Когда мы приближаемся к финальной стадии гонки, зрители начинают отсчитывать круги. К этому времени усталость бьет по всем мышцам, гонщик сражается с машиной.
А мне нужна эта победа. Еще ни в одной гонке я так яростно не хотел взять кубок за первое место.
В прошлом году трасса бросила мне вызов, в этом – бросаю я.
Ну же, Майк!
Напряжение в глазах, в пальцах, которыми обхватываю руль. Мозги кипят, черепная коробка не справляется с давлением. Мне хочется кричать.
На предпоследнем круге я попытался обогнать Эдера, но не уверен, что мне это удалось. Я выбрал для обгона внешнюю траекторию, хотя было бы удобнее по внутренней.
Не знаю, чутье ли это, или удача, но я будто бы обхитрил Алекса, ведь он защищал как раз внутренний радиус, оставляя внешний свободным для обгона.
Отрываюсь и, кажется, лечу, пока не проезжаю клетчатый флаг.
Я первый, вашу мать! Я, Mamma mia, победил!
Я: Еху! Да! Да! Да!
Инженер: Поздравляю, Майк. Это было здорово. Замечательная гонка, и ты справился, мужик. Круто. Очень круто.
Сердце колотится и словно весит тонну. Кровь приливает к голове. Я весь горю, как и год назад, но ощущения несколько другие. Нет боли, нет страха. Только вселенское удовольствие.
Идя на подиум за наградой, стоя и слушая гимн, мне сложно поверить, что я перевернул ужасную страницу, пропахшую химическим запахом и сгоревшей машиной.
И газировка в стеклянной бутылке, которая льется на мою голову, в мои глаза, за шиворот не бесит. Самое классное чувство.
Таня стоит внизу. Зажимает рот ладошкой. Ее глаза сверкают, словно жемчужины на солнце, хотя это звучит банально и дешево, как комплимент от пятидесятилетнего шейха. Но мне плевать.
Машу ей, подмигиваю.
За грудиной жмет. Столько событий, и каждая минута важная. На всю жизнь, до конца.
Уже у нас в офисе, где мы празднуем дубль командой, подхожу к Алексу. Он, как обычно, загадочно улыбается, если это можно назвать улыбкой. По-моему, у него тик, но все привыкли.
– Спасибо, – скрещиваю руки и пытаюсь поймать уплывающий от меня взгляд Эдер.
– Ты о чем?
– Ты знаешь.
Может, Алекс дал мне себя его обойти? Поддался, если хотите. Сложно принять, что Алекс Эдер, железный, грубый и хабалистый тип на трассе вот так просто отдал позицию, пусть и своему напарнику.
Или все же повезло?
– Попробуй эти шарики. Очень вкусные, – он берет один и отправляет в рот. Жует с наслаждением, говорит с набитым ртом. И это тоже Алекс Эдер.
Прикрываю глаза и ругаюсь под нос. И у кого только понахватался?
– Да ты их все сожрал! – восклицаю.
– Давай закажем еще?
Таня
Любуюсь Майком издалека, пока он о чем-то разговаривает с Алексом. Они загадочные.
– Прости, – перебиваю девчонку-механика. Да, есть и такие в этом мужском спорте. И они ничем не хуже мужчин, может, и вовсе лучше.
Я планирую написать о них статью. “Невоспетые звезды «Формулы»”.
Иду к Марино кошачьей походкой. Алекс сразу удаляется и оставляет нас вдвоем с Майком.
Вроде и близкие друг другу, любим. Спорим, ругаемся, ссоримся. Один раз хлопнула дверью и ушла. Неугомонный гонщик снова догнал. Но я не стала ему рассказывать, что стояла за углом дома и ждала его. Теперь уж знаю, нет места на земле, где я могла бы спрятаться.
А сейчас слов не нахожу. Поздравить надо. Сказать что-то теплое, что горжусь, например. И это будет чистой правдой. Но ком в горле такого размера, что пугает.
– Как я тебе? – Майк срывает наше молчание первым. Галантно, как мужчина, но так по-мариновски.
– Неплохо, – зажимаю нижнюю губу зубами.
– Я тоже так думаю. А обгон? Как тебе обгон?
– Интересно. Даже дух захватило на секундочку.
– Только на секундочку?
– Угу, – накручиваю прядь на указательный палец. Мы флиртуем. Открыто, как подростки. А вчера ночью вели себя как плохие взрослые.
До отеля едем в густом молчании. Или в предвкушение чего-то. Глаза горят у обоих, сердце бьется в груди на немыслимых оборотах. Аж щеки горят и остыть не могут. От волнения расчесала кожу на предплечьях, а мурашки стали вечным спутником.
В нашем номере убрано. Пусто. Не как дома. А дом теперь это квартира Майка.
