Законопроекты, которые разрабатывались в первой российской Думе, достались в наследство законодателям уже второго созыва Думы, хотя она была намного более левой и даже более «красной», чем Дума первая. Вот как говорил о первом и втором составе Думы политик Владимир Рыжков:
«Слишком большим упрощением было бы сказать, что Дума была консервативной, ретроградной. Она была пестрой. И чрезвычайно пестрой. Там было несколько реформаторских фракций. Были центристы, например “Женщины России” Екатерины Лаховой.
Были и левые центристы, например “Аграрная партия России” Лапшина – Харитонова.
И надо сказать, что у оппозиции, то есть совокупной оппозиции (коммунисты плюс ЛДПР плюс Аграрная партия), да, у них было большинство. Но оно было очень небольшое, буквально, может быть там, 5–7 голосов. То есть, на самом деле, это не была однородно оппозиционная Дума, как часто думают. Нет. Это был примерно равновесный парламент между сторонниками президента и левой оппозицией, это во-первых. А во-вторых, даже сами коммунисты – они вели себя достаточно оппортунистически по отношению к своим популистским лозунгам. В том смысле, что довольно часто они договаривались с президентом и довольно часто они договаривались с правительством Черномырдина, и принимали нужные решения.
…Поэтому вопреки сложившемуся стереотипу о том, что первая Дума и вторая Дума были коммунистическими и ничего не давали делать президенту, это не так. Если вы посмотрите факты, вы обнаружите, что подавляющее большинство законов, по которым сейчас живет Россия, были приняты первой и второй Думой. Словом, если в целом описывать, то отношения президентской власти Ельцина и первой Государственной думы – не были антагонистическими, они не были конфронтационными. Скорее, это было трудное сотрудничество».
Совсем в иных тонах, гораздо более жестко, описывают это «трудное сотрудничество» помощники Ельцина: «Отсутствие в Думе пропрезидентского (проправительственного) большинства заставляло исполнительную власть прибегать к нестандартным ходам для “продавливания” своих решений (все та же острая и болезненная шпилька в адрес Гайдара и его якобы «провалу» на выборах. – А. К., Б. М.). Фактически это сводилось в той или иной мере к подкупу в виде раздачи льгот, преференций и т. п. для коммерческих структур, стоявших за депутатскими фракциями (группами). Ясно, что чем дальше развивалась эта практика, тем дороже становились депутатские “услуги”. По признанию высших руководителей правительства, наиболее привередливы и алчны были представители аграрного лобби» («Эпоха Ельцина»).
Да, двухлетняя работа Гайдара в Думе первого созыва (она избиралась по новой Конституции всего на два года), конечно, отнюдь не была легкой и безоблачной. Популистскими фракциями готовились антиреформаторские законы, а чтобы их остановить, приходилось писать свои варианты законопроектов на те же темы. Каждый проект закона обсуждался на фракции или на президиуме фракции почти постатейно. Это был настоящий парламент с настоящей парламентской борьбой. В какой-то момент, чтобы включить в процесс принятия законов правительство, Гайдар придумал институт представителей правительства в парламенте, как он шутил, «комиссию по противодействию Думе». И что характерно, идея была принята, а в министерствах со временем появились посты статс-секретарей, отвечавших главных образом за связи с парламентом.
И все-таки, как бы это ни показалось странным, эти два года в Думе были для Егора наиболее ясными, спокойными и плодотворными. Да, в Думе сидели его идейные враги, еще недавно поносившие его на заседаниях съезда последними словами, добивавшиеся его отставки, – но сегодня он садился напротив них, доставал свои бумаги, и они спокойно и вместе склоняли головы над параграфами новых кодексов и законов, над статьями бюджета.
Теперь им не нужно было орать, кричать и поднимать уличные волнения, для того чтобы доказать свою правоту. Гражданская война была остановлена и осталась в прошлом. Теперь можно было просто работать.
У него появилось время, и он снова начал писать – Гайдар был абсолютно лишен этой возможности во время работы в правительстве. Это наполняло его дни новым, или, скорее, забытым старым смыслом.
Как когда-то журнал «Коммунист» и газета «Правда», теперь для Егора главным каналом донесения своих ключевых идей на злобу дня стали «Известия», основной источник информации для российского образованного класса, привыкшего читать эту газету годами, если не десятилетиями. Тираж «Известий» и общероссийское распространение газеты были очевидным преимуществом для Гайдара, которому необходимо было объясняться с массовой и в то же время высокообразованной аудиторией. И для этого в качестве трибуны он регулярно выбирал газету Игоря Голембиовского, ставшего главным редактором в 1991 году.
«Экономика избежала летального исхода, более чем возможного в 1991 г. – писал Егор в статье «Новый курс» 10 февраля 1994 года. – Но не удалось создать серьезный задел для решения главной задачи – структурной перестройки всей экономики, массированных инвестиций, обновления технической базы, роста производства, возникновения здорового среднего класса. Реформы не исчерпали себя, их просто прервали».
