фейерверками, низ живота – розовой истомой. Жарит, жжет. Трусь как… Снова не как королева.
– Боже, – то и дело твержу.
Майк срывает с меня одежду одним движением. Снова ко мне льнет. Целует. Губы, шея, косточки ключицы, плечи.
Если бы он только знал, как я люблю, когда его губы касаются кожи плеч.
Пальцами в его взлохмаченные волосы зарываюсь и расчерчиваю ногтями, бороздки делаю под его шипение.
– Stronza (итал.: сука).
– Чертов придурок, – отвечаю на русском.
Целуемся, покусывая.
Руками грудь накрывает. Не ласкает. Сжимает с животной страстью, будто боль хочет причинить, наказать. Но вместо этого только сильнее разжигает огонь между нами, который ни одним огнетушителем не погасить.
Майк толкается бедрами, ахаю, опрокидывая голову. Приоткрываю рот, моих губ касается кончик его языка и очерчивает по контуру, чтобы потом проникнуть в рот, высасывая стон за стоном.
Как-то все быстро получается.
Трение, толчки, удары, укусы.
На мне одни кружевные трусы-шортики, Майк тоже не вполне одет. Ловким движением стягивает с меня их и удобно устраивается между моих ног.
Покрываюсь испариной, легкие выжжены из тела, и я дышу прерывисто, словив взгляд Марино. Его глаза полны отчаянного блеска и глубины, в котором скрыта жажда, ненависть и желание.
– Ti detesto, Mike Marino (итал.: я ненавижу тебя, Майк Марино).
– Bene, adesso ti sto proprio odiando, perla (итал.: это я тебя ненавижу, жемчужина).
Майк наполняет меня одним толчком. Резко, без промедления, до упора. Выдыхаю, вскрикиваю.
Смотрим в глаза, дышим. Я почти плачу. От какой-то боли и счастья.
Толкается, целует. Я зажимаю его ногами, не давая отстраниться от меня. Губами скользим по шее, царапаем, ведь кожа на губах иссохла и стала шершавой. Дыхание трогает разгоряченную кожу.
Вновь целуемся. Глубоко проталкиваясь языками, сплетаясь ими. Дышим друг другом.
Трахаемся.
Майк одной рукой закидывает мои руки и держит за запястья, другой – сжимает бедро и бьется в меня. Толчок, толчок, толчок. Серия коротких, злых, как в последний раз.
Вспоминаю, каким он был на подиуме, и всхлипываю. На несколько минут он только мой. Майк Марино – мой. Вырываю руки и царапаю его спину, зубами оттягиваю нижнюю губу. Марино шипит и возвращает их обратно, сильней сжимая запястья с грубым толчком внутри меня.
Тело пронзает горячая волна. Сжимаюсь и разжимаюсь. Нестерпимо жарко и остро. Мышцы расслабляются, снова деревенеют. Трение члена внутри меня болезненно приятно.
Майк совершает еще несколько движений во мне и останавливается, покрывая мой живот своей спермой. Смотрит на все это сверху вниз и дышит часто через рот.
Его тело уже не влажное, а мокрое, с волос капает. Губы поджаты, челюсть напряжена до заметных желваков. Чертовски красивый, и… Уже не мой.
Глава 28. Таня
Продолжаем смотреть друг на друга в слепом оцепенении. Дышу и боюсь, что со следующим вдохом мир расколется, и я умру.
Майк отходит первым. Поворачивается спиной и несколько раз прочесывает себя по волосам. Я терзаю многострадальную губу.
Потом Марино подхватывается и кидается к шкафчику за салфетками. Подает упаковку, и… Отворачивается.
Молчим.
– Все хорошо? – спрашивает быстро и хрипло. Тут же прочищает горло и бросает взгляд на мои ноги. На голые ступни, если быть точной.
Сквозняк чувствуется, кожа покрывается мурашками.
– Угу, – вытираю следы нашего секса с живота и мечусь в поисках урны. Спросить, куда выкинуть, не могу. Голос пропал.
– Неожиданно как-то, да? – со смешком спрашивает.
Плечи разминает, на меня поглядывает, но как-то сбито, словно по касательным стреляет.
Большей неловкости в моей жизни еще не было.
Сухим полотенцем Майк промакивает лице, шею. Потом быстро надевает брошенную футболку. Наизнанку.
Все у нас выходит несколько коряво.
– Типа с победой, что ль, меня? – кивает, спрашивает.
– Типа ты придурок.
Лицо стянуто надетой маской. Я притворяюсь, что все хорошо, но это далеко не так. Играю. Как и Майк, который на одном метре крутится и не знает, как себя вести и куда деть свои руки.
В носу пощипывает от подступающих слез. Возможно, он уже покраснел, и выгляжу я ужасно. Еще и голая.
Зачем я только пришла к нему? Нужно было уволиться и забыть все.
Глазами скольжу по комнате. Сгребаю рубашку. Надеваю. Расправляю брюки. Потом…
– Где мои трусы? – спрашиваю, зыркнув на Марино.
Он вроде и довольный, но будто бы закрытый. Между нами вырос забор, через который можно увидеть друг друга, но не коснуться, не протиснуться сквозь прутья и уж тем более не обнять.
– Вот, – протягивает их мне.
Все это время они были у него? Сжатые в руке?
Извращенец!
– Кружевные шортики? – спрашивает. Его голос мягкий, сливочный. Он продолжает ласкать между ног, и я с яростью выхватываю крошечную ткань.