Чубайс, даже лишенный поста министра финансов, оставался значительной силой: пользуясь своей властью в ВЧК, он объявил об изъятии за долги перед бюджетом имущества двух нефтяных комбинатов, принадлежавших олигархам и входивших в империи ОНЭКСИМа и Сибнефти. Через неделю ЧВС отменил это решение, показав, на чьей стороне он играет.
По словам Гайдара, «всему миру показывают, что происходит в российской власти; демонстрируется, что никаких налогов богатые и сильные платить не будут, а платить будут только слабые и глупые».
По словам Сергея Васильева, хорошо знавшего ситуацию в правительстве изнутри, Черномырдин стал настаивать на увольнении Чубайса. Перед Ельциным за Чубайса не поленились заступиться главы Украины и Казахстана Леонид Кучма и Нурсултан Назарбаев. Чубайсу стало известно о походе Виктора Степановича к Борису Николаевичу с просьбой об отставке главного реформатора (по информации Сергея Васильева). Это было неприятно.
И тем не менее Черномырдину со своими замами оставалось работать недолго, ровно до того момента, когда 21 марта 1998-го и Виктора Степановича, и Анатолия Борисовича отправили в отставку «хором». Что означало одно: карьера Черномырдина как возможного преемника Ельцина, увы, закончена.
В этот момент и родилась идея совершенно нового реформаторского правительства (в котором по-прежнему оставался Немцов). Правительства под руководством Сергея Кириенко.
Не очень заметный, совершенно никому не известный «технократ» (на самом деле, бывший комсомольский работник) из Нижнего Новгорода, товарищ Немцова, которого тот привез со своей малой родины, Кириенко казался реформаторам удобным, но независимым от олигархов, молодым, дерзким и в то же время корректным человеком.
По-разному отнеслись к этому члены разгромленного правительства. Альфред Кох до сих пор считает почему-то Кириенко «креатурой Березовского». Чубайс уверен, что это была их с Гайдаром идея, их проект. Продолжить реформы несмотря ни на что. Добиться стабилизации, несмотря на атаку «олигархов». Довести до конца начатое с прежним составом «молодых реформаторов». Добиться наполняемости бюджета, собираемости налогов, финансовой прозрачности с аукционами, добиться реформы в социальной и энергетической сфере… Выполнить свой экономический план до последнего пункта. Пусть и руками уже нового правительства. Такой была идея.
Политика для них снова оставалась за кадром. В стороне.
И снова это дало неожиданный результат.
Как свидетельствовал Евгений Ясин, «в переговорах по составу нового правительства участвовали и Чубайс, и Кириенко, и Гайдар. Это была, насколько я понимаю, линия, нацеленная против большей части олигархов и одновременно против Черномырдина, который дружил с ними на предыдущем этапе».
Но был и еще один, главный мотив: в экономике – очень серьезные проблемы; возможно, Ельцин полагал, что «Степаныч», оставшись без своих замов, с надвигающимся кризисом не справится. Хотя, как заметил Евгений Ясин, «честно говоря, снимать тогда Черномырдина было бессмысленно. Кризис все равно бы разразился. И все равно бы снес кабинет министров».
Кириенко был утвержден Думой премьером 24 апреля 1998 года, причем только с третьего раза.
До начала августа 1998-го, считал Гайдар, сохранялась серьезная возможность того, что удастся добиться стабилизации. Но здесь следует посмотреть на ситуацию глазами инвестора: правительство вроде бы все пытается делать правильно, МВФ собирается выделить деньги, однако ни один закон, направленный на выравнивание ситуации, парламент не пропускает. Ну и как тогда правительство собирается реализовывать эти меры? Доверие падает, деньги в долг на рефинансирование ГКО не выдаются. «После этого, – говорил Гайдар, – начинается массовое изъятие валюты из резервов Центрального банка, ситуация выходит из-под контроля». Увы, пирамида ГКО в значительной степени финансировалась иностранными игроками.
Как заметил Сергей Васильев, «если бы в России к тому времени был плавающий курс рубля, то проблема могла быть решена простой девальвацией. Однако валютный коридор в это время уже стал политической священной коровой, и отказ от него мог иметь серьезные политические же последствия. Получилось так, что механизм валютного коридора, который позволил ускорить стабилизацию в 1995–1996 годах и привлечь значительные средства с мирового рынка, теперь стал политической ловушкой».
…12 мая 1998-го Гайдар прилетел из Японии с абсолютным ощущением того, что кризис, в том числе подталкиваемый проблемами на азиатских рынках, вот-вот войдет в пиковую фазу.
Уже на следующий день предчувствия Гайдара оправдались: рухнула индонезийская рупия, в Индонезии начались беспорядки. Егор считал, что в те дни кабинет министров медленно реагировал на происходящее, по его словам, «не видели масштаба угрозы, не понимая того, как быстро это все взорвется». Ждать долго не пришлось: 15 мая состоялся обвал и на российском рынке – резко подскочила доходность ГКО, курс акций полетел вниз.