Если у правительства нет единой идеи, рассуждал Гайдар, ему трудно противостоять лоббистам. Идеология «пусть идет, как идет» на самом деле означает «пусть валится, как валится»: «Сиюминутное спасение производства путем бумажных инвестиций есть помощь конкретным руководителям отрасли ценой ограбления России». Гайдар не был бы Гайдаром, если бы не погрузил конъюнктурный анализ в широкий исторический контекст: он сравнил бег России к мировой цивилизации с задачей об Ахиллесе и черепахе, согласно которой Ахиллес никогда не сможет догнать черепаху: «Трагический, “рваный, квантованный” цикл русской истории, истории рывков и стагнации… Беда русских реформ была в том, что, столкнувшись с очередной необходимостью ответить на вызов времени, лидеры страны шли, казалось бы, единственно возможным путем: напрягали мускулы государства».
Гайдар видел в этом ключевую ошибку и одновременно корень проблем. И вспоминал «Медного всадника» Пушкина: «О мощный властелин судьбы! / Не так ли ты над самой бездной, / На высоте, уздой железной / Россию поднял на дыбы?»
«Опыт показал: за рывком неизбежны стагнация и (или) обвал. Страна не может долго стоять на дыбах». Получалось так, что империя – и Российская, и советская – в результате боролась не только с внешним миром, но и со своим обществом: «“Узда железная” быстро ржавела и становилась цепью, впившейся в живое мясо страны». «Все живые силы страны существовали, противостоя государству», «шла “холодная война” между обществом и государством».
Идея реформы 1991 года, обращал внимание Гайдар, была совершенно другая: «Поднять страну не за счет напряжения всей мускулатуры государства, а как раз наоборот – благодаря расслаблению государственной узды, свертыванию государственных структур. Отход государства должен освободить пространство для органического развития экономики… Тогда, в первые месяцы 1992 г., …это был “методологически новый” рывок в русской истории: не государство опять пришпорило народ, а государство отпустило вожжи, и действительно “невидимая рука рынка” потянула телегу из грязи».
Затем Гайдар снова обратился к текущему моменту: государство возвращается. «В государстве новейшие практики-государственники видят не Медного всадника, а огромную дойную корову». В результате, пишет он, «коррупция становится не побочным продуктом, а детерминантой (по меньшей мере одной из детерминант) политического процесса».
Почти во всех своих статьях и книгах Гайдар показывал ключевую дилемму, главную развилку истории. «Обильные государственные расходы, запретительно высокие, но все равно не поспевающие за ними налоги, дорогое коррумпированное государство, бремя содержания которого парализует инициативу общества, его способности к саморазвитию, или последовательный отказ от бюрократических излишеств, освобождение простора частной инициативы и предпринимательства, сокращение неэффективных государственных расходов и опирающееся на него снижение реального налогового бремени – вот суть выбора, перед которым сегодня оказалась Россия».
И далее: «Мы обязаны возобновить реформы даже не с того места, где они остановились сегодня, а с того, где они начали буксовать в середине 1992 г.».
Мы обязаны…
Но радовали его не только статьи в «Известиях». Наконец-то он начал писать новую книгу!
В августе – сентябре 1994-го Гайдар в целом закончил рукопись. Это одна из самых важных его работ – «Государство и эволюция». Интересно, что проблемы, описанные в книге, никуда не исчезли за четверть века, хотя сам автор в предисловии к ее изданию на английском языке в 2003 году писал, что надеялся на их разрешение в течение одного года или двух-трех лет. Но нет, обозначенные Егором болевые точки определяли развитие России в течение целых десятилетий, вплоть до острого усугубления проблем в нынешние времена.
В этом труде Гайдар обрисовал «пучки возможностей» в развитии страны. Как любой социальный практик, он надеялся на реализацию «положительного» сценария, но вышло наоборот. Егор рассчитывал на то, что книга будет содержать краткосрочный или среднесрочный анализ, а получилось исследование фундаментальной социально-политической динамики, взятие проб грунта неизбывной российской колеи из-под птицы-тройки…
Российская история имеет такое свойство, как эквифинальность. Что это такое? «Движение из любой точки, после любых пируэтов, завершается всё там же – у подножия трона, всё тем же – политико-экономической диктатурой “восточного” государства». Гайдар цитирует ближе к концу книги русского монархиста Василия Шульгина, который в 1920 году обозначил три направления регенерации типичного русского режима – хоть при царях, хоть при большевиках, хоть, добавим мы, при Владимире Путине: восстановление «военного могущества» России; восстановление границ державы до «ее естественных пределов»; подготовка пришествия «самодержца всероссийского».