Егор Гайдар — страница 103 из 127


Гайдар предупреждал, чем может закончиться удовлетворение аппетитов лоббистов.

11 октября 1994 года он говорил: «Я не исключаю, что те же политические силы, которые, по сути, подтолкнули правительство к очень опасным решениям, приведшим сегодня к развалу валютного рынка, как и следовало ожидать, первыми потребуют правительство к ответу по существу за то, что оно уступило их нажиму. Это в первую очередь две фракции, выигравшие битву за бюджет нынешнего года, – аграрии и коммунисты. Именно они в конце апреля добились от правительства 10 триллионов рублей, именно после этого темпы денежной массы выросли вдвое».

Гайдар заметил, что «мы готовы сформировать другое правительство», имея в виду не только «Выбор России», но и команду экономистов, которую он объединял. Однако смотрел на этот вопрос трезво: «Надо четко представлять, что это правительство – результат выборов 12 декабря 1993 года. При всех недостатках и огромных ошибках этого правительства я очень серьезно опасаюсь, что если “Выбор России” станет в позу и вместе с коммунистами и фракцией Жириновского поддержит предложения об отставке, то на следующий день мы будем иметь Совмин, который действительно может привести нас к национальной катастрофе».

Егор точно знал, что правительство может выйти из пике, если реализует те стабилизационные меры, которые готовились еще до кризиса. В числе разработчиков этих мер были министр экономики и вице-премьер Александр Шохин, и. о. министра финансов Сергей Дубинин, заместители министра финансов Андрей Вавилов и Сергей Алексашенко, Сергей Васильев, в то время занимавший должность замминистра экономики, Евгений Ясин и Яков Уринсон. В разработке всех этих мер участвовал и сам Гайдар.

С максимально жесткими предложениями команды либеральных экономистов к Черномырдину, находившемуся в то время в Сочи, полетели Анатолий Чубайс, Евгений Ясин и Яков Уринсон, к которому ЧВС очень хорошо относился. Этот пакет мер Чубайс описывал так: «Резкое ужесточение бюджетной политики при существенном сокращении объемов расходов аграрного сектора. Против – аграрное лобби. Сокращение расходов оборонного сектора. Против – оборонное лобби. Немедленные меры по повышению налогов. Все недовольны. Одновременно с этим удвоение фонда обязательных резервов банков, то есть удвоение налогообложения для банков страны. А что такое тогда были крупнейшие банки? Это, собственно, наши родные олигархи, тогда зарождавшиеся. Одновременно полный запрет на кредитование ЦБ экономики, то есть на печатание пустых денег».

«Всё, Толя, берись за экономику», – сказал Чубайсу напуганный событиями Черномырдин. В начале ноября 1994 года Анатолий Борисович был назначен первым вице-премьером, уравновесившим покровителя лоббистов Олега Сосковца, с которым ЧВС не хотел иметь дел и в котором видел прямого политического конкурента (что потом и подтвердилось). Министром финансов стал Владимир Пансков, внекомандный профессионал-технократ, а и. о. председателя ЦБ – Татьяна Парамонова, человек Геращенко, но чрезвычайно профессиональный и жесткий руководитель, способный к тому же к командной работе в условиях кризиса. Этому триумвирату предстояло практически воплощать то, что получило название «финансовая стабилизация» – третья составляющая гайдаровских реформ в том виде, как они были задуманы (после либерализации и приватизации).


21 ноября была создана Комиссия по экономической реформе, которую возглавил Чубайс, – штаб стабилизации, своего рода правительство реформаторов внутри «коалиционного» правительства Черномырдина.

Замами Чубайса в комиссии стали Сергей Васильев и Максим Бойко. От Минфина в комиссию вошли Сергей Игнатьев и Олег Вьюгин; Михаил Дмитриев работал над пакетом социальных реформ (реализовать их, да и то частично, удалось лишь годы спустя). Заседания комиссии чем-то напоминали семинары 1980-х, в том числе и по составу участников. В подготовку стабилизационной программы-1995 Чубайс впряг Гайдара на полную «проектную мощность».


…1994 год – хороший год в жизни Гайдара. Он пишет книгу. Он работает над важнейшими для страны законами. Он воспитывает их с Машей маленького сына Павлика. И своего первого сына, Петю, и сына Маши Ваню. Чаще видит родителей. Может съездить на рыбалку, в конце-то концов. Если посмотреть на его рабочий график, тут тоже всё по плану, без авралов. Выступления в Госдуме и работа в бюджетном комитете. Лекции за границей. Работа в институте. Создание партии. В театр теперь можно даже сходить!

Именно в том, не таком уж простом 1994 году у него возникло странное ощущение, что нормальная жизнь возвращается! Да, возвращается…

Конечно, те, кто жил в 90-е, прекрасно помнят, что она и не прекращалась никогда, но, увы, порой шла на фоне тяжелых, даже трагических событий. Но теперь вроде бы даже и фон изменился! Хорошие, солнечные, живые и прекрасные дни наступили.

Правда, одно событие в его частной жизни вызывает не столь однозначное настроение. Построен дом на Осенней улице (строго говоря, реконструировали уже стоявшую «коробку», заброшенный объект).

