Быстро их натягиваю, отвернувшись от Майка. Его наглый взгляд касается спины и кружит по голым ягодицам. Будто шлепает с удовольствием.
В ушах еще стоят наши стоны и мои ахи.
Тело запутано негой, и я не сразу попадаю в штанину. Почти падаю, когда Майк бросается мне помочь. Касание его руки на моем локте отрезвляет. Как током шибанули со всей силы и оставили задыхаться.
Когда я полностью одета, а на Майке лишь футболка с боксерами, решаюсь взглянуть на Марино. Силы откуда-то взялись. Наверное, потому что в одежде я не такая уязвимая и открытая.
А еще за дверью слышны голоса. Надеюсь, они не стали свидетелями нашего… Недоразумения?
– Таня? – окликает.
Первый раз по имени зовет. В его глазах то ли сожаление, то ли отчаяние.
Он же не будет кидать мне очередную тысячу евро? Если так, то в этот раз я засуну их ему в… И пересчитывать не буду.
Марино скользит затуманенным взглядом. Ухмыляется, но очень грустно. Глаза темнеют, а дыхание учащается. Сердце рвется обнять, признаться в чувствах, сказать что-то, что изменит все.
Но нитка на моих брюках занимает пальцы, а язык кажется засохшим рудиментом, от которого можно избавиться без последствий.
Не похоже, что Майк Марино собирается повторить свой смертельный номер. Может, деньги закончились?
Да и я стою. Жду.
– Ничего, – выдыхает. Расслабленным не выглядит. Скорее, выкованная статуя.
Выхожу, коротко кивнув, и тихо закрываю за собой дверь. Руки потряхивает до сих пор, а ноги передвигаются слабо. Готова рухнуть на ближайшую лавочку и уткнуться пусть в жесткую, но подушку.
Было хорошо. Очень хорошо. На вершине блаженства нет и сотой доли тех ощущений, что я испытывала, когда мы целовались, обнимались, трогали друг друга, дышали друг другом.
Внизу живота все это время приятно тлеют угли. Они согревают. А что будет, когда они потухнут? В первобытные времена огонь был важен. Он поддерживал жизнь племени, защищал от диких животных, дарил тепло. Вот сейчас чувствую, что я на грани. Еще минута, и наступит кромешная тьма и холод.
Это страшно. Страшно остаться одной.
Лечу обычным рейсом и дома оказываюсь глубокой ночью. По закону подлости мне достается место у прохода, а рядом – тучный вонючий англичанин. От еды отказываюсь. Меня мутит всю дорогу, в голове выстраиваю диалог за диалогами: что бы я еще сказала Марино, как бы ответила на его вопросы. Да и вообще линия моего поведения подвергается самой строгой критике.
Засыпаю с трудом. Мне снятся кошмары всю ночь, а открываю глаза, когда светит яркое солнце, жарящее прямо по моим векам.
Убираюсь на своих крошечных метрах, выхожу к лавке и покупаю овощей. Мысли крутятся вокруг Марино и его букета моркови. Он же здесь покупал? Продавец то и дело подмигивает и называет меня «bella perla».
Смущаюсь и заталкиваю торчащий баклажан поглубже в тряпичную сумку.
Мы в Сибири не улыбаемся так открыто и радушно. Это вызывает подозрение.
Вечером раздается звонок. Я подпрыгиваю с дивана и несусь к двери. Останавливаюсь на полпути, положа ладонь на сердце. Господи, как же оно колышется у меня в груди. Впору гвозди забивать.
Открываю и застываю в проеме. Пошевелиться боюсь, сделать вдох еще больше, не говоря уже о том, чтобы сказать смазанное «привет».
Марино опирается о косяк, чуть завалившись через порог. Как пьяный. И очень смешной. Волосы взъерошены, глаза… В них хмель и чего-то такое воздушное, отчего в солнечном сплетении шар раздувается. И улыбается Майк хитро.
– Тебе, – протягивает желтую розу, – сам выбирал.
– Ты в курсе, что желтый цвет к расставанию?
– Веришь в эту хрень?
Одна его нога уже на моей территории, другая сделает это вот-вот. А у меня оружия никакого нет против Майка Марино.
Веду плечами, забирая цветок. Опускаю нос в мягкие ароматные лепестки. Пахнет сладостью с кислинкой. Теперь у меня до конца жизни будут именно такие ассоциации с римским апрелем.
– Пройду? – поздно спрашивает.
– Ты уже здесь.
– Ой, правда?
Майк заключает меня в замок своих рук, и улыбка уплывает с его лица. Во взгляде решимость и тяжесть. Дышать забываю. Пульс чувствуется в подушечках пальцев, они даже вибрируют.
– Привет, жемчужинка.
Открываю рот, решаясь на рядовое приветствие, но не успеваю. Марино целовать начинает. Голодный гонщик!
Глава 29. Таня
– Ты какая-то неприветливая, – с чмоком отлипает от моих губ и смотрит с претензией, – я тебе розочку подарил.
В стену вдавливает, я пальцами чувствую ее шершавость.
– Спасибо, – опускаю взгляд, но все равно вижу его губы, которые то изгибаются в улыбке, то напрягаются и твердеют.
Майк не отходит от меня и продолжает наседать своей энергией.
Мир сужается до одной точки. Мы больше не говорим ни слова и просто тянемся друг к другу.
Привстаю на носочки, руками теснее обхватывая Майка за шею. Пальцами зарываюсь в русые волосы, чувствуя на них вечернюю прохладу Рима.