Вообще говоря, Гайдар был одним из немногих, кто понимал всю серьезность ситуации. Правительство, конечно, не было расслабленно, однако не все его представители понимали, например, до какой степени на развитие событий может повлиять кризис в Азии, какую роль в помощи России могут сыграть западные чиновники. В апреле 1998-го представители аппарата Кириенко (то есть чиновники, прибывшие с ним из Нижнего Новгорода) отказали во встрече с премьером одному из самых влиятельных экономистов мира, замминистра финансов США Ларри Саммерсу, который мог решать ряд вопросов в пользу России в дискуссиях о предоставлении помощи со стороны МВФ. В результате вся американская команда сидела, по словам Сергея Васильева, «в совершенно офигевшем от такого приема состоянии». Аппаратчики решили, что замминистра финансов США – слишком мелкая сошка.
В течение преддефолтных месяцев Гайдар не участвовал в официальных встречах и переговорах с чиновниками МВФ – это было дело бюрократии. Но в ходе кризиса, как говорили участники процесса, Егор «не вылезал из кабинета Чубайса». Анатолия Борисовича те же самые олигархи, что вели против него войну, попросили вернуться в строй еще 16 июня 1998-го. Несмотря на то, что Чубайс уже работал главой РАО «ЕЭС России», его уговорили стать спецпредставителем президента на переговорах с МВФ и Всемирным банком. Скатывавшаяся в кризис экономика нуждалась в финансовой поддержке международных организаций, причем в предельно сжатые сроки.
24 июля МВФ все-таки выделил кредит в 11,2 миллиарда долларов, но пока, в силу неясности российских политических обстоятельств, то есть результатов разборок правительства с думским большинством, ограничил реальные выплаты первым траншем в 4,8 миллиарда. Работали почти круглосуточно. Сергей Васильев, который согласовывал позиции кабинета министров России и международных финансовых организаций, от напряжения загремел в середине июля в больницу под капельницу…
Дума, для которой ситуация складывалась как нельзя лучше – поражение правительства означало ее победу, – так и не утвердила программу стабилизационных мер, и рынок, не глядя, проглотил транш МВФ и продолжил падение. В субботу, 11 июля, из отпуска срочно возвращались Анатолий Чубайс и глава ЦБ Сергей Дубинин. Характерен состав экономистов, которые ожидали их для мозгового штурма: министр финансов Михаил Задорнов, зампред ЦБ Сергей Алексашенко, замминистра финансов Олег Вьюгин и Егор Гайдар.
…К этому времени сыпалось уже все. Правда, 14 августа в одной из поездок Ельцин, отвечая на вопрос журналиста, заявил, что девальвации не будет, – «твердо и четко» (кстати, сделать это заявление его убедил финансовый блок правительства).
В тот же вечер Чубайс и Гайдар, встретив прилетевшего в Россию директора второго европейского департамента МВФ Джона Одлинга-Смита, немедленно отправились с ним на беседу в Либерально-консервативный центр на Никитской, где «хозяином» был Аркадий Мурашев. К ужину не притронулись. Обсуждение возможных мер приводило все к тем же тупикам, которые обнаруживались в ходе теперь уже круглосуточных дискуссий в Белом доме, Минфине, ЦБ.
Мартин Гилман, тогдашний представитель МВФ в России, с некоторым изумлением потом размышлял: «Оглядываясь назад, поражаешься, что два человека, не занимавшие никаких официальных постов в правительстве, решали тогда в укромном ресторанном кабинете судьбу финансов России. Возможно, на эти переговоры послали именно их, чтобы избавить членов правительства от необходимости обсуждать вслух радикальные шаги, которые никто не хотел предпринимать. Возможно, члены правительства не захотели бы говорить на эти темы с той же открытостью и откровенностью, а потом брать на себя ответственность за сказанное…»
Здесь следует сделать оговорку – конечно, и Гайдар и Чубайс находились в плотнейшей связке с членами кабинета.
Дальнейшее мы знаем. Дефолт все-таки состоялся. Здесь сошлась сразу целая сумма обстоятельств: общий, мировой кризис и паническое поведение инвесторов в первую очередь. Фатальное невезение. Ошибки (они тоже были – Чубайс говорил в интервью, что, «получив огромный кредит МВФ и техническую договоренность о первом транше, я ушел в отпуск, расслабился буквально на несколько дней, может быть, в этом есть и моя вина»). Позиция Думы, заворачивавшей раз за разом все реформаторские пакеты мер, которые были в том числе условием предоставления западной помощи. Возможно, все-таки и опоздание с девальвацией.
Дальнейшие события Гайдар описывал так: «Было ощущение очень у многих, в том числе международных инвесторов, что да, прошли самое тяжелое, что да, сделали отвратительную вещь, но в общем дальше все будет стабилизироваться. И тогда на это все накладывается решение президента отправить правительство Кириенко в отставку… Плюс к финансовому кризису мы получаем кризис власти; правительство, которое разрабатывало эту программу, вернее, отвечало за нее, – в отставке, МВФ свободен от своих обязательств… Возникает совершенно другая политическая ситуация, потому что в условиях кризиса, отставки премьера и необходимости заигрывать с тем же думским большинством, которое все сделало для того, чтобы развалить финансовую ситуацию, этому же думскому большинству на блюдечке с голубой каемочкой и приносят власть».