Его задумал Ельцин еще два года назад, когда стал президентом. Ему казалось, что со своей тогдашней командой он будет работать долго, очень долго. Закладывался по советским меркам – на целую эпоху вперед. Не оценил турбулентности разворачивающихся событий. Но Борису Николаевичу думалось: пусть «свои» живут рядом – мало ли что, опять какое-то безобразие случится, а все тут, собраться можно за минуту.

В его «секретарском» доме на улице 8 Марта в Свердловске, действительно, пару раз при чрезвычайных ситуациях проводились ночные совещания с секретарями обкома и другими заинтересованными лицами.

Опять же, дом охраняемый.

Вот так в этом добротном, кирпичном, совсем не шикарном, хотя и удобном доме на Осенней улице поселились порой совершенно несовместимые персонажи. Например Егор Гайдар и Александр Коржаков.

А ту старую, прекрасную квартиру на Мясницкой, где жили бабушка Лия с Самсоном Вольфовичем, Гайдар сдал Моссовету. Новая мебель, ремонт, переезд. Тоже нормальные, в общем даже неплохие, события.

Хотя квартиру в центре было жалко. Но Гайдар по-прежнему был щепетилен.

В этой квартире на Осенней улице до сих пор живет младшее поколение Гайдаров – сын Петр, его жена Юля, дети… В ней хранят память о Егоре; кабинет его до сих пор стоит таким, каким был при нем, – те же книги, те же вещи и бумаги на столе. Практически музей.

Дом на Осенней улице, в хорошем, благополучном московском районе, с чудесными холмами, скверами, приличной экологией оказался непростым; многие оттуда хотели уехать. Тяжело было встречаться с бывшими коллегами, иные из которых оказались вдруг чуть ли не врагами. А уехать было трудно.

Егор на Осенней прожил несколько лет, а затем окончательно переселился вместе с женой Машей в Дунино, где купил участок и начал строить дачу.


…Однако ощущение мира и покоя оказалось ложным. Фон, на котором проходила эта «нормальная жизнь» 1994 года, вскоре окрасился в черный цвет. Цвет катастрофы. Началась чеченская война.

Вот как сам Гайдар писал об этом:

«Ноябрь 1994 года. Провал штурма Грозного. Полное поражение оппозиции, поддержанной танками с российскими экипажами. Власти от них открещиваются. Самолеты без опознавательных знаков бомбят Грозный, президент ложится в больницу. Вскоре принимается решение начать военную операцию в Чечне.

До того, как решение это было объявлено, пытаюсь связаться с президентом. Впервые с 1991 года не могу дозвониться. Обычно в таких случаях он мне перезванивал сразу. Потом уже, задним числом, я понял, что Борис Николаевич, догадываясь, о чем я собираюсь с ним говорить, не хотел прямо отказывать. Я знаю, что и Руслан Аушев пытался предотвратить войну, убедить Ельцина сесть за стол переговоров с Дудаевым, самому разобраться во взаимных претензиях. Он был уверен, что такая личная встреча могла бы помочь избежать беды. Борис Николаевич назначил Аушеву аудиенцию, чтобы выслушать все его доводы на этот счет, но на следующее утро после данного обещания в средствах массовой информации появилось заявление о том, что президент России никогда не будет говорить с Джохаром Дудаевым.

Не дождавшись звонка от президента, звоню Черномырдину, говорю о том, что намеченное – страшная угроза для всего, что сделано. Необходимо не допустить войны. Вроде бы соглашается. Созваниваюсь с Олегом Попцовым, говорю, что решение вводить войска – трагическая ошибка. Он присылает телевизионщиков с камерой. Выступаю, делаю заявление, прошу российские власти остановить беду».

Но «остановить беду», конечно, ему не удалось. Уж очень непростой была эта беда, и очень долго она накапливалась.

11 декабря 1994 года Борис Ельцин подписал указ № 2169 «О мерах по обеспечению законности, правопорядка и общественной безопасности на территории Чеченской республики». Российские войска вошли в Чечню. До этого было еще несколько указов – 30 ноября, 2 декабря, 9 декабря. Они отражали нервозность и желание с помощью грозной риторики и «организационных мер» избежать начала войны.

Однако главное решение, определившее многие последующие события в политической истории России (и до сих пор определяющее), было все-таки принято.

Давайте попробуем разобраться: почему оно было принято. Кем принято и как.

Мы помним, что Чеченская республика была далеко не единственным регионом России, где мог вспыхнуть конфликт. Был Татарстан, например, который требовал совершенно особых экономических условий для того, чтобы заново войти в Российскую Федерацию, и совершенно особого разделения полномочий. Были очень опасные конфликты в Ингушетии и Северной Осетии, в Кабардино-Балкарии, Дагестане. Там все было на волосок от беды, любая искра могла зажечь пороховую бочку.

Были и другие региональные очаги напряжения – области то пытались ввести свою валюту в 1992–1993 годах, как Нижегородская или Свердловская (Уральская республика), то выбирали в губернаторы коммунистов и резко отказывались выполнять те или иные федеральные законы, регионы были охвачены шахтерскими забастовками (Кемеровская область) и, по сути, там власть принадлежала уже забастовочным комитетам.