Одежда начинает гореть и доставлять дискомфорт. Кожа становится чувствительной к любым касаниям.
Надо прогнать непримиримого гонщика и вернуться в кровать. Но лихорадка настолько овладела телом, что я даю рукам Марино вольность, пока он изучает мои не самые модельные изгибы и шепчет что-то на итальянском.
Через каждую клетку проходит вибрация. А когда их тысячи, десятки тысяч или даже миллионы, я превращаюсь в одну большую мерцающую волну.
Майк подхватывает меня под бедра и несет в комнату на кровать. Хоть бы кроссовки снял!
Фанатично рассматривает мою грудь, которая пока еще в самом обычном спортивном топе. Сквозь ткань проглядывают соски, и он по очереди обводит их большим пальцем.
Часто моргаю, языком увлажняю губы. По венам растекаются ванильные реки, в животе огромный жужжащий обжигающей энергии, улей.
– Вообще-то, я на кофе зашел, – говорит.
Его шепот сотрясает стены.
Интимность момента стачивает неровности и острые углы. Даже память работает против меня же. Вспоминаю только самое хорошее, связанное с нами.
– Ну так пей, и… Уходи.
Я по-прежнему лежу под Майком, его напряженный пах упирается ровно между моих ног. Дыхания, как толстые канаты, сплетаются и душат.
– Прогоняешь? – наклоняется.
На губы его смотрю. Затем смотрю в глаза и снова опускаю взгляд на приоткрытые губы. Взгляд из-под опущенных ресниц будто ласкает мою грудь, ключицу и нежную кожу шеи.
Мои руки покоятся на плечах итальянца. Иногда сжимаю и разжимаю ладони, как массирую окаменевшие мышцы. И чувствую удары его сердца. Пульс колотится с бешеной скоростью.
Мозг вскипает от неперевариваемых мыслей. Они никак не связаны с тем, что творит тело.
– Конечно. И ты никак дорогу ко мне не забудешь. Перестань уже есть морковь.
Майк смеется. Его все это забавляет. А меня закручивает, как нитка на юлу.
Пальцы этого упертого пилота дотрагиваются до моих трусов. Как я только оказалась в них, не представляю. Фрагмент вырезан.
– Это механическая память. Знаешь, что это такое?
Голос застревает в горле. На вдохе молекулы его туалетной воды, запах кожи и стирального порошка, вбиваются в рецепторы. Глаза закатываются под веки.
Марино входит в меня, сильнее разведя ноги в стороны. Трусы… На полу.
– Когда тело делает то, что делало сотни раз. По инерции, не задумываясь и не анализируя.
Он погружается в меня все глубже и глубже. А с каждым толчком наши отчаянные поцелуи стали походить на беспощадные.
Тела трутся друг о друга, стесывая кожу. Нас трясет.
Икрами прижимаю к себе Марино. Каждая чувствительная точка начинает гореть от того, насколько мы слились в одно.
Мы ловим каждую реакцию. То улыбаемся, то злимся и кусаемся. Я, нисколько не щадя спину Майка, расчерчиваю ногтями бороздки на коже. Он стискивает зубы и стонет. Бьется в меня и застывает. Кидается на губы и всасывает каждую по очереди.
Теряюсь в ощущениях. Они то подбрасывают меня ввысь, то обжигают, как в каменной печи.
Накопленное напряжение, обида, боль, недовольство выстреливает острой пулей и пропадает из зоны видимости, растворяется.
Дышать трудно. Взгляд Майка с долей сумасшествия прорастает в меня.
– Сейчас тоже противно? – металлическим тоном спрашивает.
Его голос опускается на мою грудь горящей лавой. Мне дурно, глоток воздуха врезается в легкие, как мелкие гвозди на скорости.
– … Нет.
Из уголков глаз скатываются слезы. По одной. Они стекают и смешиваются с испариной на висках.
– Никогда не было, – договариваю, крушимая терзающими всхлипами. Не понимаю уже, они от наслаждения, страха, желания оправдаться или вовсе.... Чувств к Майку Марино.
– М-м-м, – болезненно впивается ладонями в шею и затылок, оттягивает волосы, – ты не жемчужинка, ты – сука, Таня.
Майк толкается быстро, резко, С ненавистью, отчаянием, даже едкой злобой.
Хочется смягчить его, приласкать, но вместо этого я выгибаюсь в груди, позволяя ему проникнуть в меня еще глубже. Майк целует шею, втягивает тонкую кожу, оставляя отметины.
Если сейчас вокруг будут взрываться бомбы, или земля растрескается на глубину ада, я буду умолять Майка не останавливаться. Пусть это всего лишь физиология, желание «укусить», а потом получить порцию искрометного удовольствия, я хочу, чтобы Майк Марино был здесь, со мной, рядом.
Оргазм сдавливает все вены и артерии в теле, пока энергия хлещет внутри, как гейзеры. Мне больно, приятно, горячо. Хрипло стонем в унисон.
Пресс Майка напрягается, грудная клетка покрыта потом и блестит. На последних толчках мое тело дрожит и бьется в редких судорогах. Он снова кончает мне на живот и затягивается длинным вдохом. Смотрит на капли на моей коже, пока я втягиваю живот, потом бросает взгляд на меня.
В ушах гул, во рту пустыня, горло исполосовано наждачкой.
– Уйдешь сейчас?… – подрываясь на собственном всхлипе, спрашиваю.