Начала болеть поясница, увеличились лимфоузлы, стали выпадать волосы, ухудшилось зрение. Глаза всё время красные. Быстро устаю, но от терапии по-прежнему отказываюсь. Утром страшный кашель, ночью бессонница. Когда выхожу на улицу, шарахаюсь от людей. Мне кажется, у меня «ВИЧ» выжжено на лбу. Жизнь превратилась в ад. ВИЧ – это мой крест. Страх, боль и совесть. Очень часто я кричу от боли, плачу и… понимаю, что блудный муж ко мне никогда не вернётся. Даже если уйдёт от неё, то в мою дверь всё равно не постучит. Слишком высокую цену мы все заплатили за наш двадцатилетний брак.
Он никогда не придёт и не скажет, как раньше: «Танюша, родная, как же я тебя люблю. Давай возьмём дочку и махнём на недельку на море». Не попробует больше свои любимые пирожки с мясом, которые я постоянно ему пекла, а он всегда их нахваливал. Даже когда он сказал, что ушёл навсегда, я с утра до вечера ждала и пекла эти пирожки. Каждый день пекла. Они засыхали, я выкидывала и ставила тесто для новых. Мне казалось, он так по ним скучает, ведь его новая жёнушка явно готовить не умеет… За двадцать лет брака я впитала его вкусы, как губка, и мне казалось, я навсегда в его сердце. Даже сейчас, спустя столько времени, передо мной в рамке стоит фотография, где мы вместе. Смеёмся, обнимаем друг друга… Для меня это фото словно икона. Я молюсь на неё каждую ночь и целую.
Одна знакомая говорит, я люблю не мужа, а свою любовь к нему. Я уже сама во всём запуталась, но знаю точно, что не могу без него. Ведь он клялся быть со мной всю жизнь, но так и не выполнил своих обещаний. Он клялся моей матери в день нашей свадьбы. За время нашего расставания мне так и не встретился человек и не случилось события, которое привело бы меня в чувство. Странно… Как только муж от меня ушёл, его ценность в моих глазах сразу возросла. Я даже отмахиваюсь от того, что он мне много врал и человек совсем ненадёжный. Говорят, если бы хотел, он бы сам со мной был. Если Вадим не со мной, значит, он этого не хочет. Но я знаю, что этот человек – мой. Он не имел морального права венчаться с развратной девкой. Ревность сожгла во мне все человеческие качества.
Почему та, к которой он ушёл, так и не смогла понять, что уведённый мужчина – сомнительный трофей? Прошлое отпустить нет сил, живу в квартире, где всё сделано им и для нас. Нахожусь в подвешенном состоянии и ничего не могу поделать. Не могу смириться с тем, что он так подло поступил: предал, променял на другую женщину. Он просто не устоял перед соблазном, сделав выбор в её пользу. Мне очень хочется, чтобы он осознал, что натворил. Но мне тяжело жить с этой болью от предательства и подлости, которую он допустил по отношению к дорогим для него людям.
Ещё до ВИЧ я ходила делать приворот. Меня отговаривали, ведь приворот – это грех, подавление чужой свободы. Но для меня главное в такой ситуации – вернуть мужа. У меня уже зрела мысль, не любовница ли ему сделала приворот. Эта шалава на всё способна. Если так, она разбила два любящих сердца.
Я уже давно не звоню Вадику. Да и сказать ему больше нечего. Знаю, что они оба подсели на терапию и из-за ВИЧ между ними разверзлась огромная трещина вражды. Раньше, по вечерам, я всегда напивалась, включала «пьяный тариф» и звонила мужу. Несколько раз удаляла его номер из мобильного, но ведь из памяти не сотрёшь. Мне так хотелось, чтобы муж, как раньше, обнял меня за плечи и сказал: «Сейчас я держу в руках то, без чего не могу жить». Раньше он повторял мне это довольно часто.
Постоянно вспоминаю, какие мы были молодые, просыпались по утрам в одной постели на мятых простынях и ласкали друг друга. Потом я собирала его на работу. Столько поцелуев всегда было на прощание… Мы могли звонить друг другу каждый час под любым предлогом, только бы услышать родной голос. Прошло двадцать лет, и мой муж стёр из памяти правило: «Мы в ответе за тех, кого приручили». Стали ломаться судьбы. Дорогой человек перешагнул через тех, кого ещё недавно любил. Он даже не стал оглядываться, чтобы не огорчать себя моим горем. Ему никогда не услышать, как я его любила, как проклинала, как хотела дышать с ним одним воздухом под одним небом. Ему никогда не узнать, как я перешагивала через свою гордость и постоянно его прощала, наступала на своё самолюбие ради того, чтобы ему было хорошо, из-за его чудовищной неблагодарности. Ему никогда не понять, как сильно болело моё сердце, молясь об одном: чтобы этот человек был моим. Мне так хотелось, чтобы настал день и он начал кусать себе локти, проклиная то время, когда разбил моё сердце.
Ненавижу своего мужа за то, что он появился на свет. По мне, так пусть лучше сдохнет в сточной канаве, чем будет жить с дрянной потаскушкой. Он так и не смог оценить, что у него была потрясающая семья: жена и дочь. Он расколол наш мир. А ведь когда-то был совсем другим человеком: любящим, заботливым, добрым. А кем стал? Эгоистом и сволочью редкой породы. Он предал меня в самый трудный момент, когда мне так нужна была его поддержка. Решил, что проще найти девку без проблем. Ненавижу за то, что мне врал. За то, что ради блуда предал нашу семью. А я ведь отдала ему самые лучшие годы нашей жизни.
