Лучше узнать Гайдара Борису Ефимовичу помог эпизод с решением вопроса подъема Чебоксарского водохранилища. Вопрос этот продавливало промышленное лобби в правительстве, против чего выступало руководство Нижнего Новгорода, опасаясь затопления города и заболачивания Волги. Егор вел совещание быстро и жестко и, выслушав аргументы участников, коротко и категорично подвел его итоги: «Водохранилище поднимать не будем. Решение принято». (Это та самая история, когда Немцов безуспешно пытался «отблагодарить» Егора бутылкой арзамасской водки и еще некоторыми дарами региона, чем вызвал его страшный гнев.)
Дружба, взаимная тяга, приязнь между ними появились не сразу. Но появившись, уже не уходили никогда. Отношения не прерывались до конца жизни Гайдара.
А тогда, в 1996-м, Гайдар поехал к Немцову в Нижний Новгород – уговаривать его стать кандидатом от демократов. Немцов отказался. Возможно, не верил в свою победу. Не верил в то, что голоса демократических избирателей не будут раздроблены. Главное же, на что намекнул Гайдар в выступлении на политсовете ДВР 24 февраля 1996 года, «нет ни у кого сомнения в том, что Немцов, конечно же, согласился бы баллотироваться, если бы Явлинский поддержал его кандидатуру».
Тогда еще Гайдар считал кандидатуру Ельцина абсолютно непроходной.
После президентских выборов Гайдар признается: «Теперь могу сознаться: я не верил, что Черномырдин или Немцов сумеют всерьез конкурировать с Зюгановым. Должно быть, и они не верили… Я был в отчаянии!»
В отчаянии был не только Егор. Многие не понимали, каким образом Ельцин за считаные месяцы сможет поднять свой рейтинг, завоевать доверие. Соответственно, многие не понимали, что же будет со страной, если на выборах победит Зюганов. Второй вариант – отмена выборов – был ничем не лучше, а может быть, и хуже. Исторический разговор на политсовете партии состоялся в марте 1996 года. Чубайс убеждал, что выборы может выиграть только Ельцин. Сергей Адамович Ковалев говорил, что начавший войну в Чечне Ельцин не может быть кандидатом «Демократического выбора». Гайдар поддержал Чубайса, и его голос оказался решающим. Но было видно, как нелегко далось ему это решение…
Тяжелый момент переживал и сам Борис Николаевич: «С таким грузом моральной ответственности было очень нелегко идти на второй срок… Наина очень не хотела моего выдвижения. Да и меня самого постоянные стрессы совершенно измотали, выжали все соки… Может быть, впервые в жизни я вдруг ощутил себя в полной политической изоляции. Дело было даже не в трехпроцентном рейтинге… а в том, что перестал чувствовать поддержку тех, с кем начинал свою политическую карьеру, с кем шел на первые депутатские и потом на президентские выборы. Интеллигенция, политики-демократы, журналисты – мои союзники, моя неизменная опора – как будто отошли от меня. Одни из-за войны в Чечне, другие из-за неожиданных и громких отставок, третьи – неудовлетворенные общим ходом развития нашей страны.
…Но было у меня интуитивное чувство: эти люди готовы объединиться, они по-прежнему мои союзники, только нужно эту объединяющую всех идею найти!»
Этот драматический эпизод в отношениях с Ельциным сам Егор подробно описал в своей книге «Дни поражений и побед».
«…Кульминация кризиса власти Ельцина – события в Первомайском (описываемые события произошли в 10-х числах января 1996-го. – А. К., Б. М.).
Еще до начала событий я уехал на дачу, решил немного поработать, попросил секретаря без крайней необходимости не звонить. И всё же звонок с работы, испуганный голос моего секретаря Леночки: только что по телевизору передали, что террористы в Первомайском предложили освободить заложников, если их согласятся заменить собой Гайдар, Явлинский или Лебедь. Журналисты требуют комментариев. К этому времени мне ясно – отряд Радуева решено уничтожить, не считаясь ни с чем. Тем не менее, если есть хоть какая-то возможность ограничить число жертв, спасти мирных людей, этим надо воспользоваться. Захватываю с собой вещи, мчусь на работу. Пытаюсь дозвониться до Барсукова (директора ФСБ. – А. К., Б. М.) – не соединяют, прошу ему передать, что, на мой взгляд, предложение боевиков надо принимать вне зависимости от того, что они собираются делать дальше. Звоню руководству Генерального штаба, ключевым сотрудникам Администрации президента. По реакции чувствую – заложников уже похоронили.
По действиям властей нетрудно догадаться: дана задача уничтожить террористов, ни в грош не ставя жизни заложников, уже объявленных перебитыми. Провал штурма, уход дудаевцев вместе с заложниками. Своеобразная смесь жестокости и беспомощности. На последующей пресс-конференции генерал Барсуков, с присущим ему тактом, объявляет, что все чеченцы либо убийцы, либо разбойники или, в лучшем случае, воры. Президент перед телекамерами рассказывает о прекрасно спланированной операции с участием 38 снайперов, потом о созданном дудаевцами в Первомайском мощном укрепрайоне. Он выглядит полностью оторванным от реальности. Смотреть невыносимо, мучительно стыдно.
Выступил с предельно резким заявлением, осуждающим действия властей, сказал, что президент становится игрушкой в руках очень опасных людей, потом направил Борису Николаевичу письмо о своем выходе из состава Президентского совета.