Иду в душ первой, потому что Марино мылся у себя в комнате отдыха. Избалованные эти гонщики.
Достаю заранее приготовленное белье. Я купила его без скидки за немыслимые деньги, просто заоблачные. Целая тысяча евро за комбинацию. Но не простую. На груди бант, который если развязать… Mamma mia, неужели я и правда это купила? Одноразовая вещь стоимостью в двухмесячную аренду моей старой квартирки.
Выхожу, переминаюсь с ноги на ногу. Это так непривычно для меня. Не моя эта роль – коварной соблазнительницы с четвертым размером груди.
– Ух ты! Это все для меня? – рассматривает сверху вниз и обратно к глазам возвращается.
– Нет, для шейхов, блин!
Как-то холодно в номере. В животе жар. Температура достигает пиковой отметки и все лопается и трещит. Дрожу поэтому.
– Где завалялась моя кандура? (Прим. автора: традиционный арабский мужской наряд). Дай мне минуту. Я только арабского не знаю. Бывают итальянские шейхи?
Вроде и смешно, но стукнуть хочется.
Это сюрприз, а он шутки свои отпускает!
Разворачиваюсь и собираюсь уже скрыться в ванной. Снова не учитываю, что скорость реакции гонщика не сравнится со скоростью обычного человека. С моей, как бы.
Майк хватает меня за руку и разворачивает к себе. Тут же к стене толкает. Горит весь, дышит часто.
– Не нравится? – спрашиваю еще обидчивым голосом.
Тысяча евро, блин!
– Нравится.
Через секунду Майк усаживает меня на себя, а сам уже на диване. Говорю же, быстрый, как стрела. Он жадно рассматривает скрытую под бантом грудь.
– Это как подарок, да? Надо развязать?
– Попробуй.
Майк тянет за ленточку, бант развязывается. Горячее дыхание касается кожи, я замираю.
– Ух! С Рождеством, Майки.
– Сейчас февраль!
– Это запоздалый подарок.
Он накрывает грудь руками, стискивает, рычит. Неужели так нравится? Даже смущаюсь.
Его подбородок с вечерней щетиной царапает. Это между щекоткой и раздражением. Замечаю красные бороздки.
Упускаю, когда сама льнуть к нему начинаю. Все вокруг накаляется, и воздух в том числе. Движения ускоряются и становятся отрывистыми и мажущими. Мы будто уходим на последний круг перед финишем.
Приподнимаюсь и медленно насаживаюсь на твердый член. Когда он успел приспустить штаны и боксеры?
Взгляды сцеплены, дышим в унисон. Губами касаемся то щек, то подбородка, кончика носа, самих губ, но все еще не целуемся.
Приподнимаю таз, опускаю. Плавно, без спешки, а кровь бежит по венам, как скоростной поезд. В ушах гудит, мышцы дрожат.
– Ты был самым лучшим сегодня, Майк Марино.
Расплывается в скромной улыбке. Иногда и эгоисты стесняются похвалы.
Пальцами прочесываю его пряди на затылке, ногтями провожу. Хочется всего сжать и никогда не отпускать.
Ноги устают. Майк чувствует это и осторожно опускает меня на диван. Он сверху, все еще внутри. Я ощущаю пульсацию и вспышки удовольствия. Он двигается без остановки, скользит. И все это происходит под пристальным взглядом друг друга.
Быстрее, резче, глубже.
Меняет угол проникновения, закинув мои ноги выше. Замирает. Целует, наконец. Языками толкаемся, боремся и сплетаемся. Все это как танец. Танго. Страстно, горячо, и каждая клеточка без конца вибрирует.
Из уголков глаз слезы стекают. Пощипывает. А Майк наклоняется и сцеловывает их. Нежно, аккуратно, будто и не слезы вовсе, а хрустальные капли.
Оргазм взрывает нас одновременно. Вдыхаю, а из горла хрипы вырываются. И стон, мычание. Все горит внутри, не дотронешься.
– С победой?…
Что я говорю?!
– Если каждая будет заканчиваться также, я готов побеждать каждый раз.
– Ты так чемпионом станешь, – смеюсь.
Мы все еще лежим, слипшись. Вес Майка давит на легкие, и кислород вот-вот закончится.
– А что? Может, и стану. Все будут звать меня чемпионом. Наклею номер «1» на болид. М? Что скажешь? Я чемпион?
– Какой же ты эгоист…
Поцелуй. Короткий, целомудренный.
– Но любишь ведь? – надломлено спрашивает. У меня сердце исполосовано его вопросом.
– Люблю.
– Смотри у меня, жемчужина. Чтобы любила Микеланджело Марино до конца своей жизни!
Закатываю глаза и толкаю Майка в грудь. Все же неисправимый эгоист.