Чёрт, сегодня выпали ресницы… Без ресниц я стала… непривычной. Опять герпес… Постоянная лихорадка. Меня вечно колотит. Кутаюсь в плед, достаю бутылку коньяка и пью из горла. Провожу ладонью по глазам без ресниц… Странно, я то мёрзну, то жутко потею. Повышенная температура стала нормой. Уже не помню, когда не было жара. За время болезни я очень похудела. Прямо на глазах. Иногда мне даже больно дышать. Плачу. Жалею себя. Это чисто человеческое. Я понимаю, чувствую, знаю, что скоро умру. Я хочу побыстрее умереть. Надоело ждать смерти. Говорят, что у каждого смерть такая, как он провёл жизнь. У меня была хорошая, размеренная, спокойная жизнь. Значит, и смерть должна быть такой же. Только бы умереть так, чтобы не было очень больно. Я хочу умереть во сне. Когда я, наконец, уйду из этого мира?
Я очень редко сплю. Могу заснуть, только когда волью в себя столько коньяка, что уже ничего не соображаю. В такие минуты я не понимаю: то ли сплю, то ли теряю сознание. По ночам ко мне приходит покойный дедушка. Обнимает меня и говорит, чтобы не боялась, там он будет со мной. ТАМ НЕ СТРАШНО.
Я знаю, что мой бывший муж и его нынешняя жена попадут ТУДА гораздо позже. Все там будем, увидимся. Я хотела, чтобы он попал ТУДА раньше, чем она. У нас появилась бы возможность побыть вдвоём, кое-что обсудить, вспомнить…
Я стала похожа на овощ, растение, которое с каждым днём вянет и усыхает. Уже боюсь отражения в зеркале. Стараюсь не смотреть. Не осталось ни сил, ни веры, ни надежды. Чувствую, как теряю последние силы. Конец всё ближе и ближе. Я уже готова уйти…
Ни с кем не хочу видеться. Дочь отправила жить к бабушке, моей матери. Когда они мне звонят, мы вместе плачем по телефону. Попросила, чтобы, когда меня не станет, они не убирали с тумбочки фотографию, где мы вместе с мужем. Ведь это самое дорогое, что у меня осталось. Пусть стоит как памятник былой любви… Они обе молятся Богу и знают, что меня бесполезно уговаривать лечиться. ЭТО МОЁ РЕШЕНИЕ. Я запретила ко мне приходить. Не хочу, чтобы меня такой видели. Они звонят и плачут, чувствуют, что когда-то я не сниму трубку. Каждый день может стать последним…
Я люблю рассматривать наш семейный фотоальбом. Муж, дочка и я. Вот он встречает меня из родильного дома… Вот мы с родителями отмечаем на даче Викино пятилетие… Вот ведём её в первый класс… А вот её выпускной вечер в школе… Люблю гладить эти фотографии и вспоминать. У меня много воспоминаний, хороших, плохих. Я люблю перебирать в мыслях хорошее.
Начались проблемы с дыханием. Я стала хрипеть. Почему-то захотела мандарин, но сил нет дойти до магазина. Дочь просить не стану. Придёт, увидит меня, начнёт плакать в голос, потеряет сознание. Я очень страшная. Прибежит мать. Ещё схватит инфаркт. Нельзя. Мама должна жить долго. Нужна моей дочери. Обойдусь без мандарина. Просто представила, как надкусываю дольку. Какой-то забытый вкус. Я уже давно почти ничего не ем. Только алкоголь и изредка полуфабрикаты, которыми забит холодильник. Аппетит пропал уже давно. Организм не воспринимает пищу, а вот цитрусовую дольку я бы всё-таки съела. Чёрт с ней, с этой долькой…
Когда закрываю глаза и говорю: «Царствие мне небесное», то жду смерти. Старуха с косой где-то рядом, но почему-то не приходит…
Сбросив плед, я поставила недопитую бутылку коньяка на пол (я уже давно пью не закусывая), с трудом поднялась с кресла, распахнула окно, выглянула на улицу и закричала проходящим внизу людям:
– Умоляю вас всех – живите! Думайте, что вы делаете! Любите друг друга и не разрушайте то, что создано многолетним трудом! Когда-то в этой жизни у меня было всё! Если бы вы знали, как страшно быть одной! Только я и ВИЧ!!! Каждый день дышу как в последний раз! Пожалуйста, берегите свою любовь и не раньте своих близких!!!»
Глава 21Из дневника Катерины
«Я лежу на холодном кафеле ванной комнаты, свернувшись калачиком, и слушаю, как муж бубнит о том, что ВИЧ – это не приговор. Мол, наша любовь сильнее любых болезней. Но я не хочу ничего слышать… Слёзы застилают глаза. Он просит меня быть терпеливой и мужественной. На коленях просит прощения за то, что переспал с бывшей женой, а я думаю о том, как этот человек исковеркал мою жизнь и как сильно я его ненавижу. Говорят, всё возвращается бумерангом. Вот и ко мне вернулся мой бумеранг… Неужели это проклятие за то, что я встретила несвободного человека? Но ведь он так сильно притягивал меня. Мне было с ним так хорошо и легко… Я дала ему время разобраться в себе и никогда не пыталась удержать. Этот человек смог меня изменить. Я стала более счастливой и открытой. Несмотря на свой сильный характер, рядом с ним я была слабее. Это и придавало нашим отношениям гармоничность. Всех мужчин, которые были у меня до него, я давила силой своего характера. Считала, что быть слабой – непозволительная роскошь. Рядом с ним я почувствовала себя женщиной, ощутила, что у меня есть защитник. Мне всегда нравилось, что он испытывает ко мне чувства более страстные, чем я к нему. Мужчина должен любить женщину горячее. У нас всё складывалось настолько хорошо, что мне самой не верилось, что так бывает.