Получаю письмо от президента.
“Е. Т. Гайдару.
Егор Тимурович!
Судьба свела нас в один из самых ответственных и опасных для страны моментов. В немалой степени благодаря вашему мужеству удалось начать настоящую экономическую реформу, политические преобразования. Что бы ни говорили сейчас, остаюсь верен этому курсу.
Знаю, что Вы активно заняты политикой не ради корысти. Очень надеюсь, что при решении исключительно сложных политических проблем нынешнего года Вы, как и прежде, во главу угла будете ставить не эмоции, а интересы России, что в самые критические моменты Вы проявите ясное стратегическое видение.
Благодарен Вам за длительную совместную работу. Желаю Вам всего доброго.
Б. Н. Ельцин”.
Отвечаю ему:
“Уважаемый Борис Николаевич!
Спасибо за Ваше письмо от 2 февраля. Как бы ни поворачивались потом события, я всегда помню о том мужестве, с которым Вы взяли на себя в 1991 году ответственность за начало жизненно необходимых для страны, но политически столь опасных реформ. Убежден, именно это позволило предотвратить реальную угрозу катастрофы зимой-весной 1992 года. Мы и в 1991 году понимали, что задача реформирования российского общества после 75 лет коммунистического режима очень тяжелая, но все же, наверное, не понимали, насколько она будет мучительна. Именно потому, что хорошо осознаю, какое бремя легло на Ваши плечи, всегда сохраняю глубочайшее уважение к тому, что Вы сделали для становления демократии и рыночной экономики в России. Именно поэтому так тяжело видеть, как люди, которым Вы сегодня доверяете, просто компрометируют Вас своими лживыми донесениями и беспомощными действиями, как это было, например, при разрешении кризиса с заложниками в Первомайском.
Разумеется, для меня главный приоритет во всем, что я делаю сегодня и буду делать в ближайшие месяцы, – не допустить прихода коммунистов к власти, нового кровавого эксперимента, способного перечеркнуть многое из того, за что мы боролись. Именно это, а не эмоции, будет определять мою позицию. К сожалению, много общаясь с людьми, с избирателями в разных регионах России, прекрасно понимаю, какой груз ответственности в глазах людей за сегодняшние непростые проблемы лежит на тех, кто взял на себя политическое мужество начать преобразования, а значит, в первую очередь, на нас с Вами. Именно поэтому сегодня выдвижение Вашей кандидатуры как центра противостояния коммунистам не кажется мне правильным решением.
Вне зависимости от наших текущих политических разногласий сохраняю к Вам глубокое личное уважение.
Е. Гайдар”».
Хорошая переписка, правда?
И хорошо, что Гайдар ее опубликовал.
Тут же он добавляет – «несколько раз заходил Явлинский, просил о поддержке». Но… «политсовет партии против».
Политсовет, вообще говоря, тоже можно понять. После того, как Явлинский их несколько месяцев назад попросту обманул, такой вопрос решить невозможно. Даже в острой ситуации 1996-го. Тупик. Полный, безнадежный тупик.
В самом начале февраля 1996 года в Давосе прошел очередной экономический форум, превратившийся в бенефис Геннадия Зюганова, представшего перед иностранными инвесторами доброжелательным социал-демократическим кандидатом. Но 5 февраля на «избирательном участке» в Давосе собрал пресс-конференцию Чубайс и сравнил высказывания лидера коммунистов (и наиболее вероятного на тот момент победителя президентских выборов) в Швейцарии с партийной программой КПРФ. Чубайс предупредил, что Западу, очарованному «выездной моделью» Зюганова, придется разделить ответственность за кровавую национализацию собственности, репрессии и сворачивание демократических институтов.
Наблюдавшие за этими сценами представители российского бизнеса признали правоту Чубайса. И именно в Давосе родился «пакт» в поддержку на выборах Бориса Ельцина.
Евгений Ясин вспоминал: «В Давосе вся российская делегация жила в одной гостинице. В баре сидели Березовский и Чубайс. Там у меня на глазах (я, правда, ничего не слышал – сидел на большом расстоянии) начался разговор о коалиции бизнеса и бюрократов за Ельцина. Вот они Чубайса свалили, а потом позвали делать эту работу».
В марте Ельцин принял крупных предпринимателей в Кремле. Разговор оказался неожиданно жестким – гости президента говорили о неэффективности штаба во главе с Сосковцом, которого Коржаков давно хотел сделать фактическим «регентом» при живом Ельцине. Как результат была создана так называемая аналитическая группа, которая и привела летом Ельцина к победе в президентских выборах. Группу по общему настоянию, с чем президент согласился, возглавил Анатолий Чубайс. Но прежде чем сформировать эту группу, пришлось пройти еще через одно испытание.
15 марта 1996-го Дума отменила решение Верховного Совета РСФСР от 12 декабря 1991 года о денонсации Договора об образовании СССР, по сути публично разорвала Беловежские соглашения: «Подтвердить, что Соглашение о создании Содружества Независимых Государств от 8 декабря 1991 года, подписанное Президентом РСФСР Б. Н. Ельциным и государственным секретарем РСФСР Г. Э. Бурбулисом и не утвержденное Съездом народных депутатов РСФСР – высшим органом государственной власти РСФСР, не имело и не имеет юридической силы в части, относящейся к прекращению существования Союза ССР». Это означало, что Советски